— Предки бы никогда не толкнули нас на убой. Есть разница между доблестью и отчаянием, о котором говоришь ты.

— Как скажите, госпожа, — кивает шаман, но даже не пытается скрыть, что остался при своем мнении.

Кто я для него? Несмышлёная девчонка, которая волею судеб оказалась во главе большого и сильного клана. О чем со мной можно говорить, кроме как о глупых девичьих фантазиях? Он, умудренный опытом и многими разговорами с Предками, вынужден терпеть меня только потому, что мне выпало родиться в роду Хольмбергов.

Когда-то, много лет назад, когда наши пращуры только-только осваивались на негостеприимных землях Севера, во главе каждого клана стоял именно шаман. Тот, кто разговаривает с Духами, ведает былое и будущее, знает, куда должно повести клан, умеет сделать нужное подношение, чтобы и охота стала удачной, и унялись злые морозы. Шло время, еды становилось больше, деревни обрастали частоколами, мы научились обрабатывать железо — кланы разрослись, зажирели. Но вместе с общим достатком разрослись и аппетиты шаманов, которые все больше уходили в какие-то собственные мистические изыскания и все меньше обращали внимание на дела земные, при этом все чаще и чаще распространяя слова, которые якобы услышали от Предков.

Я, не раз ходившая в мир Духов, пусть и с чужой помощью, знаю, насколько нереальными и расплывчатыми могут быть увиденные там образы. Зачастую истолковать их можно совершенно противоположным образом. Да, у меня мало опыта, я слишком молода, меня специально не обучали толкованию, много-много всяких «но», которые ни в коем разе не позволяют мне ставить себя в один ряд с опытным шаманом.

И насколько велико искушение воспользоваться собственным превосходством? Насколько велико искушение сказать то, чего не увидел в трансе, но исполнения чего желаешь сам? Мы все люди, у нас у всех собственные амбиции и потребности. И шаманы — не исключение.

В какой-то момент шаманские замашки переросли некий рубеж, после которого по многим крупным на тот момент кланам прокатились самые настоящие погромы. Люди взламывали святилища Духов, убивали их служителей и растаскивали накопленное теми добро. Крови тогда пролилось немало.

Когда первый порыв ненависти улегся, северяне осознали, что без провожатых к собственным предкам им все равно не жить. Шаманы нужны, и их значимость велика. Но с тех пор бразды правления кланов перешли в руки наиболее сильных родов. Сила и разум объединились в управлении людьми. Но не на равных, сила перевесила и имеет последнее слово. И так продолжается по сей день, за редким исключением.

И вот теперь я стою и обдумываю слова верховного шамана собственного клана. Насколько они соответствуют тому, что он видел? Не являются ли отражением его собственных взглядом и чаяний?

Возможно, я слишком подозрительна, но трудные времена всегда подразумевают под собой возможность смены воззрений и законов. Что если все те слова, что шаман только что высказал мне, он решит вложить в головы остальным? Если уже не решил.

В любом случае, его объяснение причин возникновения болезни меня точно не устраивает.

— Мы знаем, как много людей заболело? — спрашиваю шамана.

— Нет, госпожа. Некоторые сидят по домам и никого не пускают. Другие до последнего скрывают симптомы.

— Известно ли хоть об этом выздоровевшем?

Он снова кашляет. На этот раз кашель уже куда более глубокий и болезненный.

— А ты как себя чувствуешь?

— Просто простуда, госпожа. По выздоровлению сказать трудно. Боюсь, здесь мне нечем вас обнадежить.

Похоже, ничего нового он мне не скажет.

Я прошу помочь мне с погружением в мир Духов, но на этот раз не нахожу там даже отголосков чьего-либо присутствия. Просто пустая темнота, отчего-то очень холодная и как будто чуждая, выжидающая. Я прислушиваюсь и всматриваюсь, ловя любое движение, малейший шорох. Вопрошаю Предков откликнуться на зов своей дочери.

Ничего.

