Стоять, Карпова. Оговорочка по Фрейду.

Не люблю.

Любила. Так будет правильно.

Отложив книгу и переключив на музыкальный канал, я несколько минут просто сижу и гляжу в пустоту. Виски немного ломит, но терпимо.

И я решаю занять себя полезным делом — приготовить что-нибудь. Да и время уже. Надо подкрепиться.

Олег, правда, немного покривил душой. Холодильник оказывается не так уж и забит. Морозилка — да, полуфабрикатов там полно. Оно и понятно — мужчина.

Но я нахожу все необходимое для супа и жаркого. И принимаюсь за неторопливую готовку под аккомпанемент зарубежных хитов.

И даже пританцовываю немного. И тихонько подпеваю себе под нос.

Короче, делаю все, чтобы не переключиться обратно на беспокоящие меня темы.

— Tsamina mina, eh, eh. Waka waka, eh, eh. Tsamina mina zangalewa — this time for Africa!

Я мурлычу футбольный гимн Шакиры, имитируя ее движения бедрами, хотя понимаю, что до исполнительницы восточных танцев мне далеко. И невольно улыбаюсь, подумав о том, как бы отреагировала на подобный “концерт” Марина Эдуардовна.

Женщина обязательно нахмурилась бы и сделала строгий выговор. Отчитала бы меня по полной программе, заявив, что подобное поведение неприемлемо для приличной девушки.

Это вульгарно.

Неприлично.

И развратно.

А вот готовка — это да. Орлова считала, что добропорядочная жена должна уметь следить за домом и кухней и готовить на уровне мишленовского повара. Поэтому я не только иногда кашеваривала под ее чутким руководством, но и какое-то время посещала кулинарные курсы.

А еще занятия по классическим танцам.

И даже по гончарному делу. Дескать, у девушки ее сына должно быть приличное хобби. А не компьютерные игрушки, к которым меня привлек Андрей, счастливый обладатель компьютерной техники самой новой и самой мощной модели.

— Billie Jean is not my lover, she's just a girl who claims that I am the one. But the kid is not my son, she says I am the one, but the kid is not my son.

Гораздо громче подпеваю я очередному хиту, правда, немного более возрастному, чем песня Шакиры. И ловко шинкую морковь, благо, ножи в доме Олега наточены на славу. И, скинув соломку в глубокую сковородку и не сдерживая порыва, резко прокручиваюсь вокруг своей оси, глупо и слабо повторяя одно из фирменных движений великого короля поп-музыки.

И едва не роняю и разделочную доску, и нож на пол и, конечно же, громко чертыхаюсь, мгновенно смутившись своей чересчур нервной реакции.

Оно и понятно — я просто испугалась от неожиданности. Слушая музыку и даже подпевая, я совершенно не услышала ни звук открываемой двери, ни шагов мужчины, который, вернувшись домой и пройдя вперед, с интересом наблюдал за устраиваемым мной бардаком.

— Здравствуйте! — старательно шифруя состояние стыда и позора, бойко говорю я, — Надеюсь, это ничего, что я решила немного похозяйничать?

— Ничего, — глухо отзывается мужчина, оглядывая уже не только кухню, но и гостиную.

Его взгляд цепко проходится по включенному телевизору, по аккуратно сложенному пледу на краю дивана, по книге на столе и в итоге возвращается обратно ко мне. Голова с коротким ежиком волос немного наклонена набок, глаза прищурены, а губы сжаты в какую-то странную, как будто бы горькую усмешку. В руках мужчина держит пластиковые и бумажные пакеты, и я почему-то не сомневаюсь — в них не только продукты, но и одежда и, возможно, даже обувь.

Стянув ботинки, Олег проходит на кухню и, тяжело оглядев результат моей кулинарной деятельности, почему-то вздыхает и ставит пакеты на обеденный стол.

— Вам уже гораздо лучше, — не спрашивает, а утверждает мужчина, — Вот, уже даже поете. И больше не плачете.

— Вы не думайте, я не притворялась, — испугавшись, что приютивший меня человек неправильно поймет мое поведение, горячо заявляю я, — Большое вам спасибо за поддержку, мне правда очень стыдно. Но… похоже, я просто всё выплакала. Да и… устала просто. Надо смотреть вперед, не так ли?

