Есть ряд интересных фактов, связанных с архитектурой нашего Кремля.

Ласточкины хвосты, зубцы на кремлевских стенах – это символ гибеллинов. Кто был архитектором этих стен? Зодчий Пьетро Антонио Солари родом из Милана, важнейшего города гибеллинов. Ласточкин хвост или буква «М» – это знак гибеллинов, выступавших за усиление власти Императора, за верховенство царской власти над церковной. Это очень символический жест, символическая архитектура. И гибеллинская линия перекликается с византийской традицией Императора как катехона, которая была перенесена на Русь.

А вот современные звезды на башнях Кремля были созданы в Донбассе, в Донецке – в 1930-х годах, и оттуда были завезены в Москву. Россия как катехон и битва за Донбасс – как все связано!

Борьба гвельфов и гибеллинов не закончилась победой одной из двух сторон. Эта война так и осталась незаконченной. Но сам устой иерархии начал – иерархии сакральной и земной, церковной и императорской властей, Папы и Императора – пошатнулся. В Возрождении постепенно начинают появляться политические тенденции, которые ставят под сомнение и сакральность Папской власти, то есть иерархию в ее гвельфской трактовке. Так мы входим в XVI век – в период Реформации.

Луи Дюмон, которого я уже неоднократно упоминала и на которого опираюсь в своих исследованиях, говорил в своем «Эссе об индивидуализме»[105], что именно протестантизм уничтожает иерархическую вертикаль. Реформация – это время, когда к власти приходит буржуазия, «Третье сословие», и полностью переворачивает иерархию.

Лютер прибивает свои знаменитые «95 тезисов» к дверям церкви. В них мы уже видим момент резкой критики церковной иерархии и начало перехода к новому деиерархизированному порядку. Вертикаль, которая была репрезентанцией божественного порядка, и которая, согласно Ареопагитикам, была необходима для того, чтобы реализовывать проход божественной энергии в мир, подобно онтологической связке, обламывается, надрывается. Неслучайно позднее социолог Макс Вебер заметил, что именно протестантизм приводит цивилизацию к современному капитализму. В работе «Протестантская этика и дух капитализма»[106] 1905-го года Вебер пишет, что европейское Новое время строилось на неразрывном союзе протестантов и поднимающейся буржуазии. Протестанты отвергли церковную иерархию и заодно онтологическую иерархию мира в целом, ставя на это место рационализм – как в вопросах веры, так и в бытовых делах. Они были ориентированы на материальный мир, тогда как католики, считает Вебер, были несколько отстранены от мира сего и более равнодушны к земным благам. Тот мир, царство небесное, было намного более важным в их глазах, чем временное пребывание на земле. Протестантизм же – в частности, через лютеровское понятие «призвания», Beruf – создавал возможности возникновения капиталистического мира. Вместо монашества и умозрения в целом, обращенных к потустороннему, протестанты ставили основной акцент на земной жизни и на той хозяйственной практике, которую человек был призван выполнять. Теперь личное обогащение и благополучие превращались в меру «святости». Так разрушение иерархии и порождало этику капитализма, постепенно вообще отвергшего любую вертикаль. Отсюда рынок, демократия, индивидуализм, равенство возможностей и иные догматы либерализма.

А дальше по мере становления капитализма и четвертое сословие (пролетариат) начинает понемногу подбираться к власти.

Следующий этап – Новое время, Модерн и его философия, Руссо, идея равенства, полное разрушение каст. Отныне мыслители Модерна провозглашают: человек рожден свободным и равным, но он пока еще в тенетах иерархии, и это нужно преодолеть. Вся философия Просвещения декларирует, что необходимо избавляться от иерархий, которые доминируют в обществе, в религии (протестантский мотив), в науке, в культуре. Человечеству необходима свобода ума. Философ Просвещения считал, что имеет дело напрямую с божественным откровением и никакие опосредующие инстанции ему для этого не нужны. Так появляются идеи деизма, где Бог отодвигается на второй план, приравнивается к чисто логической причине. Это мы отчасти видим уже у Декарта. Начиная с Ньютона, Гоббса, Спинозы и т. д. эта тенденция проявляется все с большей интенсивностью и приводит к тотальному низвержению божественного порядка в мире, замененного атомизмом и материализмом. К ХХ веку эта нарастающая одержимость материальностью вырождается в прямой нигилизм.

Среди примеров идеологии равенства, которые приводит Луи Дюмон, есть один антииерархичный деятель, который восхищался демократией в Америке и написал по этому поводу в 1831 году книгу– Алексис де Токвиль. Он утверждал, что «священная идея равенства» – просто замечательная: это будущее человечества. Все демократическое, новое, лучшее должно быть лишено иерархии. Он яростно критикует сословное общество, вообще саму идею иерархии, утверждает, что все люди должны быть равны. При этом он сохраняет право на жизнь иерархии определенных общественных функций.

При этом интересно, что Токвиль оговаривается: несмотря на необходимое равенство, может возникнуть такая опасность, как тирания большинства. Это культ материального преуспевания, рост изоляции и отчуждения индивидуума, а также упадок искусств. Причем Токвиль уточняет, что при аристократических режимах отдельные моменты, например, искусство, все-таки могут быть лучше, чем при демократических. Токвиль по Луи Дюмону – это представитель переходной фазы, которая ломает сословную систему, но еще сомневается, нужно ли ломать окончательно.

Теперь перескочим через века. В ХХ веке нигилизм побеждает фундаментально: человек стоит посреди руин обрушившегося здания иерархии с выражением отчаяния на лице. Для него больше нет авторитета, он ни холоден, ни горяч, он брошен судьбою в безжизненном мире, у него нет Бога. «Бог умер, вы убили его. Вы и я», – говорит безумец у Ницше, явно цитируя Псалтырь: «Рече безумен в сердцы своем: несть Бог»[107]. Этот человек больше не стремится ни к чему. У него больше нет ориентиров. Все разрушено, власть захватывает пятое сословие – тех самых носителей чистого тамаса, которые стоят в самом низу иерархии бытия. Самые низшие сословия начинают восстание. По Луи Дюмону и либерализм, и коммунизм представляют собой власть именно таких низших элементов – восстание черного начала, материального, упаднического, ничтожного, считающего высшим благом экономику, прибыль.

Луи Дюмон говорит, и это повторяют «новые правые», что в коммунизме и либерализме главная ошибка – это ставка на экономику, убеждение, что экономика предопределяет все. Это характеристика мышления именно низших сословий: буржуазии, пролетариата и чандал. Юлиус Эвола в работе о революции и современности говорит о революции пятого сословия, то есть о времени чандал. «Пришествие пятого сословия» называется его текст, в котором он констатирует полное и окончательное переворачивание иерархий в эпоху нигилизма.

Модерн, либерализм и коммунизм провозглашают всеобщее равенство. В троцкизме это проявляется в бо´льшей степени. В нашей модели, которая осуществилась в России, все переросло в фантасмагорическую структуру воспроизведения новой иерархии. Нам не удалось построить равенство. У нас социализм, по выражению Бердяева, стал некоторой формой религиозного сознания, новой религиозностью. Так же у нас был Император, пусть и замещенный. Были и определенные культы. Некоторая иерархия сохранилась во всем, кроме денег, но в сакральной иерархии неравенство материальное вообще никакой роли не играет, так как богатство ничего не говорит о сущности человека и является критерием только для низших каст – от вайшьев и ниже.