Такое часто бывает с обычными людьми, которые погружаются в транс. Сделать это самостоятельно нельзя, каждый шаман рьяно хранит секрет собственных смесей и заговоров, что помогают ему покинуть телесную оболочку. Ну а мы, простые смертные, просто иногда просим его помощи, чтобы пройти путь к поднебесным чертогам. К сожалению, нашим чаяниям отвечают не всегда.

И раньше я действительно думала, что Предки гораздо ближе к просветленным душам шаманов, оттого куда охотнее идут с ними на разговор. Но теперь… не знаю. Возможно, сотни лет после тех приснопамятных погромов ничего не изменили. И шаманы по-прежнему говорят нам лишь то, что считают нужным, но никак не то, что посылают нам Предки. Крамола и святотатство, но именно об этом я думаю, когда выныриваю в реальный мир.

Мне очень холодно. Холоднее, чем когда бы то ни было после транса.

Но теперь у меня исчезают последние сомнения, да и последняя надежда на излечение. Мы ничего не знаем о причинах мора, ничего не знаем о том, как с ним бороться. Абсолютно беззащитные как на стороне северян, так и на стороне халларнов. Болезни и смерти подвержены все. Каждый ходит по грани.

Возможно, нам помогут морозы.

Возможно, нет.

Возможно, до морозов доживут лишь единицы.

Мы можем продолжать ждать, можем следовать плану Магн’нус, в котором, должна признать, есть зерно истины. Но легко рассуждать о целесообразности того или иного решения, когда оно не касается тебя лично и твоих людей. Я мало знаю о великих эпидемиях, но изоляция — один из самых надежных способов не пустить болезнь дальше. К сожалению. Только о том мало заботишься, когда рядом умирают те, кого ты знаешь, кто на тебя надеется.

Я пыталась донести мысль о самопожертвовании до всех, кто хотел и мог слышать. Не уверена, что смогла. Потому что, положа руку на сердце, сама к этому не готова. Мы не можем закрыться в Гавани и все умереть. Это не укладывается в моей голове. А если через неделю или месяц нечто подобное начнется у соседей? С ничего начнется. Просто потому, что мы ничего не знаем про источник. Им тоже ложиться на землю и добровольно умирать?

Это очень тяжело.

Как же мне нужен кто-то гораздо более умный и опытный, чем я, кому я бы могла полностью довериться. Когда-то таким человеком был Кел. Но сейчас такого нет. И как же погано осознавать, что каждое мое решение может еще больше усугубить наше положение.

Как понять, как правильно?

У кого спросить?

Боги, я не просила о такой ответственности. Я вообще не думала, что когда-то буду принимать решения, для которых нужны каменные яйца. Да, у меня есть муж. Но я не принимаю его решение. По всем законам я обязана ему подчиняться. Но, кажется, уже точно понимаю, что не сделаю этого.

Мне очень стыдно, но за безумием последних дней я так и не успела навестить брата. А ведь хотела узнать, как у него дела. И вот теперь, направляясь в сторону его становища, ощущаю себя какой-то попрошайкой, которая вспоминает о человеке лишь тогда, когда в человеке есть надобность. Я ведь никогда такой не была. Неужели первая же серьезная напасть настолько выбила меня из колеи, что напрочь лишила всей той человечности, что стараюсь в себе сохранить?

Ладно, не всей. Но даже это ощущение, что ничего не успеваю и ничего не получается, изводит настолько, что хоть бейся лбом о стену.

Если бы это хоть немного помогло — я бы расшибла лоб, даже не задумываясь.

Лесная Гавань затихла и затаилась. Раньше, совсем недавно, на ее улицах было полно народу, но теперь нет почти никого. Люди боятся выходить из домов, боятся разговаривать с соседями, боятся дышать с ними одним воздухом.

А еще воздух несет в себе запах горелой плоти. Потому что я приказала сжигать мертвецов. Потому что видела, кто или что из них вылупляется, и не готова допустить массового появления непонятных созданий в стенах Гавани. Если к мору добавятся еще и призраки, даже если они абсолютно безобидны, в чем я очень сомневаюсь, мы точно не сдюжим.