Ключом к имплицитной философии политики у Прокла, таким образом, является «спуск философа», κάθοδος, его нисхождение, которое повторяет, с одной стороны демиургический жест, а с другой – является процессом исхождения Начала, πρόοδος. Именно философ, опускающийся вниз с высот созерцания, является источником правовых, религиозных, исторических и политических реформ. И то, что дает ему легитимацию в области Политического, как раз и есть обожение, созерцание, «подъем» (ἄνοδος) и «возврат» (ὲπιστροφή), который он осуществляет на предыдущем этапе. Философ, чья душа стала божественной, получает источник политического идеала из самого истока, и обязан нести это знание и его свет остальному человечеству.

Царь-философ у неоплатоников не является гендерно определенным. На этом месте может оказаться и женщина-философ. Прототипами таких философских правительниц, воспетых неоплатониками, О’Мира считает поздне-эллинистические фигуры Гипатии, Асклепигении, Сосипатры, Марцеллы или Эдесии. Сосипатра, носительница теургических харизм как глава Пергамской школы предстает в образе такой царицы. Ее обучение есть прообраз возведения учеников по лестнице добродетелей к самому Единому. Гипатия Александрийская, царица астрономии, представляет собой аналогичный образ в своей Александрийской школе. Кроме того, Гипатия известна тем, что она давала городским политикам советы по наилучшему правлению. Это снисхождение в пещеру людей с высот созерцания и стоило ей трагической смерти. Но и сам Платон – на примере казни Сократа – ясно предвидел возможность такого исхода для философа, спустившегося в Политическое. Показательно, что христианские платоники видели в этом прообраз трагической казни самого Христа[154].

Подобное нисхождение Платон уготовил и для себя, отправившись создавать идеальное государство к правителю Сиракуз Дионисию и будучи вероломно проданным в рабство пресыщенным тираном. Неоплатонический образ царицы-философа, основанный на равноправии женщин, предполагаемом в «Государстве» Платона, является частностью в общей идее связи теургии с областью Политического. Для нас важно, что данный Платоном образ подъема/спуска философа из пещеры и назад в пещеру, имеет строго параллельное толкование в сфере Политического и теургического. Это лежит в основе политической философии Платона, и не могло не быть осмыслено и развито неоплатониками. Другое дело, что Прокл, находясь в условиях христианского общества, не имел возможности полноценно и открыто развивать эту тему, или до нас не дошли его чисто политические трактаты. Пример с Гипатией показывает, что осторожность Прокла была явно не лишней. Однако зная о том, что подъем/спуск изначально толковался как метафизически, гносеологически, так и политически, мы вполне можем рассмотреть все сказанное Проклом о теургии в политическом ключе. Обожение души созерцателя и теурга делает его истинным политиком. Общество может это принимать или не принимать. Здесь становится понятными и судьба Сократа, и проблемы Платона с тираном Дионисием, и трагическая смерть Христа, на кресте которого было написано «ИНЦИ» – Исус Назореянин Царь Иудейский. Он и был Царь, спустившийся к людям с небес и снова взошедший на небеса. В контексте языческого неоплатонизма Прокла, который, кстати, совершенно не обязательно был антихристианским, эта идея подлинно легитимной политической власти с необходимостью должна была бы присутствовать и строиться точно на таком же принципе: править имеет право только тот, кто «спустился». Но чтобы спуститься (по крайней мере в случае человека), надо прежде подняться. Поэтому теургия и θέωσις, не будучи сами по себе политическими процедурами, имплицитно содержат в себе Политическое, более того, Политическое становится платонически легитимным лишь через них.

С учетом этого мы можем строить наше дальнейшее исследование: если θέωσις и теургия неоплатоников (в нашем случае, Прокла) содержат в себе политическое измерение, воплощенное в моменте «спуска» философа в пещеру, то неоплатоническая политическая философия является обоснованной, и нам остается лишь рассмотреть в общих чертах ее структуру.

Особенностью Афинской школы неоплатонизма являлось написание философских работ в жанре комментария. Как замечалось ранее, это не просто комментарии-пояснения к текстам Платона, но полноценные философские произведения, в которых те или иные идеи Платона рассматривались как начальный пункт размышления. В комментариях серьезно разрабатывается платоническая философия: усложняются и детализируются иерархии; проводится более нюансированный анализ сходства между онтологической, космологической, психической и политической структурами; конкретизируются концепты, представленные у Платона лишь как наброски.

Следует уделить особое внимание двум комментариям Прокла: на диалог «Государство» и на диалог «Тимей». В них наиболее полно выражено понимание Политического у Прокла. Мы считаем эти комментарии наиболее важными источниками для реконструкции политической философии Прокла.

Прокл (в соответствии с традиционными правилами толкования диалогов Платона) начинает свой комментарий на «Государство» и «Тимей» с введения, в котором определяет предмет (σκοπός) или замысел (πρόθησις) диалога; описывает его композицию (οἰκονομία), жанр или стиль (είδος, χαρακτήρ), и обстоятельства, в которых имел место данный диалог: топографию, время, участников диалога.

При определении предмета диалога Прокл выделяет существование в философской традиции анализа диалога Платона несколько точек зрения[157]:

1) некоторые склоняются к тому, чтобы видеть предметом диалога исследование понятия справедливости, а если к разговору о справедливости добавлено рассмотрение политического режима или души – это лишь пример для лучшего уяснения сущности понятия справедливости;

2) иные видят предметом диалога анализ политических режимов, а рассмотрение вопросов о справедливости, по их мнению, в первой книге является лишь введением к дальнейшему изучению Политического.

Таким образом мы сталкиваемся с определенной трудностью в определении предмета диалога: имеет ли диалог целью описать проявление справедливости в политической сфере или же в психической?

Прокл считает, что эти два определения предмета диалога не полны и утверждает, что обе цели написания диалога имеют общую парадигму. «Потому что то, чем является справедливость в душе, тем же является справедливость в хорошо управляемом государстве»[158], говорит он. Прокл при определении главного сюжета диалога замечает, что «замысел [диалога] касается то [рассмотрения] политического режима, то [рассмотрения] справедливости. <…> существование двух разных предметов диалога невозможно.»[159] Т. е. мы не можем сказать, что главной целью диалога является исключительно попытка определения справедливости или же описания наилучшего политического режима. Признав, что Политическое и справедливость взаимосвязаны, мы заметим, что в диалоге также подробно рассматривается проявление справедливости в сфере психического. Справедливость и государство не являются независимыми друг от друга явлениями. Справедливость проявляется как в Политическом, так и в психическом (или космическом).