— Рад, что вы пришли к этому, — говорит Олег, как мне кажется, понимающе. — Но стоило ли утруждать себя… готовкой?

Мужчина демонстративно качает головой в сторону кухонного гарнитура.

— Да, это… Простите, что устроила весь этот бардак, я обязательно уберусь. Но это отвлекает. Не позволяет думать… о всяком.

— Понимаю. И, пожалуйста, прекратите уже извиняться. Раздражает.

— Простите, — инстинктивно откликаюсь я, вжимая голову в плечи.

— К тому же я считаю, что должен узнать, что же все-таки у вас произошло перед тем, как решить, чем могу вам действительно помочь. Для этого вам все же придется вспомнить неприятные для вас вещи и все мне рассказать.

Олег говорит строго, но не жестко, без лишнего давления. И я понимаю, что это действительно не праздный интерес. И мне правда надо быть максимально откровенной с этим человеком.

— Хорошо, — понурив голову, проговариваю я негромко, — Разумеется, вы имеете полное право все знать.

Мужчина не сразу понимает, как реагировать на беззаботно порхающую по его кухне девушку. Она уже совсем не кажется ему убитой горем или страдающей от приступа панической атаки. Наоборот. Татьяна выглядит вполне довольной, если не сказать — счастливой.

Олег наблюдает за ней где-то с минуту и почему-то не торопиться заявлять о своем возвращении. Как можно тише проходит немного вперед, держась стены, и со странной смесью боли и удовольствия глядит, как девушка четкими и уверенными движениями чистит и режет продукты, переставляет посуду и гремит крышками. Как крутится около плиты, пританцовывая и качая бедрами. Как негромко, но чисто напевает себе под нос хит бессмертного Джексона.

И чувство дежавю на него накатывает с такой силой и с такой энергией, что ему даже приходится на секунду-другую прикрыть глаза.

Его жена, Лена, никогда не любила готовить. И всегда делала это только в случае крайней необходимости — быстро и максимально просто.

А вот Софья была настоящей хранительницей очага. И считала своей прямой обязанностью накормить вкусно и сытно не только членов своей семьи, но и каждого, кто появится в ее доме даже случайно и мимоходом.

Совсем как эта девушка, Соня кашеваривала весело и, как говорится, с огоньком — тоже танцевала и пела, носясь по кухне, что совершенно не мешало ей ловко орудовать ножом и сковородкой и своевременно добавлять то один ингредиент, то другой. И при этом успевала и с мужем пошутить, и детей приласкать. А после в рекордные сроки перемыть посуду и навести на кухне идеальную чистоту, чтобы осталось время на беззаботные и веселые разговоры в теплом дружеском кругу под бокал вина или чай с тортиком собственного приготовления.

Но сложнее всего оказалось увидеть даже не общность поведения двух девушек из разных времен. А совокупность его с внешностью — стройной фигурой, светлыми волосами, убранными в неаккуратный пучок и закрепленными с помощью самого обыкновенного карандаша, и сверкающими серыми глазами. Как и утром, Олег отмечает удивительное, какое-то мистическое сходство Татьяны с Софьей. И это больно. Но одновременно… как-то отрадно.

Тепло.

И приятно.

Как будто всё наконец-то встало на свои места. И сложился пазл — долгожданный и заботливо лелеемый в мечтах, несмотря даже на солидный возраст.

В таком даже признаваться стыдно.

И поэтому Олег раздраженно отрезает воспоминания прошлого и даже собственные эмоции от настоящего. Называет собственную сентиментальность не просто чем-то глупым, но и бесполезным и лишним.

А еще сильно раздражающим.

Поэтому, когда девушка таки замечает его и оттого испуганно шарахается, он уже вполне спокоен и сосредоточен. Как танк. Только немного раздосадован из-за небольшого беспорядка, что та устроила, нарушив тем самым неприкосновенную гармонию его территории. Хотя, конечно, благодаря именно ему стало вроде как светлее и уютнее. И теплее.

И почему она безостановочно извиняется?