– Да что вы говорите?.. – воскликнула Елена. – Семь крести…

– Да, вот так вот… Помнится, сижу я как-то в библиотеке. И Амадей, как полагается, со мной. Холод на улице страшный. Понятное дело, все окна закрыты, все двери заперты, чтобы их сквозняком не открыло. На ключ и даже на затвор. Через пять минут оглядываюсь – а Амедея нет. Зову, ищу – нет его нигде. Как сквозь землю провалился! Совсем, думаю, я с ума сошел, куда же ему из закрытой комнаты деться. Искал я его, искал, уже вконец отчаялся. Спускаюсь – а он сидит себе на диване, как ни в чем не бывало. Умывается… Как он вниз попал – ума не приложу. И не раз я такие штуки за ним замечал…

Амедей прищурил зеленые глаза и заурчал еще громче, чем прежде.

– Да, я о вас рассказываю, хитрец вы эдакий, о вас…

– О, коты – это отдельная история! – оживилась Фаина. – Они видят то, чего мы не видим, слышат то, чего не слышим мы, и знают то, чего мы не знаем! И спокойно гуляют по другим измерениям…

…Пахло мандаринами. В камине жарко пылали дрова, и колеблющиеся тени плясали на каменных стенах, картинах и лицах игравших.

Управляющий окинул взглядом гостей, пошевелил бровями и растроганно сказал:

– Чудесный вечер! Как же все это напоминает мне старые добрые времена моего детства, когда в доме не было отбоя от гостей! Ни один день не проходил без бриджа, танцев или карт… – Он ласково погладил мягкую обивку старого кресла.

– А вы ведь совсем недавно здесь, если я не ошибаюсь? – приподняла брови Мари. – Пару лет, вы говорили?

– М-м, да-да, все верно… Я, знаете ли, просто хорошо чувствую этот дом… Anschauung36, интуитивное познание… Иначе – инсайт, непосредственное постижение… – Йозеф смутился и взъерошил волосы. – М-м, ну, Платон там, эпикурейцы37, может, читали, нет?.. Пойду-ка я пораньше спать, завтра нам предстоит долгий день!

Он поспешно поднялся, взял на руки Амадея и удалился, тяжело ступая. Мари проводила его задумчивым взглядом.

Остальные были единодушны в том, что идти спать еще рано, и продолжили игру.

Феликс, в который раз воздав по справедливости отменному глинтвейну, повернулся к Алексею.

– Ну, великий изобретатель дьявольской машины, а вы что же помалкиваете? Придумали уже, как заткнуть доктору рот и скрыть ваши просчеты?

Алексей побледнел и сжал кулаки.

– Да как вы смеете…

– Ну-ну, полегче, – замахал на него руками Феликс. – Я лишь констатирую понятные для каждого здравомыслящего человека факты! Прекрасный глинтвейн, между прочим… – Он поднял стакан и осушил его до дна. – Ясное дело, вам нужно сейчас пораскинуть мозгами, как убрать этого параноика с дороги и расчистить путь для современной науки. А на очевидные вещи не обижаются, так ведь?

– Не понимаю, что вы хотите этим сказать, – тихо сказал Алексей, медленно наливаясь краской.

Жена погладила его по колену и прошептала:

– Тиши, тише, дорогой… Молчи. Просто не обращай внимания.

Она холодно взглянула на Феликса, зрачки ее сузились. «Как кошка, готовая бросится на обидчика, – подумала Мари. – Собранная, губы сжаты в тонкую решительную нить».

Алексей сжал кулаки сильнее, и костяшки пальцев его побелели. Секунда – и он снова взял себя в руки, расслабил кисти, откинулся на спинку стула.

– О, что вы, ну что вы! Дочка, Алексей, ну зачем же быть такими серьезными… – воскликнула мадам Бриль. – Серьезность за картами вообще редко когда приводит к чему-то хорошему. Да и вообще, в жизни так мало вещей, которые стоит принимать близко к сердцу!

– Ну, не скажите, – вмешался Евгений. – Допустим, кусок хорошо прожаренной буженины…

Феликс рассмеялся.

– Мадам Бриль, а тут вы правы, черт возьми! Жизнь – это игра, а не воскресная проповедь, и играть в нее надо уметь красиво и легко!

