Но это чуть позже, когда доберусь до ячейки. На улице сосредоточиться гораздо сложнее.

Доступ к городской базе получить просто — хвала муниципалитету и его политике прозрачности. C доступом к медицинским данным сложнее. Но, если знать, у кого спрашивать, это тоже не будет проблемой. Проблемой будет отыскать среди всех альбиносов сити сегодняшнего, так сказать, заказчика.

Кто он? Серьёзный воротила-букмекер? Поехавший богач? Просто псих? Поехавший богатый псих-букмекер? Зачем ему платить мне за то, что я и так намерен сделать? Так много вопросов и совсем нет ответов. Спустя два часа непрерывного свайпа анкет, сменяющие друг друга лица сливаются в одно аморфное, принадлежащее всем сразу.

Никогда бы не подумал, что в сити может быть столько альбиносов. Никогда бы не подумал, что альбиносы могут быть разными. Запускаю выборку заново, отметая тех, чей альбинизм распространяется только на глаза. Всё равно много. Эдак я не вылезу из-под доски до самого турнира, после которого меня пообещали убить, если я его не выиграю.

Стимы. С ними дело пойдет получше.

Можно нырять в паутину и без стимов, но подстегнутое ими сознание обостряет внимание, реакцию, выносливость. Да и мозг забывает о том, что виртуальность — виртуальна, принимая её как логичную часть мира.

Глотаю капсулы, не запивая водой, надеваю перчатку и ухожу в трехмерную сеть. Всё-таки границы десктопа — это границы десктопа, а виртуалье — это виртуалье. Главное, чтобы мозг в очередной раз не выкинул какой-нибудь финт и не исказил пространство или объекты.

Я осознаю, где нахожусь, помню, как сюда попал, но иногда мозг принимает виртуалье за сон и начинает добавлять детали, раскрашивая окружающую обстановку. И как во сне, абсурдность которого понимаешь только после пробуждения, ты осознаешь, что было не так в твоём восприятии сети, только отключившись от неё.

Каталог интерпретируется мозгом как картинная галерея. Портреты, портреты, портреты. И под каждым табличка с именем, которую можно развернуть для получения подробностей. Подсознание делает то, до чего не додумался я: делит галерею на залы по возрасту и полу. Это однозначно сэкономит мне время.

Игант Мур — один из популярных геймеров сити. По его стилю игры пишут гайды. Его любят и презирают, считая одновременно гением и читером, потому что большинству просто недоступны такие решения, которые принимает он. Поэтому найти его проще, чем остальных. А главный довод за то, чтобы начать с Иганта — он живёт через два человейника от меня. В этом весь сити: никогда не знаешь, удивит, напугает, порадует, огорчит или выжмет из тебя последние соки и выбросит на помойку.

Стучусь в его визитницу со стандартным приветствием и почти мгновенно получаю одобрение, ответные данные и сообщение в личный канал:

Igant: А вот и пазл сложился. Альбинос?

Без приветствия, без вопросов, кто я такая и что мне надо. Видимо, белобрысый озадачил своими запросами не одну меня. Отвечаю:

R usty: Альбинос.

Igant: Увидеться?

R usty: 300N.

Igant: Это рядом.

Как будто я не знаю.

R usty: Потому и выбрала. Десять минут?

Не удивляется. Подтверждает:

Igant: Да. Десять минут.

R usty: Ок.

Сворачиваю доску, не отключая системного узла, прихватываю сигареты, выхожу из ячейки, слыша, как за спиной с тихим шелестом скользит дверь, вставая в пазы, и щёлкают фиксаторы.

Внутри шумно. В баре «Тристан» всегда шумно. Споры, пьяные игры, просмотр игровых турниров, проведение своих. Игант коротко машет мне рукой из-за дальнего столика, наполовину огороженного ширмой. Подхожу, сажусь, спрашиваю:

— Как понял, что не один такой?

— Ты на выходе запомнилась. А сейчас позвонила. Я как раз думал, — объясняет он отрывочными фразами, а потом задаёт вопрос: — Какое условие поставили тебе?

— Выиграть.

— Иначе?

— Убьют.

— Странным не кажется?

