– Энти саксы, – прошепелявил лютич, – присасываются к кружке, аки младенец к сиське!

Он покосил взгляд на Ариберта, но, не получив возражений, продолжил:

– А ведь когда-то сами боролись с франками. За землю, за богов своих… Ты слыхал, что им вино дают в этих их кирхенах*? Знамо дело, почему крестились!

(*Kirchen – церковь по-немецки)

Дражко тоже глянул на Ариберта. Тот совершенно спокойно выдержал невежество лютича, хотя ни лютичей, ни невежества на дух не переносил.

Саксы привели с собой целую ораву жрецов. Те прибили к наиболее добротной хижине крест и проводили там свои обряды, орошая воинов водой, распевая на непонятном языке странные песни и рассказывая разные истории про мёртвых святых. По торговым делам Дражко бывал во франкских городах и видел, как это происходит в настоящих церквях. Однако даже в такой ситуации христиане тратили время на подобные вещи.

Их обряды казались скучными, долгими. Боги славян представлялись далёкими предками, не лишёнными человеческих пороков, и оттого понятными. Христианский же Бог был строгим, требовательным… Многие считали его слабым, но Дражко не разделял это мнение. По жестокости Бог не уступал даже Световиту*, а ревностное отношение к нему христиан поражало воображение. Даны, норвеги, свеи, фризы могли обманывать, ложно креститься по нескольку раз, даже отрекаться от своих богов ради выгоды или принимать его, как ещё одного покровителя, но христиане не уступали славянам в твёрдости своей веры. Даже слабые телом жрецы или простые смерды под страхом смерти продолжали взывать к Нему. А значит гнева Бога боялись больше, чем стали под рёбрами.

(*Световит – главный бог руян. Возможно, аналог или одно из имён Перуна. Имел несколько функций, одной из которых была война)

Из всей засланной братии говорил, в основном, Векша. Он быстро нашёл общий язык с соплеменниками, поднял несколько здравниц за лютичского князя Мелигасата, за присутствующих храбрых мужей, даже за проклятых саксов – чтоб им силёнок хватило потрепать вагров. Все знали про поход Табемысла, надеялись помочь своим родным краям, славно погуляв по стариградским округам.

Дружина хмуро слушала здравницы заклятых врагов. Перешёптывались, поджимали губы, не давая крепкому словцу вырваться наружу.

– А вы откель-ИК!.. Откель будете-то? – наконец спросил Черень, прибавив к шепелявости икоту от выпитого пива. – Вроде не помню ваши рож-ИК!

Кто-то из лютичей навострил уши, осознав то же самое.

– Да отовсюду, – ухмыльнулся Дражко. – Я, вон, с Руяна, – он решил, что приправить ложь правдой не помешает. – Деян из Волина, Векша, как ты понял – ваш брат.

– Но, но! – возразил Векша. – Я из ротарей*, а Чернь – из брежан*!

(*Ротари, брежане – одни из племён, составляющих племенной союз лютичей)

– Вот-вот, – кивнул тот.

– В общем, находники мы. Отовсюду собрались, – заключил Дражко, отхлебнув небольшой глоток из кружки.

– Понятно, понятно… Ну, за удачу на нашем нелёгком пути!

Новая здравница отвлекла лютичей, и празднование маленькой победы над наглыми саксами продолжилось. Недолго, правда – в помещение со злобным рыком влетел сотник, от вида которого все присутствующие едва не протрезвели. Дражко притворился, что тоже взволнован явлением грозного командира, а его примеру последовали и остальные.

Сотник тоже был из лютичей.

– Всеслав, – подсказал Чернь. – Батька наш. С ним шутки плохи…

И правда. Мёд, эль и прочее было безжалостно изъято, а вся братия согнана в обход вокруг деревни.

– Вы чьих будете? – спросил Всеслав, приметив незнакомцев.

– Сина – наш воевода, – почти не задумываясь, ответил Дражко.

Хотя такая ложь отозвалась першением в горле, будто глотнул перебродившего пива.

– Ха, знатно вас потрепали, да? – ухмыльнулся сотник. – Слышал, граф так кричал на вашего саксонского выродка, что эта развалюха, которую бодричи* называют домом, чуть не рухнула.

(*Бодричи – одно из названий ободритов)

Ариберт наконец позволил себе вспылить:

– Следи за словами, собака!

