Она укуталась в шарф в позолоченных блестках и присела за длинный стол. Он был накрыт нарядной скатертью, которая струилась до самого пола, и Амадей со своего бархатного трона уже хитро поглядывал на пушистые кисточки на концах ткани.

– Голубчик, Ван Фу, плесните-ка мне шампанского! – сказала Фаина, хватая китайца за полы развевающегося халата.

Ван Фу склонил голову и наполнил ее бокал пенящейся жидкостью.

Хозяин подошел к роялю, столкнул Амадея со стула и присел сам, расправив полы своего фрака.

Кот обиженно мяукнул. Отойдя от хозяина на пару шагов, он распушил усы, прижал грудь и передние лапы к полу и оттопырил хвост. Затем резко распрямил свое крепкое тело, бросился на ногу хозяина и сомкнул зубы на выглядывающей между носком и штаниной голой щиколотке. Зиггер взвизгнул. Амадей расцепил зубы и опрометью кинулся к Мари. Он с разбегу заскочил к ней на руки, и его десятикилограммовая тушка больно приземлилась на ее недавно травмированное колено. Мари ойкнула и рассмеялась. Амадей свернулся клубком у нее на коленях и заурчал.

– Ну что, акт мести удался? – почесала она его за ухом.

Амадей довольно прищурил зеленые глаза.

На сцене уже стояли Штайнс и Женька, которые изображали офицеров.

Часы пробили девять.

Хозяин взмахнул рукой, будто дирижерской палочкой, и пьеса началась.

– Кто здесь? – хрипло спросил маклер, глядя в листок.

– Нет, сам ты кто, сначала отвечай, – громко откликнулся Женька, размахивая руками.

– Да здравствует король! – прочитал Штайнс с листа.

– Бернардо? – все так же громко спросил Женька, затем пошарил в полах своего длинного, расшитого узорами халата и вытащил оттуда сдобную булку.

– Он, – отозвался маклер.

Женька, смахнув со лба челочку, надкусил булку и широко улыбнулся.

Мишель и Анна с радостными воплями пронеслись мимо Мари.

Управляющий в роли Офелии, закутанный в кружевную парчу, с искусственными цветами на голове, глядел на всех грустными большими глазами и чувственно поигрывал бровями.

– Удивительно органичный образ, – шепнула Мари сидящей рядом мадам Бриль. – Чистое, невинное, простодушное дитя!

– Да-да… «Непорочен, как лед, и чист, как снег…», – процитировала та, обмахиваясь веером. – Во всех смыслах прекрасный мужчина.

Тут из-под стола громко прокукарекал Феликс, подражая шантеклеру, и Леонид, играющий призрака, соскочил со сцены, элегантно взмахнув простыней.

– А Зиггер знатно поработал над содержанием! – сказала Мари. – Похоже, он сегодня весь день сидел над текстами. Или он подготовил все заранее?

– Не знаю, не знаю… У него, видимо, талант драматурга… – сказала мадам Бриль.

– Получается весьма недурно, – кивнула Мари. – Или просто великий сюжет невозможно испортить?

– Да он изменил не так уж и много, – протянула Фаина. – Вместо рассказа о коварном короле у нас теперь сюжет о воре, который под покровом ночи украл что-то ценное у короля. Почему бы и нет? Призрак отца Гамлета, явившись ему во сне, указывает на виновника. Сейчас Гамлет пожелает уличить вора и выдумает театральную сценку, в которой у короля тоже что-то украдут, и проследит за реакцией подозреваемых… История стара как мир! – Она довольно улыбнулась.

Как Фаина и предсказывала, на сцене разыгрывали подобие знаменитой «Мышеловки»74, во время которой Гамлет попытался изобличить вора.

– Да, я люблю эту матрешку, – сказала Мари. – Театр в театре. Ничего нового, но как изящно…

Вечерний тусклый свет падал сквозь мозаику окон, оставляя на стене квадратики, похожие на тюремные решетки. Тьма сгущалась.

Мари поежилась и снова вернулась мыслями к доктору. Неужели действительно несчастный случай? «Что-то сердце у меня снова не на месте», – подумала она.

С рояля смахнули бархатное покрывало, обнажив белеющий в полумраке человеческий череп и одну из китайских ваз Гу. Такую вазу Мари видела в коллекции, которую ей в первый же день по секрету показал управляющий.

