Я удивленно смаргиваю. К чему такой вопрос? Отрицательно качаю головой.

— С чего бы?

— Не знаю. Подумалось вдруг. А насчет этой Ренаты… Не связывайся с ней. И не встречайся.

— А визитка?

— Оставлю у себя.

— Но… что мне делать?

— Ничего, дорогая. Выбрось из головы и наслаждайся счастьем со своим чудо-мужчиной.

— С чего ты взяла, что он чудо? Ты же его не видела ни разу. А может, он… маньяк какой-нибудь? Может, меня переклинило.

Динара широко улыбается и наклоняет голову набок.

— Комплексы, милая, они такие, — говорит, — Ты, конечно, девочка наивная и светлая. И вариант, что ты уцепилась за этого человека только из-за того, что Орлов неплохо так тебя приложил, очень велик, но, как бы то ни было, ты не дура. Прости…

Я рассеянно отмахиваюсь от нелицеприятного комментария, хотя, конечно, далеко не так уверена, как Динара. В смысле, в своей вменяемости.

— Он же тебя не обижает? — пытливо, но тихо спрашивает Динара.

— Нет…

— Никаких извращений в постели не требует?

Я краснею. Но головой мотаю, отрицая.

— Обращается хорошо? С документами помогает? В курс дела вводит? Пользуйся тогда!

— Но это… как-то… неправильно…

— Да, неправильно я выразилась, прошу прощения. Я хотела сказать — расслабься. Но держи ухо востро!

— Ты сама себе противоречишь!

— Может быть… Слегка?

Динара тут же мелодично и звонко смеется, заставляя меня расслабиться. Поэтому, как бы странно это не было, мы начинаем беззаботно и незамысловато болтать обо все на свете. Но преимущественно — об учебе и ближайших мероприятиях в университете.

Но тем же днем, возвращаясь после университете, около дома Должанского я вижу ярко-красную Ауди и знакомую женскую фигуру в бежевом плаще. Трусливо дергаюсь и замираю, но — Рената уже замечает меня и еще сильнее пригвождает взглядом к месту.

А потом манит ладонью — властно и уверенно, будто считая, что я послушаюсь.

И, к моему стыду, я действительно подхожу к яркой и безусловно красивой брюнетке и приветственно киваю.

— Теперь-то поговорим? — спрашивает женщина строго и пытливо.

Хочется малодушно помотать головой и сбежать. Укрыться в своей крепости, занять себя чем-нибудь, чтобы выбросить из головы эту эффектную женщину и некрасивые мысли о ней в объятьях Олега…

Сердце заходится в темпе, дыхание сбивается. Немного мутит. И шатает.

Но, сжав зубы, а ладони — в кулаки, я решительно собираю себя в кучу.

Не надо говорить. Но я поговорю. У меня нет выбора.

***

Мы отходим с женщиной в сторону — к площадке, где гуляют мамочки с колясками, да играют после школы дети. Рената придирчиво осматривает ярко-желтую скамейку и с изяществом садится. Я остаюсь стоять.

Но даже находясь выше нее я не чувствую преимущества. Слишком уж у нее пытливый и сканирующий взгляд. Жесткий. Проникающий в самое сердце и мысли. Чем похож на взгляд Олега.

Пытаюсь абстрагироваться. Безуспешно.

Меня начинает знатно трусить.

— Вам с Олегом это нужно прекратить, — сразу же, без прелюдии, роняет тяжеленную фразу женщина, — Ты же понимаешь это, девочка?

Фамильярное обращение режет слух и будто немного отрезвляет. Какая я ей девочка.

— Предположим, нет. Объясните, пожалуйста, — говорю я с внезапно проснувшейся дерзостью, — Желательно быстро и емко — у меня дел полно.

— Ты дуру из себя не строй, рыбка. Если ты считаешь, что пробралась в койку к Олегу и теперь имеешь какие-то преимущества, то глубоко ошибаешься. Никаких преимуществ. Никакого блата.

— Я не понимаю вас. О каких преимуществах вы говорите?

— О тех самых. Что у тебя между молодыми красивыми ножками.

Пошлятина-то какая… Хочет ответить что-нибудь под стать — возможно, даже грубое и такое же пошлое. Но я так не умею, увы. Сюда бы Светку… Или ту же Динару. Та, несмотря на строгое мусульманское воспитание, знает, как поставить на место подобное хамство.