Он наверняка обозлился за пренебрежительное отношение к своему народу, но Всеслав принял это за защиту Сины.

– А если не захочу? А?

Хитрая выжидающая рожа не обещала ничего хорошего. Дражко пришлось вмешаться:

– Тогда язык отсохнет. Или что похуже, – взгляд на миг устремился вниз. – У меня ведун есть знакомый. Как раз хотел навестить – давно не видался.

– Ах, ты… – насупился Всеслав. – Прочь с глаз моих! Идите к своим саксам, неча тут якшаться!

И снова даже не пришлось лгать. У Дражко действительно был знакомый ведун. Вряд ли он стал бы тратить время на чей-то уд, но это не беда. Дражко собирался прикончить лютича ещё до того, как попадёт на Руян.

Первым наружу вышел Ариберт с дружиной – их люди Сины не узнают. Дражко, Деян и Цедраг последовали, лишь убедившись в безопасности.

– Значит, не успели-таки… – вздохнул Деян. – Я надеялся, что выродков прирежут на подходе к деревне.

– А если наших побили? – выразил опасение Цедраг.

Надо сказать, подобные мысли посещали всех.

– Вряд ли. Если бы случилась стычка, саксы уже вовсю ликовали от радости.

Дражко утешал не только дружину, но и самого себя. Всегда стоит готовиться к худшему, однако сейчас нужно сосредоточиться.

Лазутчики разбрелись по деревне мелкими группами, чтобы смешаться с саксами. Кого-то даже заставили работать. Хотели и Дражко, но тот одним лишь взглядом дал понять, что не простой воин – сам может раздавать команды.

Отбившись от, судя по всему, десятника, он направился к убежищу графа. Люди Ариберта лучше остальных определят, что следует придать огню, где разгуляться с клинком наперевес и как после всего скрыться, чтобы саксы гонялись за воздухом.

Проскочила даже мысль оставить нескольких людей в деревне, но то было бы слишком опасно.

А вот узнать новости – дело хорошее.

Дражко подошёл к стражнику у ворот дома. По голодному виду стало понятно, что даже личная охрана графа недоедает, пока сам он ждёт запечённого кабана на ужин.

– Добрый день.

– Чего тебе? – проворчал в ответ стражник. Славянский говор заставил его скривить губы.

– Будешь?

На протянутый лоскут вяленого мяса стражник отреагировал, будто ему предложили кусок сочной говядины – выхватил, жадно сунул в рот, и лишь потом поинтересовался, с чего привалила такая щедрость.

– Да поспорил… Знаешь Черня?

По дёрнувшемуся глазу понял – знает.

– Так вот слушай. Поставил я десятую часть своей доли на то, что граф этот ваш обратно повернёт. У нас тут холера, жратвы нет, пёс его знает, что эти бодричи дальше по пути к городу придумают… В общем, не будет битвы – по домам разойдёмся. Ты рядом стоишь – может, чего слышал?

Стражник выпятил грудь, оживился в гневе:

– Ты что, сомневаешься в лорде Людольфе?! Невежественный варвар, сейчас Ольденбург* атакуют даны! Наш славный граф всё продумал, так что можешь распрощаться со своей долей!

(*Ольденбург – Стариград по-немецки. Сейчас – Ольденбург на Гольштейне)

Заметив, как сменилось выражение лица Дражко, он ухмыльнулся, радуясь маленькой победе.

– Значит, скоро выступаем…

– Вот именно!.. Чего поник? Неужто струсил?

– За языком следи! – огрызнулся Дражко.

Хоть выглядел он не лучше прочих наёмников, которыми Людольф пополнил ряды войска, отчего-то захотелось засунуть язык подальше. Однако не желая пасть в грязь лицом он решился прогнать странного венеда:

– Иди отсюда! Ишь! Варвар…

Только Дражко отошёл на несколько спешных шагов, распахнулись створки. Первым выскочил Бруно – в полной броне, оружный, со шлемом подмышкой. Он стремительно месил грязь высокими сапогами по направлению к стойлу. За ним показался Людольф. Граф явно не собирался в поход, лишь провожал сына. Третьим был Сина.

Дражко отвернулся, надеясь, что ублюдок не заметил его, шмыгнул в сторону.

Предводитель наёмников выглядел потрёпано после ночного налёта, но отдохнуть ему, видимо, не дали – он тоже прыгнул на лошадь, послал сопровождавшего воина собрать людей и поскакал за Бруно.