Морган пообщалась с посетителями, узнала их истории, ответила на вопросы и сделала несколько кадров для своего блога. Она все ещё просила Адама ущипнуть ее, потому что не верила в такую красивую правду. Рассматривая картины, висящие на стенах, Аннабелль в тысячный раз убеждалась, что ее искусство никогда не родилось бы без боли.

И может быть, для этого с Адамом они и встретились.

— Обещай мне, что будешь счастлив, Адам, — прошептала Аннабелль.

— Не могу ничего сказать. Мне теперь тебя надо отпустить.

Они сидели на скамейке в заднем дворике галереи, поодаль от всех. Адам поглаживал волосы девушки. Луна

— Я сейчас такую вещь вспомнила. Когда-то преподаватель по французской литературе позвал к себе в кабинет, потому что у меня был нервный срыв. Я плакала и никак не могла успокоиться, Ингрид и девочки меня травили. Думала, отчислюсь и все, не закончу школу. Я спросила его – что со мной не так? Может, я плохой человек? Что поменять? Как себе найти? Закидала его вопросами.

— А он что?

— Он сказал, что каждый человек уникален, и попытка соответствовать ожиданиям других всегда будет делать меня несчастной. Сказал, что стоит научиться принимать себя такой, какая есть. И что мне не нужно подтверждение со стороны других. Я считала себя дурой, какой-то не такой, но проблема была не в этом..

Проблема была в том, как общество заставило меня думать, что я неправильная. Так старалась поменяться. И даже когда поменялась...стало только хуже.

— Почему ты сейчас это вспомнила?

— Потому что потребовалось восемь гребанных лет, чтобы понять...Не надо было ничего менять, не надо было ставить на себе крест, и уезжать нам тоже с тобой не надо было. Мы бы спокойно жили в Монреале. Я бы поступила в университет позже, но что выбрали? Убежать от всего.

— Ты жалеешь?

— Нет, просто размышляю, потому что мы вернулись в Монреаль, и эта выставка...Как ты все это провернул! — закурила Аннабелль, затянувшись.

— Я хотел услышать твое «прощаю». Все, ничего больше. А насчет нашего переезда...Ты бы вряд ли стала такой открытой и смелой, какая ты сейчас, если бы не попробовала самостоятельную жизнь. Ты сама-то поняла, зачем убежала?

— Да от себя, — сказала Морган, — пыталась убежать от себя.

— Получилось? — усмехнулся Адам.

Аннабелль покачала головой.

— Черт его знает. Прошлая Аннабелль бы вряд ли вынесла все это не с поехавшей крышей. Не наделала бы кучу бессмысленных татуировок. Не сожгла бы себе волосы блондом и вряд ли бы их отрезала. Не надела бы эти чокеры и корсеты. И уж точно, никуда бы не поехала с парнем, которого знала меньше года. Потому что вот такая я и есть. Взбалмошная и немного безбашенная, но про этом не глупая.

— Это ты со мной такой стала. Бабочка вылезла из кокона.

— Да уж, Адам, ты умеешь вытаскивать бабочек из всех мест, и из живота тоже, — рассмеялась Морган.

Адам притянул ее к себе за талию.

— Ты меня очень заводишь. Что будем делать?

— Я могу тебя поцеловать на прощание, Клэман. Если хочешь, конечно.

Так оно и случилось.

— У тебя не получилось нормальное свидание. Мы должны были пойти в кино или кафе, — рассмеялась Морган.

— Ну вот такой я...Ненормальный, — пожал плечами Клэман, — и так же ненормально тебя любил.

Она вернулась домой за полночь, когда город давным - давно спал. Ронан, сидящий на кухне, позвал ее к себе в объятия, нежно расцеловав. Он поставил перед ней ноутбук, показав на фотографии с выставки, несколько изданий назвали картины девушки «женской исповедью», и восхищались.

— Почему ты раньше не сказала, что у тебя планируется выставка? — спросил Ронан, усадив девушку к себе на колени.

— Если бы я только знала, — шепотом сказала она.

Действительно, она с трудом верила в то, что одна из тысяч сказок из ее головы воплотилась в быль. Аннабелль рассказала все Ронану.

И он ей ужасно гордился.