— Я повторюсь — давайте коротко и по делу, — прошу я, надеюсь, строго и без явного волнения. — Но если мои ноги — это все, что вас волнует, я пойду…

— Прекрати, — морщится Рената, — Ты не в детском саду. Имей совесть.

— А вам совесть не положена, я погляжу? Вы обращаетесь ко мне фамильярно, оскорбляете с первой же секунды, делаете двусмысленные намеки.

— Дуру из себя не строй. Я таких, как ты, вижу насквозь.

— Прекрасно. Рада за вас. Это все?

— Не все. Собирай манатки и съезжай.

Я качаю головой из стороны в сторону.

— Нет, — говорю негромко, но четко, — Еще распоряжения будут?

— Подумай сама, девочка! Где ты — и где Должанский? Ну, пригрел тебя, сиротку немощную. Я ж про тебя все узнала. Приемная дочь Орловых. Невеста их сына. Со свадьбы сбежала. На голову — того. Да Должанский тебе в отцы годится, ты осознаешь, как это выглядит со стороны?

— Вы продолжаете меня оскорблять? Если так, то я все же пойду…

— Стоять! — вскрикивает женщина, подрываясь и больно хватаясь за мою руку, — Сама подумай! Зачем ты ему? Ну, развлекла его на какое-то время! Еще может месяц, максимум — два, а потом? Ты влюбишься, сердце себе разобьешь. А тот забудет. Он ведь ничто, кроме как своей работы, в упор не видит. А женщина ему нужна под стать — которая и в постели его удовлетворит, и от работы отвлекать не будет. А если слухи верны и у тебя с головой проблемы — ты как выкарабкаешься-то? Или это у тебя смысл жизни такой? Находить богатенького мужика, который будет сопли твои младенческие утирать?

А вот теперь самое время развернуться и уйти, чтобы прекратить этот дикий и бессмысленный разговор.

Но почему-то остаюсь на месте. Отчасти потому, что рука Ренаты крепко удерживает меня на месте. Отчасти потому, что…

Она в чем-то права.

Не во всем, конечно. Но мысль о том, что все так выглядит со стороны, неприятно царапает по нутру и заставляет смешаться.

Я ведь уже думала об этом. И Рената повторила мои же слова, сказанные в свое время про себя: “Где ты, а где — Должанский?”.

Про сопли те же.

Про головушку мою больную.

Она ведь права. Я…

Не совсем нормальная.

И ситуация наша с Олегом…

Нетривиальная… Совсем…

Киношная, как сказала Динара.

И, видя, что ей удалось меня задеть, Рената продолжает. И при этом улыбается — хищно и самодовольно:

— Ты ему никто, девочка. И его неуемные аппетиты не удовлетворишь. Это пока он наверняка нежный и сдержанный. Бережет невинный цветочек. Но надолго ли? Совсем скоро ты надоешь ему. И он вернет меня. Потому что я — и только Я — знаю, что он из себя представляет. Мы ведь долго друг друга знаем. И трахаемся тоже долго.

— И до сих пор? — тихонько спрашиваю я, не зная, зачем.

Боюсь услышать ответ. А еще… понимаю, что глупо скидываю козырную карту. Хотя… Даже не так. Не скидываю. Отдаю. Просто так. Безвозмездно.

Та, если и удивляется, но виду не кажет. Только ухмыляется самодовольно и, наконец-то отпустив меня, самоуверенно заявляет:

— Конечно. На рабочем столе и в отеле это, конечно, не очень удобно, но придает некую… пикантность. Понимаешь, о чем я?

И сколько же в ее голосе самодовольства и любования собой… Аж воротит. А женщина, как назло, еще и наклоняется и проникновенно, но мстительно так выдыхает:

— Ты же оценила, какой Олег любовник? Понимаю, от подобного трудно отказаться — властный, умелый, в меру жесткий. Трахает так, будто это в последний раз. У тебя много-то партнеров было? Уверена, что нет. Ты своей этой невинностью наверняка его и подкупила. Но ему будет недостаточно девочки-неумехи. Ему нужна опытная любовница. Которая и в зад возьмет, и в рот…

Фу-фу… Ну вот как можно вести себя настолько… вульгарно?!

“В жопу!” — сказала бы Александрова.

“Уймите свои фантазии и закажите мальчика!” — возможно, брезгливо отреагировала бы Динара.

Я же трусливо прошу:

— Замолчите! Меня тошнит!

Странно, но это фраза действует на Ренату как-то странно. Она мгновенно замолкает, бледнеет и неожиданно отпускает меня. Я слегка пошатываюсь на пятках и с трудом выравниваюсь.