Елена, уже почти вжившаяся в роль Гамлета, быстро сверилась с листком и обвела цепким взглядом стоящих на сцене.

– Ты – тайный вор!.. – воскликнула она тонким голосом.

Краем уха Мари услышала испуганный вздох и быстро обернулась, пытаясь обнаружить источник звука.

Дети смотрели друг на друга круглыми глазами. Анюта прижимала ко рту ладошку.

Мелисса, спрятав лицо под копной волос, водила трубочкой в стакане.

Мари перевела взгляд на управляющего. Тот внимательно смотрел на сцену, чуть приподняв плечи и обняв себя обеими руками. Мари показалось, что он был чем-то смущен.

Феликс, который уже вылез из-под стола, наклонился, собирая осколки своего бокала, разлетевшиеся по каменному полу. Лужа красного вина растекалась у его ног. Феликс отер руки и расстегнул еще одну пуговицу на рубашке.

– Как же здесь душно… – пробормотал он.

Мари вновь взглянула на Йозефа. Смущенное выражение уже исчезло с его лица, и он, чуть склонив набок голову, следил за действием на сцене.

Пьеса продолжалась. Мари посмотрела на часы. Была половина десятого.

Анюта и Мишель снова нарезали круги по зале, взрывали хлопушки и звонко хохотали.

Внезапно пламя свечи, которая стояла на столике около Мари, заколыхалось, и огонек потух. В гостиной стало еще темнее.

– Снова этот сквозняк! Могильный холод… – недовольно проворчал Симон. – Бедные мои косточки, сырость средневековая…

– Промерзший, зловещий, призрачный Эльсинор… Держите, – Мари протянула летчику лежащее рядом с ней покрывало. – Между прочим, струей холодного воздуха всегда предваряется появление привидения!

Словно в ответ на ее слова, на сцену снова поднялся Леонид, укутанный в простыни, изображая появление призрака в спальне королевы.

– Кукареку! – вновь раздался пронзительный возглас из-под стола, и Леонид спрыгнул со сцены, взмахнув простыней.

Он присел рядом с Мари.

– А из Феликса вышел неплохой петух!

– Прирожденный артист, – улыбнулась Мари.

– Артист погорелого театра! – недовольно проворчала мадам Бриль, морщась и поправляя скатерть. – И что за неуклюжие петухи пошли! Все ноги мне оттоптал своими мокрыми ботинками! И зачем ему нужно все время лезть под стол? Будто он от этого лучше кричит…

Она сняла туфельку, погладила большой палец ноги и вновь поморщилась.

Тут на сцене появился Штайнс. На него направили луч фонаря-прожектора, поместив маклера в центр всеобщего внимания.

– Тьма сгущается в Эльсиноре… – произнес он, слегка запыхавшись.

– Хм, и Штайнс согласился играть. Как-то не вяжется театр с его характером… – Мари потерла подбородок. – Я думала, его ничем не заманишь участвовать в подобных мероприятиях…

Летчик сверился со своей ролью и поспешил на сцену.

Женька вернулся, плюхнулся на кресло рядом с Мари и потянулся к блюду с эклерами.

– Если это и безумие, то в нем есть система! – зычным голосом произнес Симон, изображающий Полония.

Мари едва слышно хмыкнула. О, как ты прав, Полоний, прямо в яблочко! Она откинула со лба прядь светлых вьющихся волос. В череде загадочных событий, творящихся в отеле с того самого момента, как она переступила его порог, определенно скрывалась какая-то безумная цель и логика…

Мари рассеянно окинула взглядом залу.

Между столиков сновали разгоряченные гости, в честь представления одетые кто во что горазд. Пахло мандаринами. Все смеялись, наступали друг другу на ноги и громко извинялись. Шуршали платья и бумажные воротники, вспыхивали разноцветным дождем из конфетти хлопушки.

Тревожное предчувствие в груди ее все нарастало, и настойчивые невидимые барабаны били по вискам все сильнее.

Нет, разрази ее гром, она все-таки разберется в этом сумасшедшем доме!

Бах! Прямо над ухом у Мари взорвалась очередная хлопушка.

Она вздрогнула и огляделась.

Несколько ярких бумажных кружочков конфетти спускались, кружась, на блюдце со сладостями.