Полицейский открыл было рот, но оказался не в состоянии продолжать этот разговор. Только Джон постукивал по окну машины. Он не улыбался и не хмурился, а просто смотрел на меня. Его лицо было в пятнах крови, и свежая повязка на руке окрасилась красным. Светлые волосы до плеч обрамляли его лицо. В них также были сгустки крови. Из пяти человек, что были в магазине, уцелели только он и я. Кроме Криса, конечно же.

Двигатель автомобиля начал греметь.

Стук прекратился, и Джон прижал синюшную и покрытую кровью ладонь к окну. Возможно, так он прощался или пытался сказать «рад, что с тобой все хорошо». Но с наручниками вокруг запястья этот жест сделал его потерянным и одиноким. Выражение лица не изменилось, ищущие глаза выделялись на фоне бледного лица. Ничего из происходящего не ощущалось нормальным. Пока я отделывалась от знаков внимания мамы, Джорджии и милого фельдшера, Джона увозили на заднем сиденье полицейского автомобиля.

Мы сохраняли зрительный контакт, пока машина медленно двигалась вперед, больше полицейских очищали путь в толпе. Камеры и репортеры наступали как обезумевшие. Как только машина скрылась из вида, они направили объективы на меня. Я завернулась в одеяло с головой, как в плащ Джедая, пряча лицо.

— Пошли, крутышка, — сказал Билл, направив меня твердой рукой. — Они доставят его в больницу для осмотра. И тебе нужно туда же.

Мужчина в сером костюме не сказал ни слова, но он не выглядел счастливым. Нас стало двое.

Оказалось, что одним из людей в костюмах был детектив Тейлор. Он и детектив Гарсия опрашивали меня в больнице в воскресенье днем, сразу после того, как разрешили врачи и мама. Мои показания не изменились, и неважно, сколько раз они будут спрашивать или заставлять повторять последовательность событий субботнего вечера. В итоге они остались довольны. Хорошая новость: все произошло у всех на виду, и Крис признал вину. Значит, мне не надо выступать в суде в качестве свидетеля. Это отличный вариант. Также было бы здорово не пересекаться с Крисом до конца моих дней.

Без тени улыбки детектив Тейлор подтвердил, что Джона отпустили после допроса, ещё одна приятная новость. В голове постоянно крутился момент, как полиция увозила его, одинокого и раненого. Во всяком случае, все налаживалось. Крис был за решеткой, а Джон — на свободе. Я начала чувствовать себя намного лучше, обезболивающее и покой способствовали этому. Но я начинала вновь дрожать и накручивать себя, стоило только высокой фигуре, похожей на Криса, войти в палату. Казалось, весь этот кошмар станет моей новой реальностью.

Когда меня навестила Джорджия, она рыдала рядом со мной. Не очень приятно, да и не очень удобно со сломанными ребрами, ссадинами и ушибами. Но было классно увидеть ее.

— Я сказала, что мы оказались там случайно, — произнесла она, вытерев щеки руками.

— Ты давала интервью в атласной пижаме с единорогом?

— Я выглядела сумасшедшей, — кивнула она.

Неприятно, но я попыталась засмеяться.

— Черт, Иди. Мне так жаль.

— Почему? Это не твоя вина, — я поморщилась, пытаясь удобнее устроиться на горе подушек.

— Но…

— Не надо. Честно.

Я тяжело вздохнула.

Откровенно говоря, мы были полными противоположностями. Она стройная и с короткими темными волосами. Идеально для актерской карьеры, о которой она мечтала с рождения. Нас объединяло плохое чувство юмора, любовь к «Сефоре», и нам нравились одинаковые книги. Мы с Джорджией будем друзьями навсегда.

— Твой дебют на ТВ, а волосы в полном беспорядке и даже без макияжа, — поддразнила я. — Катастрофа.

— Можешь в это поверить? — она похлопала руками по щекам, притворно охнув.

— Не лучший момент.

— Точно, — она поморщилась и стала серьезной. — И что вообще там произошло? В жизни не была так напугана. Но ты застряла внутри с теми людьми.

