— Не думаю. Хотя, не исключено. Насколько нам всем известно, одержимые не чувствуют боли. Значит им нет дела до холода или жары. Им нет дела даже до огня. Голод? Кто-нибудь видел, как они питаются?

— Насколько мне известно, нет. Они не едят, не спят, не нуждаются в отдыхе. Им не нужно вообще ничего.

— Именно.

— Тогда почему они здесь?

Мы смотрим друг на друга и без слов понимаем, куда движутся наши мысли.

— Нет, — говорю скорее для себя, — он не мог.

— Что с ним случилось, Хёдд? — Магн’нус подходит ко мне, берет за руки. — Почем все вокруг решили, что он мертв?

— Об этом говорили халларны, что сопровождали его и собственными глазами видели взрыв.

— Взрыв, но не тело?

— Да. К чему ты клонишь?

— Сам не знаю, — пожимает плечами муж и громко выдыхает. — Пытаюсь понять. Сколько тебе известно случаев, когда человек оживал после смерти? Именно оживал, а не приходил в себя после ранения.

— Тьёрд? — пытаюсь вспомнить, что о нем говорил Кел, но ничего конкретного в голову не приходит.

— Нет. Его всегда хранила Темная. Та или иная, но она давно сидит в его теле.

Мы снова молча смотрим друг на друга.

— Я не знаю, — первой нарушаю тишину. — Кел выглядел, как и всегда. Бледный, ослабленный, но живой. Хотя… — обрываю сама себя, — Темная Тьёрда тоже не бросается в глаза.

— Мы не знаем, кто вернулся под личиной Заклинателя костей, — подводит итог муж.

И я не могу с ним спорить. Не нахожу аргументов. Все наши странности начались ровно после его возвращения.

— Я должен поговорить с ним, — муж выпускает мои руки, целует в лоб. — Никаких прямых обвинений, пока лично не услышу его версию и его воскрешения, и происходящего в Гавани.

— Ты поедешь к нему?

— Да. И как можно скорее.

Киваю. Потому что помню, с каким пренебрежением, даже отвращением, Кел выплюнул единственное слово, когда узнал о моем новом муже: «слизняк».

Надеюсь, при личной встрече заклинатель костей будет более учтив. Хотя, зная его…

— Я хочу поехать с тобой. Хочу видеть его глаза, когда он станет говорить.

Магн’нус едва заметно хмурится, но лишь пожимает плечами.

— Как угодно.

Когда муж уходит, некоторое время собираю мысли в кучу. Как бы то ни было, а до окончания Белой ярмарки еще несколько дней. И все должно пройти на высшем уровне.

А еще мне надо найти новую сиделка для Хельми. Мора вчера пожаловалась на плохое самочувствие.

С выездом мы не задерживаемся. Я едва успеваю найти новую сиделку и объяснить ей, когда надо кормить Хельми. Понятное дело, никто меня насильно не тянул. Не тянул даже не насильно. Сама вызвалась. Но я действительно хочу видеть реакцию Кела.

А еще надеюсь, что смогу утихомирить его, когда Магн’нус произнес свои обвинения. Потому что Кел в жизни не признается, если даже в чем-то виноват. Он считает, и не безосновательно, что успехом в завоеваниях Империя обязана в том числе и его искусству. Обязана лично ему. А значит, он может делать все, что пожелает. Тем более на оккупированной земле.

Наверное, что-то подобное я понимала и раньше, да только хранила эту мысль так глубоко, что у нее не было никакого шанса достучаться до моего сознания. Хотя, а что бы было, если б достучалась? Ровным счетом ничего. Ничего бы в моем отношении к Заклинателю костей не изменилось.

Глупая маленькая Хёдд.

Дорога до лаборатории Кела не такая и долгая в обычное время. Но сегодня с утра снова подморозило, и после вчерашнего дождя дороги частично превратились в подобие детских ледяных горок. Солнце, едва-едва поднявшееся на небе, немного прогрело воздух, но все же недостаточно. Особенно в лесной тени.

Поэтому ехать приходится медленно.

— Могу я спросить о культе Трехглавого? — обращаюсь к мужу.

Тот поворачивает в мою сторону голову.

— Ты моя жена, Хёдд, ты имеешь право спрашивать, о чем угодно.

