И Кел’исс все же отступает. Сначала на шаг, затем еще на один. Смотрит на меня, переводит взгляд на сына, задерживается на нем, а затем резко разворачивается и идет прочь из трапезной. Ни слова, ни взгляда — лишь раскатистый стук удаляющихся шагов,

Медленно сажусь в кресло. Даже не сажусь — сползаю в него, обессиленная и опустошенная до состояния, давно брошенного лесными пчелами улья. Кажется, только дунь на меня — разлечусь по ветру невесомой иссохшей трухой. Лишь теплота Хельми на руках удерживает от желания броситься вслед за Келом и просто не позволить ему уйти.

Я все сделала правильно. Все — кроме поцелуя, которому позволила случиться. Глупо врать самой себе, что не хотела почувствовать его губы на своих. Хотела — и очень сильно. И, возможно, эта слабость мне еще аукнется.

Новый перелет дается мне очень непросто. Я почти не отдыхаю, приземляюсь только для дозаправки и быстрого перекуса. Спешу, за сутки преодолевая огромные расстояния. Даже сплю прямо в седле, перевязавшись пристяжными ремнями. И если поначалу лицо дубеет от пронзительно морозного воздуха, то дальше, гораздо южнее, — от палящего раскаленного солнца. Не спасают ни шлем, ни одежда.

Я бы предпочел путешествовать инкогнито, но установленные для перелетов правила не позволяют осуществлять их без необходимых на то разрешений. У меня их, разумеется, нет. Мог бы выправить перед вылетом, но не захотел тратить лишнее время. И все же мое лицо, пусть и порядком потрепанное и осунувшееся, все еще играет на меня — меня всюду узнают. Поначалу не верят собственным глазам, но чем больше проходит времени, чем дольше нахожусь в дороге, тем шире расходится весть о воскрешении заклинателя Костей. И это, в общем, неплохо. Когда перед тобой сами собой раскрываются все двери — живется куда проще. Заодно узнаю, где сейчас обретается солнцеликий Эр — великий Император великой Империи.

Внизу сменяются лоскуты лесов, лугов и горных нагромождений. Иногда встречаются большие города, но я держусь в стороне от них. Муравьи человеческих фигур копошатся, возделывая какие-то культуры, путешествуя по бесконечным извилистым дорогам. Там, внизу, всеми красками играет жизнь. Жизнь великой Империи, сталью и огнем доказавшей свое право поглотить более слабых или менее удачливых. Грубая сила, изящная военная тактика, дипломатия, откровенный подкуп и диверсии — в разное время и в разных ситуациях в ход шло все.

Мы сотворили историю. Великую историю. И когда осталось поставить последнюю точку, вляпались в проклятый всеми богами Север. Смешно — дикари с шишками и мхом в патлатых бородах остановили стальную непобедимую армаду.

Я зол. Очень зол. На мороз, на снег и пронизывающий ветер, на вонь в примитивных халупах дикарей, на их наглость, даже на их раболепие, с каким гнут спины перед новыми хозяевами, чтобы при малейшей возможности попытаться воткнуть им в спину нож. Они считают себя гордыми, да только той гордостью впору разве что нужник вычерпывать. Гордость нужно заслужить — и не тупым упрямством, но великими свершениями. Все же свершения северян — старательная работа в месторождениях синалума. Кто работает — тот живет. Кто отказывается — того на прокорм воронам. Не хватит людей — пригоним еще, с юга. И никакой гордости — только эффективность.

Но Император мягок. Слишком мягок. Что это за блажь — позволить дикарям свободы, каких нет ни в одной иной провинции? Никакая мифическая помощь со стороны последних этого не оправдывает.

А еще большая блажь, граничащая с идиотизмом, отдать мою женщину другому. И мне совершенно не интересны его политические мотивы. Мне вообще насрать на его далекоидущие планы, если в их потенциале повернуться к дикарям задом и позволить им отодрать себя самой корявой палкой, какую только найдут. И они это сделают, можно быть уверенным. Потому что зверь, всю жизнь проживший в дикости и грязи, не в состоянии понять и принять оказанную ему доброту. Все равно вцепится в кормящую его руку. И единственный способ избежать укуса, за исключением полного истребления, разумеется, — жестокость и неотвратимость законов великой Империи.