— Только с одним, наркоманом Крисом.

— Уверена? Они вывели еще одного парня в наручниках. Я видела.

Я помотала головой, перед глазами всё поплыло, и началась головная боль. Сотрясение мозга напомнило о себе. Врачи сказали надо быть осторожнее, необходимо поберечься. Я простонала.

— Нет. Джон знал того парня, но пытался помочь. Ещё он принес пиво и сигареты для всех.

— Что? — она сморщила нос, не поверив.

— Правда. Я пила пиво под дулом пистолета. — Попытка улыбнуться причинила боль и превратилась в гримасу. Опять боль. — Он пытался успокоить этого придурка. И на время это сработало.

— То есть он знал грабителя?

— Да. — Таблетки лишь притупляли боль. — Сначала я подумала, что они были приятелями, но потом он подмигнул мне, и я поняла, он пытается вытащить нас оттуда живыми. — Стало тяжело даже говорить. Я закрыла глаза, чтобы стало легче. Как будто гномы с крошечными кирками, начали молотить по лбу. И одному богу известно, что им было нужно. — Брат Джона и Крис были друзьями.

— Черт. Значит, у полиции были причины вывести его оттуда в наручниках, — она начала давить, любопытная и жадная до истины. Джорджия всегда задавала слишком много вопросов и говорила тоже слишком много. — Не думаешь ли ты? Я имею в виду…

Я перестала замечать её. Стараясь унять боль, я не открывала глаза и глубоко дышала.

Мама вернулась после того, как выходила за кофе. Она что-то невнятно сказала, и стул, в котором сидела Джорджия, сдвинулся. В коридоре послышались шаги и разговор с медсестрой. Надеюсь, они принесут лекарства.

— Ещё цветы, — с улыбкой сказала мама на следующий день. Удивительно, что её лицо не исказилось от боли больше, чем моё. Её решение оставаться оптимисткой было непоколебимо.

— Пахнет, как в салоне ритуальных услуг.

— Не говори так. — Она аккуратно переставила несколько ваз на подоконнике. — Так. Это от твоих одноклассников.

— Точно. — Я покашляла в попытке засмеяться. Рёбра всё ещё болели.

Вместо ответа она достала телефон и поудобнее устроилась на стуле.

— Нет необходимости оставаться, — сказала я. — Знаю, у тебя полно своих дел.

— Я не оставлю тебя здесь в одиночестве, — ответила она, нахмурив брови.

— Ничего не случится.

Без ответа.

Итак, если мама была готова исполнять роль сторожевого пса, здесь я была бессильна. И у нее на это была причина. В СМИ началась настоящая шумиха. Джорджия сказала, что запись, на которой застрелили Айзека, стала вирусной в интернете. Ублюдки. Особо настырный журналист смог проникнуть в больницу и получить эксклюзив, где я что-то говорю или сделана моя фотография издалека. Мама была не в восторге от мысли, что мне придется давать интервью, но последнее слово оставила за мной. И мой ответ, конечно же, был Н-Е-Т.

До сих пор мне снилось, что я стою в вонючей луже мочи и крови, а мои зубы ударяются о дуло пистолета. Даже от мысли о налёте или разговоре с кем-то меня выворачивает наизнанку. Невеста Франкенштейна позавидовала бы моим швам, скрепляющим часть лба и правую бровь, отеку и синякам. Почему меня не привлекала идея, чтобы снимки в таком виде попали куда-либо, кроме отчетов полиции?

— Я так понимаю, ты настроена уехать домой сегодня? — спросила мама.

— Да.

— Дорогая, у тебя серьезные травмы, — вздохнула она.

— Пожалуйста, — взмолилась я. — Ты слышала, что сказал доктор: мозг приходит в норму после сотрясения, а ребра срастутся. Я буду лучше чувствовать себя дома в своей постели, и там тише.

— Ты обещаешь, что будешь отдыхать и следовать предписаниям врача? — она вздохнула, приняв поражение, и сузила глаза.

— Конечно.

— Я не шучу, