К тому времени, когда Император Великой Империи возвращается после лицезрения грязных вонючих болот, я успеваю даже немного вздремнуть. В конце концов, не так просто недавнему мертвецу засовывать член в податливых девиц и остаться после этого бодрым и полным сил. Признаться, местные красотки выпили из меня последние соки, причем в прямом смысле этого слова, по очереди используя свои рты по прямому их назначению — сосать, лизать и глотать.

Я бы, пожалуй, позволил им и дальше заниматься привычными для них обязанностями, но все же встреча с солнцеликим Эром представляется мне несколько более важным делом. Тем более, сейчас мое настроение значительно улучшилось, что, несомненно, должно сказаться на наших дружеских переговорах исключительно благотворно.

— Кел! — Император явно не потрудился переодеться и принять ванну — так торопился вновь увидеть своего лучшего генерала. — Живой, будь ты проклят!

На его открытом и сильно загорелом лице играет, кажется, самая радушная улыбка из всех тех, какие я у него видел.

Действительно так рад? Похоже на то, раз собственной персоной заявился в мою комнату. Хорошо, что меня предупредили о его прибытии — и я успел одеться и выпроводить девиц, а то не очень-то удобно принимать своего господина, развалившись в постели с голыми красотками. Не то чтобы он никогда не видел меня в таком виде, но то всегда было на нейтральной или, если так можно сказать, на моей территории. На покоренных землях, среди возможных чужих глаз, я предпочитаю держаться по отношению к Императору с подчеркнутым уважением. Ибо каждый должен видеть, что даже его генералы, несмотря на все заслуги, не обладают полным иммунитетом. Каждый должен знать свое место — только так возможен порядок. Только так возможен прогресс.

И все это даже сейчас, когда двери за Императором закрываются, и мы остаемся в комнате наедине.

— Мой Император, — скромно склоняю голову и подношу раскрытую правую ладонь к сердцу. — Служение Империи превыше всего.

— Старый лис! Где ты был? Почему мне сказали, что ты умер? — Эр обхватывает меня за плечи, мгновение заглядывает в глаза, а затем заключает в медвежьи объятия, от которых у меня натурально хрустят кости.

Они с Тьёрдом всегда были воинами, всегда ценили силу. А я… моя силы не в мышцах, она в голове.

— Слухи, мой Император, — произношу, когда он все же перестает мять меня, словно доступную девицу. — Назовем это небольшим недомоганием. Теперь я в норме.

Его лицо вмиг становится серьезным, из глаз исчезают искры обычной дружеской радости. Теперь передо мной снова человек, который привык отдавать приказы и посылать на смерть тысячи людей.

— Мне нужен подробный доклад. Через десять дней. Столько тебе хватит, чтобы прийти в себя?

— Я в полном порядке, мой Император. Пары дней будет вполне достаточно, чтобы вникнуть в текущее положение дел и вновь приступить к своим обязанностям. С осведомленностью у меня, должен признаться, все очень плохо.

— Разумеется, — кивает Эр — и уже снова с улыбкой. — Мне тебя не хватало, старый друг. Отдохни, сколько будет нужно, нужды в спешке нет. Слава богам, Империя твердо стоит на своих позициях.

Мне есть, что ему сказать относительно этих самых позиций, ну да, быть может, я все еще не полностью осведомлен о каких-либо внутренних или внешних делах, потому предпочитаю мысли о Северных послаблениях попридержать при себе. Но и вовсе сводить разговор к обмену любезностями я не склонен, потому что не за тем проделал весь этот путь, чтобы лишь продемонстрировать Императору свою физиономию.

— Мой Император знает о том, что у меня есть сын? — спрашиваю в лицо.

В горнило раскаленных печей все эти игры вокруг да около. Мы слишком хорошо и давно друг друга знаем, слишком многое прошли плечом к плечу, загребая руками и пламя, и кровь, чтобы теперь бояться говорить напрямую.

Эр выдерживает мой взгляд и лишь спустя долгое напряжение между нами отступает на шаг.

— Знаю. И знаю, чего ты попросишь. Прости, Кел, нет.

