Завтра будет новый день, завтра будет новая кровь. Но сегодня мы позволим себе немного мира. Пусть даже эфемерного, гарцующего на самом кончике острого клинка.

Я спускаюсь с помоста, где меня уже поджидает Дэми.

Теперь, когда нет необходимости чтить условности, просто стискиваю ее обеими руками — и Дэми обнимает меня в ответ. Я ведь почти не знаю ее, если так подумать, но при всем при этом именно ее неожиданное присутствие вселяет в меня наибольшую уверенность в собственных силах и действиях. Я и правда очень соскучилась по ней.

— Ты стала настоящим ярлом, — говорит Дэми, когда все же выпускаю ее из объятий. — Ярмарка организована отлично. Прими мои поздравления.

— Мне еще многому надо учиться, — мотаю головой. — Но спасибо большое на добром слове. Для меня это очень важно.

— Ну что, Первый круг? — подмигивает мне Дэми.

— Да! — словно девчонка, в предвкушении закусываю губу.

Разумеется, мы не идем одни, перед нами и сразу следом — несколько моих ближайших охранителей. Но это обычное дело для подобных людных сборищ, потому что за всю историю Северных земель несколько ярлов были убиты как раз-таки в толпе, в полном окружении собственных людей и гостей. Ничего не попишешь, борьба за власть из покон веков бурлит в нашей крови, а клановая раздробленность еще сильнее способствует этому бурлению. Нет лучшего способа избавиться от неугодного властителя, чем пустить ему кровь.

Впрочем, охранители — нисколько не гарантия нашей безопасности. Я даже хотела от них отказаться и тем самым показать людям, что всецело доверяю им. Я ведь и правда им доверяю… или, по крайней мере, хочу в это верить. Хотя, мысли о словах собственного брата до сих пор сидят в голове.

«И это затишье — только небольшая передышка перед настоящей бурей…» — треклятые слова не дают мне покоя.

Турин, проклятье!

Как бы то ни было, но мой порыв вовсе обойтись без охранителей отверг муж. Сказал, что приставит ко мне халларнов, если откажусь от сопровождения собственных воинов. Разумеется, он бы обязательно исполнил свою угрозу. А тогда на надеждах, что ярмарка пройдет спокойно, почти наверняка можно поставить крест.

Наверное, будь Магн’нус северянином, я бы благодарила богов, что послали мне такого заботливого и умного мужа, который за все время нашего замужества даже голос на меня не повысил, хотя я не была хорошей женой, а для Лесной Гавани делает куда больше, будем честны, чем делал Кел, который основой своего правления сделал непререкаемым порядок и подчинение.

А я, дура, почти ничего не видела, полностью растворяясь в нем.

По сути, он и меня подчинил, только использовал для этого иные средства. А так — все мы были для него просто послушными игрушками, орудиями, с помощью которых он достигал тех целей, что хотел.

Но пока я просто черпаю немного уверенности из улыбки Дэми. Когда-нибудь я обязательно научусь черпать уверенность в самой себе, а пока тихонько умыкну чужой уверенности. Я же обязательно с возвратом, на развод, так сказать.

Первый круг — этакий обход всех торговых лавок в самом начале первого дня. И это одна из наших традиций. Они не имеет ничего общего с предками или нашим прошлым, но неукоснительно исполняется, сколько себя помню, и исполнялась задолго до меня. Понятное дело, в самом начале товара больше всего, качество его выше всего, угощения вкуснее всего. А кто добровольно откажется от возможности получить лучшее? Я, будучи девчонкой, ни по чем бы не отказалась. И дело даже не в том, чтобы скупить воз всякой всячины, а в том, чтобы посмотреть, повертеть в руках, примерить, попробовать, пощупать.

И напрасно думать, что в Первый круг самыми быстрыми бегут безголовые девицы, что с прошлой зимы только и мечтали о новых бусиках или подвесках. Вовсе нет. В круг пускаются и умудренные опытом мужи, торопящиеся снять пробу с первых хмельных бочонков или примерить к руке новый топор. Пускаются в него и добрые хозяюшки, которым пора обновить поизносившуюся домашнюю утварь или ткацкие принадлежности.