Сколько лет понадобится человеку, чтобы понять себя, чтобы найти то, что любишь больше всего, потерять и восстановиться? Сколько лет потребуется, чтобы понять, что все дороги, по которым бежишь от себя - это лишь круговорот, который вернет на место? Многие из нас стремятся найти то, что любят больше всего. Это может занять годы, даже десятилетия. Мы теряем и восстанавливаемся, будто танцуя на грани между утратой и обретением.

Аннабелль окончательно рассталась с Адамом, но не вычеркнула из своей жизни полностью. Клэман уехал в Европу, пытался открыть собственное дело и воспитывать дочь. Как складывался личный фронт, Морган подозревала – Ингрид недавно выложила фотографию с широкой мужской спиной в кадре. Шестое чувство подсказывало Аннабелль, что они потихоньку сходились. Иногда она переписывалась с ним, и все устраивало. Постепенно Белль стала чувствовать, как угасает та серьёзная привязанность, как будто обрезали нить, которой они были связаны.

Хрупкие лучи солнца согревали майскую землю. Легкий ветерок играл с океанскими волнами, заставляя их вздрогнуть. Пышные кусты сирени начали опадать, украшая тёплую землю. В воздухе пахло жизнью, цветами и любовью. Любовь пахнет. Пахнет так, как пахло бы солнце, имей оно стойкий аромат. Аннабелль и Ронан сидели на берегу океана, прижавшись друг другу.

— Наконец-то, нам разрешили строительство галереи, — сказала Аннабелль, увлечённо читая письмо на электронной почте, — думала, на это столетие уйдет.

Ронан прижал девушку к себе.

— У тебя слишком влиятельные друзья, — подмигнул ей Ронан, — так что, пора думать как назовешь выставочные залы?

— Да уж, друзья у меня что надо. Один зал точно – «Валери», в честь бабушки. Без ее наследства ничего бы не было совсем, а тут, представляешь, у меня целая галерея. Еще и твое спонсорство, конечно, но бабушка...— прошептала Морган, смахивая слезы.

— Она у тебя была лучше всех, — кивнул Ронан, — мировая женщина.

Аннабелль пообещала родителям, что вложит доставшиеся ей деньги в дело. Пораскинув мозгами, они с Ронаном решили открыть частные выставочные залы, в которых будут презентовать картины молодые, подающие надежды художники. Пара обосновалась в Монреале, даже не думая о переезде в другой город. И Морган, и Воттерс-Кляйн до чертиков устали искать, остановились и нашли.

— Мне не хватает ее. Хорошо, что ты всегда рядом. Не представляю, как бы справлялась без тебя.

— О, справлялась раньше! Ты гораздо сильнее, чем думаешь, Белль. И еще верила в дружбу между мужчиной и женщиной, — лукаво произнёс Ронан, прижимая к себе девушку.

— Я уже ни во что не верю, —рассмеялась она, заключая руки возлюбленного в свои, — особенно в такие глупости.

— Дружбы между мужчиной и женщиной не существует, это закон.

— Я знаю. Поняла этого, когда ты выпроводил меня из машины девять лет назад, в аэропорту. Так, часто думала об этом. Поверить не могла, что такой, как ты, посмотрит на такую, как я. Смотрела на тебя и челюсть с пола подобрать не могла.

— Белль, я в тот вечер напился с горя, — засмущался мужчина, опустив голову, — мне так не хотелось тебя отпускать.

— Нет, я должна была, — прошептала брюнетка, поглаживая его пальцы, — как-то сказала, что этот переезд испортил всю жизнь. Беру слова обратно.

— Не испортил?

— Нет, конечно. Я бы не узнала, каково этого, когда тебя любят. Потому что с Адамом...Потому что с ним была не любовь. Привязанность, зависимость, аддикция – все, блин, что угодно, только не любовь. Его не исправить ни чем, да я и не собиралась больше. Достаточно.

— Большая победа в том, что ты поняла. Я переживал – осознаешь ли ты когда-нибудь весь масштаб катастрофы или нет.

Аннабелль усмехнулась, пиная песок.

— В катастрофах я большой знаток. Кстати, что там Уильям? Вчера пришло приглашение на свадьбу, я не успела ему позвонить.

Ронан улыбнулся, потерев переносицу.

— Мы пытаемся помириться, он сказал мне, что бросает журналистику и уезжает жить на Бали после свадьбы.