Со стороны это выглядело неравной схваткой, издевательством, однако Громыха был серьёзен, но никак не мог достать верткого, ловкого Векшу.

А затем произошло то, что заставило всех умолкнуть. Первая кровь.

Извернувшись, нырнув под руку, Векша полоснул по бедру и тут же отпрыгнул, уходя от лезвия.

Громыха, казалось, не заметил раны, продолжил наносить удары, выбивая щепки из щита или рассекая воздух. Кровь пятнала следы, смешивалась с землёй.

Движения Векши смотрелись неуклюже. Каждое – на грани смерти. Будто лишь случай спасал от провала.

Дражко ухмыльнулся.

Воины продолжали битву. Толпа начала скучать от односторонних действий, требовала больше крови, риска, погоняла лютича бранью, чтобы сражался храбрее, а не бегал от противника. Да только Векша не обращал на них внимания. Скоро он резко сменил направление, сбил атаку Громыхи щитом, шагнул в сторону, оказавшись сбоку, и нанёс новый удар, накормив топор кровью.

На этот раз Громыха остановился – на предплечье кровоточила глубокая рана, отчего рука повисла, а щит пришлось выбросить, перекинув оружие в левую руку.

Противник показал слабость, и Векша не стал упускать момент. Только коснувшись земли, он накинулся снова, обманчиво замахнулся топором, а затем заехал обухом щита по шлему, что сопроводилось огорчёнными охами зрителей.

Громыха не сдавался. Теперь лютич обрушивал смертельный ураган – рубил, бил, подсекал, обманывал, с каждым шагом нанося повреждения, но вагр огрызался, истекая кровью. Даже в таком состоянии он мог закончить всё одним удачным движением.

Но не получилось.

Когда Громыха в очередной раз попытался сделать выпад, Векша не стал уворачиваться, а наоборот прыгнул навстречу, выкинул вперёд щит, оборвав атаку ещё в зародыше, коленом приложился в пах, с подсечкой опрокинул вагра на спину, замахнулся топором и…

– Векша, стой!

Полотно топора резко остановилось напротив лица Громыхи, оросив его собственной кровью.

Лютич прыгнул в сторону, подальше от замеревшего противника, пока тот не осознал произошедшее. И обратил взгляд на своего воеводу.

Самодовольная морда гридня вызвала у Дражко непроизвольную ухмылку.

Громыха, шатаясь, вскочил на ноги, завопил:

– Я ещё не!..

– Хватит! – оборвал его возглас Збигнева. – Боги своё решение нам поведали, и свидетелей достаточно. Правда на столе Векши.

Никто не мог возразить. Как и поверить, что победа неказистого лютича – это не случайность, дарованная богами.

– Но за беспорядок придётся ответить! – продолжил Теслав. – Вам обоим надлежит заплатить штраф. А если кто не сможет, волен записаться в долговые холопы до уплаты.

Последнее жупан объявил всем, но явно имел в виду Векшу, у которого уже отняли щит с топором, оставив ни с чем. Новый гридь снова повернулся к Дражко, мол, выручай, воевода, а тот – к Ариберту.

Княжич ответил укоризненным взглядом.

– Сам знаешь, долю свою в море выкинул. Подсоби.

Пришлось облегчить кошель.

Когда народ начал расходиться, Дражко удалось поговорить со Збигневом. Теслав уже ушёл дальше, да и не стоило сейчас его тревожить.

– Отец уцелел?

– Этого засранца сам Перун оберегает, не волнуйся!

– Не уходи от ответа.

Збигнев вздохнул, нахмурил брови, отчего сердце сжалось.

– Не знаю, Дражко. Ураган раскидал корабли, нас вынесло близ Стариграда. Скоро и Теслав показался, но что с остальными ни я, ни он не знаем. А для вестей ещё слишком рано.

– Понятно…

Дражко опустил голову. До сих пор он старался не думать о том, что случилось с родными. Разве может грозный Буревой, всю жизнь плавающий по морю, сгинуть в пучине? А Ратмир… брат был опытнее Дражко и вёл боевую ладью с матёрыми вояками. Уж если «Лебедь» уцелела, да к тому же успела снова набрать добычи, то старший Буревоич точно добрался до дома в целости.

Но всё это лишь догадки. Стихия не знает жалости.

– Не стоит горевать, Дражко! – подбадривал Збигнев. – Поверь, Буревой и Ратмир переживали и худшее. Лучше отдохни несколько дней, поправь здоровье и возвращайся на Руян. Они наверняка будут там.

