— Пятнадцать секунд между сигналами. Едем правильно.

Бакс кивает, сосредоточенно смотря вперед.

— Как мы его только в толпе найдём?

— Может там и не будет толпы, — пожимает плечами мой компаньон.

— Блин, этот Фриз не мог подробнее рассказать?

Бакс снова пожимает плечами, а потом выдвигает предположение:

— Не было возможности? Не хватило времени? Ты же слушала, по интонациям разве не понятно было, торопится он, волнуется?

— Да там не разберешь. Голос без эмоций. Непонятно, мужик или баба, — немного подумав, добавляю: — как базовый ассистент в доску вшитый. Почему всё так внезапно и сложно?

Бакс кивает, перестраиваясь из не прекращающего расти верхнего потока воздушек в средний, ближе к земле.

— Возможно, — говорит он, — это просто цепочка совпадений. Так бывает. Я могу только гадать, что там приключилось с Фризом, но, видимо, мы с тобой — это единственное, на что он может рассчитывать. Раньше он был одним из моих электронный бойцов и, видимо, теперь пришло время отдавать долги.

— Кто он, Фриз этот? — спрашиваю я, продолжая следить за делениями на циферблате, отмеряющими секунды — интервал между писком в ухе составляет двенадцать секунд.

— Иг? Геймер.

— Просто геймер?

— Ну, не совсем. Мне нужен был кто-то на замену Ржавой и тут подвернулся Фриз. Можно сказать, она его мне сосватала. Он до этого был геймером и одно время даже регулярно мелькал в рекламных заставках и на городских баннерах, но что-то у него пошло не так. Может, совпадения, может, система решила выдавить — не спрашивал. Ему нужны были деньги, мне — чойсер. На этом и сошлись, — Бакс замолкает, опуская воздушку на первый слой трассы и, встроившись в поток, продолжает: — Звезд с неба не хватал, но искорка в нем была. Работал сам всегда. Кое-что брал у меня, но большую часть софта ему Ржавая креативила. Тоже, знаешь ли, деваха с искрой. А потом Фриз вместе с ней и пропал. Там мутная история с одним из взломов была. Фриз вышел на чойс, получил данные, но пропал. Они всегда были странной парой. Ей богу, не понимаю, что их вместе держало?

Бакс рассказывает долго, вроде бы и не ударяясь в подробности, но отвлекаясь на собственные мысли и задавая риторические вопросы. За то время, которое он путешествует по собственной памяти, частота сигналов, звучащих в ушах сокращается до двух секунд, а потом возрастает до трех.

— Эу! Мы проехали. Было две, а теперь три… — пока я это говорю, интервал увеличивается ещё на одну секунду, и поэтому я добавляю: — четыре.

Наша воздушка вклинивается в нижний ряд, вызывая недовольный гул других участников движения, а оттуда в карман ближайшей стоянки.

До меня только сейчас, спустя четыре дня, доходит, что мы за пределами среднесибирских сити, в другой стране, в которую считается невозможным выбраться.

— Бакс, бля! — разрываемая на части эйфорией, кричу я. — Мы в Китае!

— Дошло, — ухмыляется он и тут же, становясь серьёзным, спрашивает: — Сколько?

Я вскидываю руку, глядя на чип. Жду, пока пикнет несколько раз — чтобы уж точно. Показываю Баксу четыре пальца.

— Дальше — пешком, потому что я ни хрена не понимаю, как и где в таком потоке, в случае чего, перестраиваться в обратную сторону, — сообщает он. — Погнали.

— Погнали, — говорю я, выходя со стоянки. — Следи за временем.

Выбираю направление противоположное тому, в котором мы ехали. Лилит идет рядом, время от времени сообщая:

— Четыре… четыре… четыре…

После того, как мы проходим несколько достаточно длинных зданий, внешняя стена каждого из которых может претендовать на половину квартала в нашем родном сити, девчонка вдруг останавливается, продолжая смотреть на дисплей чипа и кивая в такт чему-то. Мы стоим так не более полуминуты, после чего она вновь подаёт голос:

— Да. Пять.

