Послышалась барабанная дробь.

Дети взвизгнули от восторга.

В залу медленно вплыл повар, неся в руках поднос. На нем возлежал накрытый круглой стеклянной крышкой торт.

– Па-па-па-пам…

Все затаили дыхание.

Повар поставил поднос на стол и приподнял крышку.

И вот показался он, торт.

Блестящая шоколадная глазурь, разлитая тонким слоем, блестела, как зеркальный пруд. Торт венчала круглая фирменная печать. В воздухе разлился аромат шоколада, ванили и абрикосового конфитюра.

Повар вонзил лезвие ножа в податливую вязкую мякоть коржа, и в разрезе показалась нежная прослойка.

– Мне, мне первому! – взвизгнул Мишель.

– Мишель, веди себя прилично! – прикрикнула на него Анюта.

Повар распределил торт между гостями. На блюде остался один последний ломтик.

Анюта широко раскрытыми глазами уставилась на кусок торта на своей тарелке.

– Бабушка, а можно мне сразу два кусочка?

– Конечно, дорогая. Все, что пожелаешь! На вот, возьми-ка ножик и разрежь свой кусок на два!

Анюта обиженно надулась, но тут же снова расцвела, надкусив торт.

Мари взяла серебряную чайную ложечку, погрузила ее в шоколадную мякоть, отправила маленький кусочек в рот и зажмурилась.

– Восхитительные терпко-шоколадные ноты и сочный абрикос с благородной кислинкой, – прокомментировал Йозеф, гордо улыбаясь.

– Отведать «Захер» и умереть… – сказала мадам Бриль.

Мари отложила вилку и посмотрела на подозрительно притихшего Женьку.

– Что-то я не слышу от тебя криков восторга. Ты же наш главный Робин-Бобин и сладкоежка, всем сладкоежкам сладкоежка. Что же ты молчишь, будто воды в рот набрал?

Женька безмолвно глядел расширившимися зрачками на последние шоколадные крошки на своем блюдце.

– Эй, не молчи!

– Кажется, он потрясен до глубины души, – сказал Леонид.

Женька растерянно оглянулся по сторонам, потом медленно перевел затуманенный взгляд на друзей.

– Зебры на вершине Эвереста… Это… Это лучшее, что происходило со мной в жизни! – осипшим голосом проговорил он. Затем откашлялся и уже увереннее добавил: – Я должен получить рецепт!

– Ты что! Это же секрет, охраняемый веками. Патент, за который десятки лет велись суды. Думаешь, кто-то поделится им с тобой по доброте душевной?

– Я должен получить рецепт, – еще тверже сказал Женька. Щеки его порозовели. – Я раздобуду этот рецепт – или умру.

Мари рассмеялась.

– На всякое хотенье есть терпенье…

Не обращая на ее слова никакого внимания, Женька встал из-за стола и подошел к управляющему.

– У меня к вам серьезное предложение. Просите, что хотите и сколько хотите, но ваш повар должен дать мне рецепт.

– Э, дружок, даже и не мечтай, – рассмеялся тот. – Это тайна, оберегаемая веками. Страшнее, чем привидение. – Он грозно пошевелил бровями.

– Нет-нет, вы как хотите, а мне нужен этот рецепт, и я от вас так просто не отстану!

Мишель доел свою порцию, облизнулся и потянулся за последним куском «Захера», лежащим на большом серебряном блюде.

Женька боковым зрением заметил движение мальчика. Он что-то неразборчиво выкрикнул, стрелой бросился к столу и упал животом на скатерть. В стороны разлетелись тарелки и блюдца, жалобно звякнул опрокинутый стакан с яблочным соком. Женька выкинул руку в стремительном броске, и пальцы его сомкнулись на торте на мгновение раньше пальцев Мишеля.

– Мое! – завопил он, схватил торт обеими руками и отправил его в рот.

Мишель скривился, собираясь заплакать.

– Вот еще! Ты же взрослый, будешь еще из-за всяких обжор плакать, – строго проговорила Анюта.

Мишель тут же успокоился, но продолжал глядеть на Женьку, обиженно насупившись.

– Что за безобразное поведение, – скривился Рон. – Управляющий, кого вы только пускаете в гостиницу!

– Женька, ну как тебе не стыдно? Отбирать у ребенка сладости! – всплеснула руками Мари.