– Да уж точно – здоровья стоит набраться, – смеясь, вставил Удо. – Получишь ещё по шее за то, что оторвался.

– Да Буревой его розгами оприходует, если Мила прознает, что он младшенького потерял!

– Эй, хватит глумиться! – возмутился Дражко при упоминании матери. – Я вам не малец какой!

– Конечно не малец – воевода уж! – наигранно воскликнул Збигнев. – Даже клятвенника заимел.

– Лютича, – хрюкнул Ариберт.

– Да ну вас! – Дражко пустил коня вперёд под смех за спиной.

На душе немного полегчало.

━─━────༺༻────━─━

Праздновали до ночи. День выдался насыщенный: пили за пережитый шторм, за взятие богатой добычи, за то, чтобы данов прибрало себе море. Выпили и за Аэция. Тот присоединился к пирушке вымотанный до предела – грек заботился о раненых, пополнив запасы своей сумы на выделенное из добычи серебро. Конечно, не забыли и про Векшу. Лютича теперь зауважали за храбрость и воинские умения.

Дражко отдельно, сам с собой, поднял чару за собственное чутьё. И кинул жирный кусок мяса в очаг в благодарность богам.

– Я же говорил! – Векша рухнул рядом, обнял за шею. Дыхание отдавало сильным хлебным запахом. – Говорил тебе, воевода! Я не подведу!

Новому соратнику нашли приличную одежду, отмыли, постригли, побрили, оставив лишь густые усы, и вдруг оказалось, что Векша довольно молод!

Обросший, он выглядел лет на сорок, но теперь по корчме щеголял муж в самом рассвете сил на третьем десятке, от улыбки которого краснели девицы, даже несмотря на малый рост.

– Да, да… – буркнул Дражко. – Не зазнавайся, тебе ещё долг отрабатывать.

– Это я обязательно!

– Уж надеюсь! – встрял Ариберт, затем перевёл разговор. – Теслав недоволен.

– Знамо дело, – кивнул Дражко. – Данов не догнал, гридь его проиграл… Денёк выдался отвратный.

– Хорошо, что ты не дал убить Громыху. У него сильный род, влиятельный в ремесленном конце. Лютича бы живым не оставили.

Векша уже зажимал девку в углу. Та наигранно противилась, но сама хихикала, да прижималась в ответ, вроде как нечаянно. А если уж и в правду передумает, то сбросить с себя ухажёра не составит труда – тот раза в полтора был её легче.

– Чую, натерпимся мы с ним ещё… – поделился Удо.

Дражко лишь устало вздохнул, допил квас, – он сегодня не проглотил ни капли хмельного, – и поднялся из-за стола.

– Устал. Отправлюсь спать.

Раны разболелись. К вечеру недуги всегда начинают беспокоить сильнее, вот и теперь так случилось.

Двое гридей сопроводили его до крепости. Не всем дозволялось сегодня пить – треть боеспособной дружины сохраняло бдительность даже в здесь, в Стариграде. Буревой всегда учил готовиться к худшему, и Дражко помнил наставления отца.

Сегодня, кажется, предосторожности излишни.

━─━────༺༻────━─━

Комнату освещала лучина. Нос уловил запах дыма, которым пропахли стены, домашний уют окутал Дражко. Он же принёс и усталость.

Раны заныли, голова закружилась, пришлось сесть на кровать. Он не сразу заметил Ингигерд, которая сжалась у стены.

– Не бойся меня.

Дражко вспомнил, что она не говорит на славянском, поэтому пришлось повторить на её языке. Но и это не успокоило бедняжку.

Сняв с себя одежду, он лёг, сразу закрыл глаза, но долго не мог уснуть. В голове проносились мысли, думы, волнения. Прошло какое-то время, прежде чем Ингигерд немного успокоилась и легла у самого края, поджав колени к груди.

– Я не причиню вреда, – сказал Дражко, отчего девушка вздрогнула. Видно, думала, что он заснул. – И никто другой. Обещаю.

Снова повисло молчание. Снаружи ветер трепал траву, заржал конь из конюшни, мимо прошагали стражники, но потом Ингигерд ответила:

– Ты уже это сделал. Ты разрушил мой дом, убил моих друзей и соседей, а кого не убил – сделал рабами.

Девушка наверняка хотела укорить Дражко, заставить стыдиться, но тот вдруг засмеялся.