Почти такое же скопление народа можно найти только во Второй круг, в самый последний день ярмарки, когда разъезжающиеся северяне, бывает, раздают оставшийся товар в полцены.

Мы проходим мимо лавок с богатыми, хорошо выделанными шкурами, чья шерсть на солнечном свету горит расплавленным золотом. Проходим мимо украшений с драгоценными камнями тонкой огранки, что для наших земель большая редкость — на Севере почти нет мастеров, равных в искусстве огранки мастерам иноземным. Но Север и не склонен к излишней тонкости, здешний климат куда больше способствует изделиям основательным, пусть даже немного угловатым.

— Ну, как твой малыш? — спрашивает Дэми, с самым серьезным выражением лица примеряющую к голове роскошную лазурную диадему.

— Тебе очень идет! — мне и правда очень нравится.

— Да ты что! — со смехом отмахивается Дэми. — Красный шип до сих пор лежит в руинах. Мы, конечно, очень стараемся восстановить его во всей былой мощи, но дело движется нескоро. Я даже Тьёрду запретила делать мне дорогие подарки.

— Прямо так и запретила?! — делаю нарочито большие глаза.

— Ну, ладно, попросила, — быстро сдается Дэми и отдает диадему торговцу. — Ты мне зубы не заговаривай, ты как? Выглядишь вполне бодрой.

— Все хорошо, спасибо. Кажется, снова начинаю чувствовать себя человеком. Почти живым.

— Ты мне это брось — почти, — делает очень недовольное выражение лица, — ты посмотри, сколько людей стоит за твоей спиной. А она — почти живым. Тоже мне.

— Устаю иногда, — будто в оправдание пожимаю плечами. — Знаешь, под самый вечер голова иногда так гудит, точно полный улей.

Дэми хмурится и вдруг начинает очень внимательно осматривать меня со всех сторон.

— Что такое? — всколыхиваюсь я, вдруг, где-то испачкалась — вот досада будет в начале праздника.

— Что-то меда на тебе не вижу. Пчелы есть, а меда нет?

— Тьфу на тебя, — отмахиваюсь от начинающей смеяться Дэми. — Напугала меня.

Вот невозможно смотреть на нее смеющуюся и тоже хотя бы не улыбнуться.

— Выше нос, — Дэми перестает смеяться и обнимает меня за плечи. — Готова биться об заклад, в Большом Доме есть тот, к кому ты в любое время дня и ночи готова бежать даже босой по углям. И не потому, что так надо или требует долг, а потому что хочешь и не можешь иначе.

— И не только бы побежала, но и поползла бы. Иногда мне кажется, что, если бы не Хельми, я бы… — под испытующим взглядом Дэми говорить становится очень трудно.

Не знаю, почему у меня к ней какое-то непонятное странное отношение. Она же лишь немногим старше меня, и под моей рукой не одна единственная горная крепость, пусть и стратегически важная, а целый город. Я бы должна как минимум смотреть на нее, как на равную. А смотрю, как на старшую сестру. Хотя ей самой этого никогда не говорила и не скажу.

— … я бы взяла в дом какого-нибудь найденыша.

И это чистая правда.

Лицо Дэми меняется, на нем появляется удивленное выражение.

— Согласись, в наших детях — часть нас самих, нашей собственной души. Мы может тянуться к ним, как к свету — и этот свет дарует нам новые силы. Даже когда кажется, что дальше и шага не ступить.

— Так и есть, — киваю я. — И вся боль, как будто в каком-то далеком сне остается.

— А его ты видела? — неожиданно меняет тему Дэми, когда минуем лотки со сладостями, где не отказываем себе в удовольствии испробовать с десяток видов меда. А то и больше.

Мед в этом году действительно очень хороший. И его много разного. Удивительно, кажется, за всю мою жизнь такой богатый сбор — впервые. Никогда прежде, в куда более спокойные и мирные времена, подобного не припомню. А уж в прежние дни Белая Ярмарка была куда многолюднее.

Будто сама природа расщедрилась поддержать своих детей в их трудный час.

Но это всего лишь мои фантазии, разумеется, ни во что такое я всерьез не думаю, а вот вопрос Дэми застает меня врасплох.