Иного ответа я и не ожидал, но все равно услышать отказ прежде, чем я озвучу просьбу, несколько… обидно? Впрочем, нет, это не обида. Это что-то иное, более глубокое и пока не вполне для меня понятное. Что-то такое, что холодом скребёт по хребту.

— Полагаю, мой Император в пылу забот и чаяний случайно позабыл о древних традициях собственного народа, — я все еще хочу достучаться до его разума.

Глаза Эра едва ли не превращаются в две узкие щелочки. Я отлично знаю этот испытующий взгляд исподлобья, которому враги и вассалы Империи приписывают чуть ли не мистические свойства. И этому есть вполне разумное объяснение — очень непросто пытаться выдержать взгляд человека, который не только опрокинул твою страну на колени, но прямо сейчас будто смотрит внутрь тебя, будто читает твои мысли, с лёгкостью копается в твоих мозгах, непринужденно орудуя там грязной солдатской ложкой.

Со мной этот фокус не пройдет. Так уж вышло, что в определенных местах нашей Империи заклинателя Костей боятся ничуть не меньше самого Императора. И этому тоже есть вполне объективные и не особенно лицеприятные причины. Нет, страшным взглядом я не обладаю и молнии из задницы тоже пускать не умею. Со мной все гораздо прозаичнее.

— Времена Лоскутных войн, — продолжаю, не обращая внимания на явное недовольство Эра. Разумеется, историю халларнов он знает ничуть не хуже моего, но так одно дело знать — и совсем другое использовать эти знания в сегодняшнем дне. — Когда Ангрен, названный последователями Объединяющим, принес Безглазым Прорицателям кровавые подношения, ему был дан ответ, впоследствии ставший одним из главных законов будущей великом Империи.

На лице Эра проступает едва заметная кривая усмешка. Император не любит, когда его поучают, а сейчас я занимаюсь именно этим. Но ведь он сделает поблажку для внезапно воскресшего?

— «Храните и цените сыновей своих, ибо в них сила ваша. Учите их всему, что ведаете сами, отдавайте им все лучшее, последний кусок хлеба, последний глоток воды, ибо в них будущее ваше. Вложите в их руки меч и топор, закалите их схватками и лишениями, ибо в них надежда ваша. Растите их в любви к клану, в уважении к отцу и в почтении к правителю своему, ибо в них победа ваше. А кто откажется от сына своего или не убережёт его по слабости или глупости своей — да будет бит камнями и изгнан с позором, ибо в нем погибель ваша.»

Эти строки я знаю наизусть — и именно их можно найти в древних рукописях халларнов, когда те еще пребывали в состоянии дикости и раздробленности, когда каждый воевал с каждым, когда никто и подумать не мог, что на гористых негостеприимных просторах, принадлежащих сотне разновеликих кланов, когда-нибудь зародится сила, способная подмять под себя весь континент. Но именно тогда закладывался фундамент Великой Империи, именно тогда писались первые незыблемые законы.

В сущности, тогда мы мало чем отличались от теперешних северных дикарей, но, в отличие от них, смогли проделать большой путь, чтобы вытащить себя из говна и помоев и иметь возможность помочь в этом другим… даже если те не всегда осознают ниспосланную им благодать.

— Это традиция, Кел, — говорит Эр, продолжая улыбаться, — всего лишь традиция. Древняя, уважаемая, возможно, когда-то действительно имеющая под собой серьезные основания.

— Возможно? — я даже удивлен его словам.

— Сторона, одержавшая верх, всегда забирала к себе младенцев-мальчиков и способных к рождению женщин. Это было во все времена и по всему миру. Ты не можешь этого игнорировать.

— Мой Император много времени проводит в окружении Белых мыслителей?

Эти ребята появились в Империи всего несколько лет назад и уже успели сыскать среди обленившейся и расслабившейся части ее населения весьма основательное уважение. Еще бы, многим не нравится мысль, что мы наследники кровавых и жестоких властителей, которые не брезговали человеческих жертвоприношений, массовых казней, геноцида и прочих прелестей, без которых было невозможно расширить границы собственных владений. Но Белые в наглую переиначивают старые тексты, выбрасывают оттуда то, что им не нравится, правят нелицеприятные моменты, а потом получившуюся чушь льют в уши готовым поверить в нее обывателям.