Он откинул голову назад и усмехнулся. В красном отсвете витражных стекол черты лица его резко выступали из полумрака.

Часы пробили одиннадцать.

Мелисса бросила карты на стол и сердито пнула острой шпилькой пуф.

– Ерунда, а не карты.

Она встала, потянулась, как дикая кошка, прошлась за спинками кресел, заглядывая в карты играющих, и прихватила плед, лежащий на кресле Мари.

– Ничего интересного! – зевнула она. – Чао, скучные люди. Я иду спать.

Мари посмотрела ей вслед.

Она привычно потянулась к кулону на груди, но пальцы ее сжали пустоту. Сердце пропустило удар.

Мари вновь провела ладонью по груди. Да, пусто.

– Проклятье! – прошептала она. – Мой медальон исчез!

…Древние греки пытаются запечатлеть ускользающую красоту в застывшем на века мраморе. Маленький Плутос держит в руках рог изобилия. Праматерь Ева покушается на яблоко из Эдемского сада. Богиня раздора подбрасывает на пиршественный стол золотое яблоко. Синдри выковывает золотое кольцо Драупнир, а мудрая змея Гарафена и птица Гагана охраняют Алатырь-камень.

А простые смертные собирают милые сердцу безделушки – кулоны, фотографии, статуэтки – и берегут их, как зеницу ока.

Испокон веков люди дорожат такими предметами-артефактами, придавая им особое, порой даже волшебное значение. Вещи эти – слепки, метафоры. Слепки остановившегося мгновения, метафоры силы, сосуды чуда. Функция у них не всегда созидательная, а скорее охранительная, оберегающая. Они – связь прошлого с настоящим, связь настоящего с будущим. И дорожим мы, собственно, не предметами, а тем, с чем они нас связывают.

Нет, медальон, конечно, не бог весть какой важный артефакт. Это вовсе не меч короля Артура или, скажем, волшебная чаша царя Джамшида. Так, безделушка, работающая на самовнушении. И все же – это ее безделушка. И таинственный некто только что вновь подобрался чуть ближе лично к ней, Мари.

Ну что же, дорогое привидение, вызов брошен!

Сегодня кулон найти не удалось, хоть они и заглянули в каждый угол дома.

Завтра она будет начеку.

А сейчас – время раздать социальные долги.

Мари переоделась в плюшевую пижаму, проверила, что дверь надежно заперта на ключ, села к столу и открыла крышку серебристого ноутбука. Полоска интернета мерцала где-то на грани возможного между быть или не быть. Связь с цивилизацией здесь, на высоте пары тысяч метров, была слабой: горы и снежная буря надежно охраняли дом от копошащегося внизу муравейника современности.

Мари развернула страницу своего блога, мысленно макнула перо в чернила и напечатала:

«Дорогие друзья, пишу я вам из поднебесного царства снегов и морозов: с вершин величественных гор Монтафона.

Сегодня мой рассказ короче обыкновенного, ибо у меня весьма напряженный график: я порядком умаялась после охоты за привидениями, затем меня попытались убить, и ныне я, как раненый пират, могу гордиться своим пострадавшим в бою коленом. Напоследок мне бросили в лицо перчатку, лишив дорогого сердцу предмета. Знаю, звучит неправдоподобно. Тем не менее ни слова лжи!

Как видите, у меня все хорошо, и скучать не приходится, клянусь бородой Мерлина!

Пишу вам, глядя через окно на теряющиеся за пеленой метели горные вершины. За стеклом почти нет света: сплошная кромешная мгла, за которой прячутся крупные, как новогодние шары, звезды, морозные черные чащи, сосны, по пояс укутанные в снега, и бескрайние ледяные пространства.

Нас заметает.

Похоже, наступает Великанская зима, Фимбулвинтер, и близится Рагнарек. А может, Белая Колдунья вновь захватила власть в Нарнии, и к нам из здешних платяных шкафов пробирается вечная зима. Впрочем, Нарнии в шкафах все же нет: мы проверяли.

Если погода не одумается, совсем скоро я окажусь замурована в одном доме с компанией весьма эксцентричных личностей, людей оригинальных и не лишенных некоторой доли сумасшествия (зачеркнуто) своеобразия. Очаровательные чудаки!..