Когда на горизонте появляется И’Ши’Ман — столица средней руки провинции, где в настоящее время должен обретаться мой Император, начинаю плавное снижение. Очень надеюсь, что Эр все еще здесь, среди гребаных торфяных болот, и мне не придется искать его по всем концам Империи, в целесообразности чего я, признаться, начинаю сомневаться.

Внизу меня уже встречают. И это хорошо с той точки зрения, что личная охрана Императора не просиживает задницы и не упивается местным аналогом пива, а исправно несет службу. Я далек от мысли, что за время моего отсутствия железная дисциплина Имперских солдат настолько проржавела, что к моему прибытию отнесутся спустя рукава. И все же — определенные решения Эра заставляют усомниться в правильности того пути, по которому он ведет Империю. На свою бедную голову я много читал. В том числе исторических документов. И я знаю, когда начинают рушиться даже самые сильные Империи. Возможно, сейчас я несколько сгущаю краски, но уж лучше так, чем смотреть на мир сквозь призму радужных стекол.

— Господин Кел’исс, — с положенным уставом кивком головы приветствует меня начальник караула. — Добро пожаловать в И’Ши’Ман. Рад видеть вас в добром здравии. О вашем прибытии сообщено Императору. В настоящее время он заканчивает инспекцию местных месторождений торфа, но в скором времени вернется в столицу. Будет ли вам что-то угодно на время ожидания?

А вот такая встреча мне нравится. Не то что в диких северных землях, где, кажется, даже халларны подвержены неумолимой деградации разума и нравов.

— Горячую ванну и переодеться.

И’Ши’Ман и все окрестные земли были покорены Империей еще пять лет назад, как стратегически важный источник топлива для халларнских заводов и фабрик. Синалум, к сожалению, кроме северных земель, имеет крайне малое распространение и в промышленных масштабах начал использоваться лишь с падением последних. До того, да и сейчас, основным топливом Империи является уголь и торф.

И’Ши’Ман сдался Империи почти без боя. Тот случай, когда рационализм и дальновидность местной знати сыграли на руку всей стране в целом. Немного золота, немного нужных слов в нужные уши — и вот в одну из ничем не примечательных ночей в местном дворце случается государственный переворот. Всего несколько десятков жертв позволило избежать куда более серьезной крови. Да, отдельные безумцы или патриоты, кому как больше нравится, ушли в болота и некоторое время пытались противиться неизбежной оккупации, но куда там горстке отщепенцев с отравленными стрелами и копьями против регулярных Имперских частей, а еще — собственных сородичей. К слову, именно местные в основном и принимали участие в выдавливании несогласных с новым порядком из их укрывищ и схронов. Нет никого более исполнительного, чем люди, примкнувшие к новой власти и желающие перед ней выслужиться.

Время до вечера провожу в полном расслаблении и неге. И именно так должно принимать человека моего статуса и заслуг: шикарным убранством, лучшими яствами и винами, приятной музыкой и парочкой голых умелых девиц для удовлетворения любых моих потребностей.

Понятное дело, это и близко не мои владения в родных землях, но все же местные стараются — и я остаюсь вполне довольным и морально, и физически. В конце концов, давно ли мне удавалось испытать нечто подобное, обволакивающее, всецело нацеленное на ублажение моей плоти? Непозволительно давно.

И все же даже здесь, в благоухающей неге, мне нет-нет, а мерещится по хребту колючий холод, что-то, что не позволяет расслабиться в полной мере, что поскрипыванием до предела натянутых жил тянет обратно, в ту самую пустоту, во мрак смерти, где вопил и извивался в пустой агонии…

Я не знаю, откуда в моей голове возникают подобные образы. Возможно, в них нет ни капли истины, возможно, это лишь попытка моего разума хоть как-то заполнить тот провал в памяти, что образовался на месте последнего полугода моего, так скажем, отсутствия. В любом случае, со временем я во всем разберусь. В этом нет никаких сомнений. А пока надо просто попытаться взять от жизни все, что она способна мне дать. Потому что я действительно люблю жизнь. И не забитую, и загаженную, а красивую и приятную. Что ж с этого? Имею полное право.