— И да и нет, — достаю сигареты, вытаскиваю одну, предлагаю Иганту. Тот отказывается и достаёт стики. Прошу: — Закажи чего-нибудь.

Он давит ладонью на кнопку, вмонтированную в край стола, и весело чирикающий разносчик подкатывается к нам, протягивая установленный на гибком кронштейне сенсорный экран. Парень поворачивает кронштейн ко мне, предлагая выбрать, и говорит:

— Я буду то же самое.

Тыкаю в пункты меню, подтверждаю и спрашиваю, вновь повернувшись к Иганту:

— Игант, это же не имя?

— Нет.

— Что означает?

— Писал Гигант по-английски, пальцы заплелись. И вместо Giant получилось Igant.

— Смешно.

— А ты почему «Ржавая», если не рыжая?

Ник он, естетсвенно прочёл в диалоге. Интересно, искал на меня что-то ещё?

— Тусуюсь с молодняком, — объясняю. — Старая — значит ржавая. Да и начинала с железа, которое уже почти нигде на тот момент не использовали. Как-то так всё смешалось и приклеилось.

— Ага. Клички не выбирают.

— Согласна.

Робот-разносчик, подъезжает к столу с бутылкой, двумя стаканами и тонкими палочками искусственно выращенной телятины. Хотя… кто сейчас знает, какова на вкус настоящая молодая корова? Кто, блядь, сейчас вообще знает, что такое корова?

— Что предлагали тебе? — спрашиваю я, пока парень скручивает пробку с бутылки.

— Выиграть или умереть.

Я закусываю губу, пытаясь быстро придумать логичное объяснение одинаковому требованию и для него и для меня. Игант этого либо не замечает, либо делает вид, что не замечает. Потому что спокойно говорит, разливая напиток по стаканам:

— Я не нашёл альбиноса в муниципальной базе. Но нашёл в медицинской.

— Как так? — до этого я не додумалась. А стоило бы. Определенно, Паренёк знает, как пользоваться мозгами. Если он так же подходит к планированию игры, то понятно, почему ставки на него высоки.

— Последнее обращение к медикам пять лет назад, — игнорирует мой вопрос Игант, пододвигая ко мне стакан с виски.

Мы сами не замечаем, как напиваемся. Но прежде, чем напиться, успеваем обменяться всеми данными, предположениями и даже страхами.

Я просыпаюсь не в своей ячейке. У меня всё параллельно, перпендикулярно и бардак. А здесь есть какой-то уют, что ли. Рядом, на футоне лежит Машка и, не мигая, смотрит в потолок.

— Ты норм? — спрашиваю я и закашливаюсь. Видимо, курил её китайские водоросли. — А то, чего-то я наклевался до стоп-кадров.

— А я никогда не болею, — отвечает она, продолжая пялиться вверх.

Сажусь и оглядываюсь по сторонам. Ржавая обнажена. Я одет.

— Мы переспали?

— Переспали бы, если бы ты не нажрался и не вырубился, — отвечает она.

В её голосе нет недовольства или ехидцы. Она просто констатирует факт.

— Давно проснулась?

— Угу, — говорит она, всё так же не отрывая взгляда от потолка. — Залей кофе кипятком, ага? В левой стене ниша.

Пока я рассыпаю порошок по чашкам, активирую подставку чайника, жду, пока он закипит и заливаю напиток водой, девушка буднично, без грамма стеснения одевается.

— Жаль, что я вырубился, — говорю ей, протягивая чашку с напитком. — Ты красивая.

— Слава богу, что вырубился, — хмыкает она. — А то б сейчас говорил: «Жаль, что я не помню, как всё прошло».

— Согласен, — киваю я. — Но ты всё равно красивая.

Она включает вентиляцию, садится на футон, скрестив ноги, и закуривает, развернув рулон своего десктопа.

— Смотри, как всё выглядит. Наш альбинос стал альбиносом пять лет назад.

— В смысле?

— Он не был альбиносом сначала.

— Я заинтригован.

— Он был добровольцем в серии экспериментов «Байотех», после которых начал белеть. Достать данные оттуда было сложнее, но кое-что я узнала. Эксперименты вертелись в основном вокруг перекодировки ДНК, чтобы человек сам мог контролировать выброс определённых гормонов для качественного выполнения определенных функций.