Но получу ли ответы?

— Правильно я понимаю, что этот культ был выдуман Империей, чтобы было удобнее держать нас под контролем?

Мы едем вровень — и я вижу, как губы Магн’нуса изгибаются в легкой усмешке.

— Не вас одних Хёдд. Не вас одних.

— Позволишь говорить откровенно?

— Спрашиваешь? — удивляюсь я. — Я только на это и надеюсь.

Он как-то неопределенно поводит плечами, точно вторит каким-то своим мыслям.

— Богов нет, Хёдд, — говорит так просто, точно речь идет о чем-то само собой разумеющимся. — К сожалению, многие этого не понимают и не принимают. Даже среди халларнов. Но ученые давно доказали, что небеса — это не купол над клочком земли в бесконечной темноте. Солнце, луна, звезды — все это такие же объекты в бесконечной пустоте, как и наш мир. Ты смотрела в ночное небо, Хёдд?

— Конечно.

— А считала, сколько в нем звезд?

— Ну, — затрудняюсь с ответом. — В те времена я умела считать только до десяти, а потом уже не считала.

— Попробуй как-нибудь снова. Тебе не удастся их сосчитать. Никогда.

— И что из этого?

— Из этого вытекает простой вывод: наша вселенная слишком велика, чтобы некий бородатый старик задался целью присматривать именно за нашим мирком. Тем более, чтобы поселиться где-то в его недрах или в его небесах. Это чушь. Просто людям очень хочется верить, что кто-то, обладающий великой силой, вдруг поможет решить им их проблемы. А еще все мы боимся смерти. Все. Абсолютно. Даже те, кто говорит, что не боится. И чтобы совладать с этим страхом, люди придумали себе… ну, в вашем случае — пир предков. Так? Куда обязательно попадет всякий достойный северянин.

— Все равно не понимаю…

— Не ты одна, уверяю тебя. Как правило, люди до последнего держатся за свои заблуждения. А некоторые так никогда с ними и не расстаются. Просто потому, что так проще жить. Но только представь себе, что такое все эти шаманы, прорицатели, проводники духов, если те, к кому они обращаются, не существуют?

— Предки наблюдают за нами и помогают — это все знают, — отказываюсь воспринимать его глупые слова. Они там, на юге, могут вообще перестать молиться и чтить предков, могут перестать петь баллады и прошлом, могут даже выгнать в мороз в бурю собственных родителей, когда те перестанут быть нужны. Но это не наш путь.

Вместо ответа муж лишь скорбно вздыхает.

— Попробуй представить. Ненадолго, пока мы в дороге.

Как можно представить, что деревья не существуют? Что в воде можно свободно дышать? Что человек способен летать под самыми облаками без всяких стальных чудовищ?

Нет, представить-то можно, но какой в этом смысл? Что это изменит?

Вот только муж, судя по всему, дальнейший разговор со мной вести больше не желает.

— Они лгут, — говорю немного погодя, — если нет духов, если нет богов, то к кому они обращаются? Чьи слова передают нам? Значит, они лгут.

Провести такую нитку очень просто, хоть она и абсурдна.

— Молодец, — кивает Магн’нус. — Лгали, лгут и будут лгать. И это нормально. Люди сами рады обманываться. Вся ваша вера в высшее существо и духов — лишь инструмент в умелых руках опытного манипулятора. Мы приносим в покоренные земли новую веру. Нет никакой разницы, веришь ли ты в предков или Трёхглавого. Ни тех, ни другого не существует. Но есть разница, кто стоит за твоей верой, кого ты слушаешь и кого боишься. И вот это уже очень важно. Чрезвычайно важно.

— Разве Империи мало того, что она держит покоренные земли под стальным сапогом?

— Конечно, милая Хёдд. Сталь и огонь — это лишь первый черед контроля. Но нужно смотреть в будущее. Нужно планировать. Грубая сила — плохой способ сшить множество разрозненных земель в одну. Единоверие — уже куда лучше. Когда-нибудь мы станем одним народом, моя маленькая северянка, пусть ты в это и не веришь, как и в прочие мои слова. Но это случится. Ни при нашей с тобой жизни, но это обязательно случится. Но первые шаги к этому нужны уже сейчас.

— На лжи нельзя построить что-то большое и целостное.