– Простите, – покраснел приятель, смущенно косясь на мальчика. – Я был не в себе. Мишель, я тебе потом куплю пять тортов. Это было дело жизни и смерти. Я… Я не мог иначе… – пробормотал он, размазывая по щекам шоколадную глазурь.

– Ладно уж… Съел так съел… – великодушно махнул рукой Мишель. – У нас был честный поединок. Но чур, с тебя потом пять тортов. И не забудь! – погрозил он пальцем. – Я напишу тебе наш адрес.

– Ладно, обещаю! Честное слово! – пообещал Женька, радостно поглаживая живот. – Я ни о чем не жалею, – шепнул он Мари на ухо.

– Доволен собой? – Мари саркастически приподняла бровь.

– В целом да, – сказал Женька и снова погладил себя по животу.

– Ну вот, поели – и ладно… – сказал Йозеф. – Вы только это… не привыкайте. Обычные гости такой чести не удостаиваются. Это уж я вам так, в порядке исключения… – Он быстро глянул на мадам Бриль.

Та благосклонно кивнула, и лицо управляющего расплылось в довольной улыбке.

Симон ревниво нахмурился и положил руку Фаине на талию.

Хозяин широко зевнул.

– Удивительно, как рано меня сегодня клонит в сон…

Тут доктор Коста с грохотом бросил столовые приборы на тарелку и поднялся из-за стола.

– Все, мне пора, – пробормотал он, вытер губы салфеткой и, не оглядываясь, удалился из-за стола.

Мари встревоженно посмотрела на его удаляющуюся сутулую спину. Старомодная шляпа, которую он зачем-то нацепил на голову, съехала набок. Доктор оступился, взмахнул руками, ища равновесие, и вновь зашагал дальше, раскачиваясь, будто парус на ветру.

– Эх, да что же я никак с ним не поговорю! – Мари раздосадованно дернула себя за кончик косы. – Ну не идти же мне сейчас за ним в номер, когда он собрался спать!

Она нахмурилась, выбила по столешнице дробь костяшками пальцев и покачала головой.

Зиггер снова зевнул.

– Я, пожалуй, тоже откланяюсь. Приятного вам остатка вечера. Новое уходит, старое приходит… – пробормотал он себе под нос. – Скоро новолуние. Скоро, очень скоро наступит великий рассвет…

Он поднялся, сверкнув перстнями, и удалился.

Ван Фу покачал головой.

…Минутные стрелки часов описали еще один круг, и гости, сытые и довольные, разошлись по своим номерам. Управляющий прошелся по опустевшей зале, поежился и накрепко запер окна от сквозняков.

– Ну что, Амадей, что-то холодно нынче здесь, а за окнами такая метель. Пойдемте-ка лучше ко мне в комнату, там гораздо теплее!

Амадей, гневно сверкая холодным огнем мятных глаз, нарезал круги по зале. Шерсть его стояла дыбом.

– Ну, что такое, что случилось? Чем вы так встревожены? Это всего лишь снегопад, полно вам… Пойдемте спать, у меня у самого на перемену погоды кости ноют…

Управляющий взял сопротивляющегося кота на руки, затушил свечи и покинул залу.

Если бы стены имели глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, они заметили бы, что сонный дом в эту рождественскую ночь был не таким уж и сонным.

Елена долго смотрела на спящего Алексея, глубоко вздыхая.

Мадам Бриль ворочалась в кровати, не в силах заснуть. Она взяла фотоаппарат с ночного столика у кровати и перелистала свои снимки, хмуря лоб. Затем махнула рукой, отложила фотоаппарат в сторону и встала с кровати. Взбила руками растрепанные кудри, накинула халат и подошла к двери.

Доктор Коста в эту ночь тоже не спал. Он прижимал пальцы к вискам, что-то бормотал и тоскливо смотрел на дверь. Вздохнув, он накинул на пижаму теплый пуловер на молнии, обулся и вышел в холл.

В номере рядом Рон протянул руку, чтобы обнять жену. Пальцы его опустились на пустую подушку. Он приоткрыл глаза и, не шевелясь, пристально всмотрелся в темноту комнаты. Мелисса стояла около кровати к нему спиной.

Расчесав волосы, она сбрызнула духами запястье и, не оглядываясь, неслышно вышла из комнаты. Рон сел на кровати. Он взял в руки стоящий на тумбочке будильник, тихо рыкнул и бросил его в стену. Будильник упал, разбившись на множество осколков.