Более того — я при все желании не могу назвать наши отношения обычными. Ладно еще, если бы я была его родственницей. Или дочерью друзей и знакомых, за которой нужно было временно приглядеть.

Но ведь я такой не являлась.

И, несмотря на это, Олег представил меня своим друзьям. Потом — показал своим подчиненным.

Проводит сейчас свои выходные в моей компании.

Разве все это не может не заставить задуматься? Или желать чего-то… этакого?

Например, поддаться соблазну? Или, забыв о прошлых неудачах и неприятностях, с головой нырнуть в расцветающую привязанность?

Вообще-то, нет. Нельзя.

Где я, а где Олег? Между нами пропасть и уйма условностей, которые нельзя игнорировать.

В конце концов, огромная разница в возрасте и ощущение обязанности…

Я поворачиваю голову, чтобы украдкой посмотреть взглянуть на выглядящего расслабленным мужчину.

Определенно, он очень привлекательный. Теперь я вижу это ясно и четко, несмотря на то, что он гораздо меня старше. Но ведь и не внешность — это самое главное. Куда как важнее то ощущение спокойствия и надежности, которое он у меня вызывает одним своим присутствием и прикосновениями.

Надежный, да…

Но разве Андрей не вызывал у меня тех же чувств?

Ох уж эти размышлизмы…

Почувствовав, что начинаю потихоньку засыпать, я медленно и аккуратно поднимаюсь на ноги, непроизвольно привлекая внимание мужчины. Желаю Олегу спокойной ночи, дожидаюсь скупого и молчаливого кивка и ухожу в выделенную мне комнату. Правда, оставшись в темноте и одиночестве, долго ворочаюсь — сонливость почему-то как рукой сняло.

Олег прекрасно понимает, что переступает черту. Причем в своей духе — уверенно и прямолинейно. У такой романтичной натуры, как Танечка, нет и шанса. Она уже краснеет и тушуется, как и полагается юной девушке. Отводит смущенные взгляды, но украдкой все равно поглядывает.

Потому что тянет. Тянет эту обиженную судьбой девушку к тому, кто совсем чуть-чуть позаботился о ней — приютил, приласкал. Как ребенка, порадовал поездкой на речку и шашлыком.

И ведь он понимает — там однозначно не одна травма. Чего только стоит это ее маниакальное желание угодить и быть удобной! Он уже мог с легкостью определить, когда она улыбается искренне, а когда это просто учтивая и светская маска. Когда она довольна, а когда — расстроена. А расстроить, оказывается, ее может любая мелочь. Особенно, если она доставляет какое-либо, даже малейшее, неудобство.

Однако какое соблазнительное зрелище! Он сидел в кресле, поставив руку на подлокотник и уперевшись подбородком на ладонь. Прикрыв пальцами часть лица, буквально ел глазами тонкую фигурку, вольготно расположившуюся на ковре. Ласкал взглядом стройную спину и трогательно худые плечи с разметавшимися по ним светло-русыми локонами. Миниатюрную талию и округлые бедра с аппетитной попкой. Длинные ноги с красивейшими ступнями, которые иногда мотались из стороны в сторону, непроизвольно дразня и привлекая к себе внимание.

Чистейшее искушение. Девочка. Лолита. Только без той тягучей темноты и стремления порабощать, как у героини Набокова.

“Дурак, — мысленно стучит Олег себя по лбу, — Старый и извращенный дурак”.

Сейчас он не ставил Таню на место Сони. Его вообще за сегодня ни разу не посетило ни одно воспоминании о Софье. В непривычно ярком проявлении своих эмоций Таня стала слишком походить на… ребенка. Взрослым, со всеми полагающимися округлостями в самых стратегических местах, очень милым и обаятельным, но ребенком.

А вот сейчас перед ним не дитя, но — умиротворенная и изнеженная молодая женщина. Жаль, что он не видит ее лица — сейчас его ласкает тепло и отблески огня из камина. И Таня, как кошка, нежится и отдыхает. Может, даже дремлет. Она и правда очень любит спать — в машине вырубается за милую душу. И во сне она особенно мила. Спокойна и расслаблена.