Мы удаляемся от объекта. Самое оптимальное — повернуть на девяносто градусов, продолжая отслеживать интервалы. Я выбираю повернуться спиной к трассе. Если мы ошибемся в направлении, то дорогу переходить в любом случае, а если выбор будет правильным, то не нужно будет возвращаться назад. Выбор оказывается верным. Я придерживаю Лилит под локоть, чтобы не споткнулась, а она неотрывно пялится в дисплей, и с регулярностью метронома озвучивает:

— Пять… пять… пять… четыре… четыре.

Хорошо — с направлением угадали. Продолжаем двигаться вперед. Я всё так же придерживаю девчонку, а она, не отрывая взгляда от дисплея, бубнит себе под нос:

— Твою ж мать, ещё несколько дней назад я и представить такого не могла… четыре… Если сказали бы — послала бы нафиг. Решила, что шутка или… четыре… или как в «Клюнет — не клюнет», ну там, где… четыре… там, где подставные создают глупые ситуации, а зрители… четыре… зрители ставки делают, поверит или нет… три… — Лилит останавливается, забывая о чем только что рассказывала, — три… три…

Идем дальше. До тех пор пока девчонка вновь не озвучивает «четыре», после чего поворачиваем приблизительно на девяносто градусов, и снова удачно. «Четыре» превращается в «три», а «три» — в «два». Затем снова в «три». И мы поворачиваем ещё раз.

На нас никто не оглядывается, не косится, не тычет пальцем, хотя наш тандем явно выделяется из общего потока спешащих, идущих, прогуливающихся во все стороны людей.

Мы делаем петлю, словно акула, почуявшая запах крови в воде. Только вместо моря — незнакомый сити, вместо запаха крови — пиканье в наушниках Лилит.

Пиканье в наушниках учащается, но сложно становится после того, как мы выходим на стройплощадку позади универсал-маркета — звук, частивший в башке с регулярностью раз в секунду, становится ещё чаще. Я останавливаюсь, уже в который раз пытаясь приглушить наушники, но кожа за ухом не реагирует ни на касания, ни на поглаживания. Бакс тоже останавливается, окидывая взглядом стройплощадку.

— Твою мать, — говорю я ему сквозь стиснутые зубы. — Слишком часто чирикает. Два или три раза в секунду. У меня мозги и без того плавились, а в таком режиме я долго не вывезу. Где хоть кто-то? Я чего-то вообще людей не вижу.

— Сделай тише, — советует Бакс.

— Хрен там, — хлопаю ладонью себя за ухом, где под кожей притаился модуль управления, — не работает.

— Не зря я не люблю эти кибернавороты, — говорит Бакс, делая указательным пальцем круговое движение возле своего уха и продолжая разглядывать прямоугольники экзопластика, бухты проводов, оконные блоки и прочую муйню, которая, наверное, является нормой для стройплощадок.

Я приглядываюсь, пытаясь игнорировать пиканье в голове. Даже если все эти строительные прибамбасы и являются тем, что должно находиться в таких вот местах, то бардак и ощущение запустения, вкупе с иероглифами и пошлыми рисунками, неуклюже нанесенными на каркас двух первых этажей, это нихера не норма для интенсивно идущей стройки. И если перевода иероглифов я не знаю, то рисункам перевод не нужен.

— Вон там, — кивает Бакс в сторону этого самого каркаса. — Видишь, мельтешат?

Приглядываюсь и вижу, что действительно, внутри этой недоделанной коробки маячат какие-то силуэты.

— И как узнать, кто?

— На месте разберемся, — решает Бакс и идет к стройплощадке.

Я, естественно, шагаю за ним.

Пробравшись через перекошенные, скрепленные цепью ворота, попадаем на заваленную мусором площадку. С неё — внутрь недостроенного здания.

Люди, сидящие под стеной, у костра в дальнем конце, если его можно так назвать, холла. Люди, спящие вповалку возле стены, рядом с какой-то ёмкостью, из которой поднимаются языки пламени. Всех их объединяет некая неопрятность. А писк в голове, между тем, становится почти непрерывным. Я уже едва способна различить промежутки между сигналами — четыре или пять звуков в секунду.

— Это здесь, Бакс. Это кто-то из них, — говорю я, стараясь сосредоточиться на мыслях, а не на пронзительном писке в голове. — Жужжит почти непрерывно. Не понимаю…

И только после того, как я подаю голос, к нам поворачивается несколько голов, лениво провожая взглядом.