Особенно сегодня.

Как она улыбалась! Как забавно шевелила губами и морщила нос!

И правда — кошка.

Ну вот. Определенно — извращенец.

После ее ухода сразу становится одиноко и неуютно. И гнетущую атмосферу не может развеять даже яркое пламя.

Теперь уже тянет его самого. Тянет наверх, на второй этаж, где в его собственной спальне, в его собственной кровати сейчас устроилась такая желанная и такая сладкая кошечка. Возможно, ради своего удобства она снова переоделась в одну из его футболок — совсем как в первую ночь своего пребывания в его доме. Сам он планирует устроиться на диване. Не сахарный, не растает. Хотя спина, конечно, на утро “спасибо” не скажет.

А, может, он и вовсе не уснет. Не до сна что-то.

***

После возвращения в город работа снова затягивает Должанского с головой. Одновременно он решает вопрос с разводом своей подопечной, для чего ему приходится встречаться не только с юристом, но и пару раз — с самим Орловым-младшим — тем еще избалованным и распущенным парнем, который наотрез отказывается идти навстречу. Приходится заняться незамысловатым, но даже не подтасованным шантажом.

Хотя, думает Олег, лучше бы ему было все обнародовать. И выставить напоказ гнилые душонки всего семейства. Исключение, наверное, составил бы только брат Андрея — Кирилл, который на деле оказывается совершенно ни при делах. Тот давно жил от родителей обособленно, занимаясь бизнесом и семьей, и искренне беспокоился о “младшей сестре”. И потому понятия не имел, какие истинные помыслы его замечательные родичи имели на наследницу почившего Сергея Карпова.

Отношения с самой Татьяной медленно, но верно упрочнялись, становясь все более доверительными и нежными. Ласковая и нежная, девушка откровенно тянулась к нему, что не могло не тешить мужское эго. И одновременно — заставляло бороться с соблазном.

При свете дня, в здравом и трезвом рассудке Должанский понимал — неправильно это. Не должно его тянуть к бывшей однокласснице его собственной дочери. Нельзя излишне привязываться к ней и особенно — позволять самой девушке начать испытывать к нему нежные и далекие от целомудрия чувства. В конце концов, они могли возникнуть не совсем правильным образом — то есть так, как обычно должно происходить между мужчиной и женщиной. А основываясь на обманчивом ощущении благодарности.

И это было бы неправильно.

И нечестно.

В первую очередь — по отношению к ней самой.

И особенно — к памяти ее матери и отца.

Первое сентября я жду с нетерпением и каким-то детским воодушевлением. Как первоклассница, ей-богу! Только бантов и белых гольфов не хватает для полноты образа.

Олег снова помогает мне — и от этого мне и неловко, и тепло одновременно. Сначала отвозит меня к Светке, чтобы забрать книги. Та находит причину, чтобы выйти на улицу и собственными глазами поглядеть на моего спасителя. Потом пишет полное смайликов сообщение, в котором сплошной восторг и экспрессия. Мужчина ее покорил — и это за какую-то минуту, пока они обмениваются ничего не значащими фразами и изучающими взглядами.

После Олег везет меня в торговый центр. Покупает целый ворох одежды. А еще обувь и сумку. Продавщицы в магазинах смотрят цепко и жадно и украдкой вздыхают — с завистью и сожалением. Странно, но именно это и убеждает меня прекратить всяческого сопротивление и воспользоваться щедростью и вниманием мужчины. Все-таки это очень приятно — понимать, что твоим спутником восхищаются, а он даже и не думает смотреть на кого-то, кроме тебя.

И мне даже кажется (хотя и страшно себе в этом признаться), что в глазах самого Олега я тоже вижу если не восхищение, то одобрение. Иногда мужчина даже сам вытягивает ту или иную вешалку или вещь с полки и предлагает померить.

Вот Андрей никогда не любил ездить со мной в магазин. Вместо этого компанию мне составляли знакомые из бомонта или же мне приходилось терпеть авторитарные замашки Марины. У той хоть и отличный вкус, но иногда… она все-таки чрезмерно давила.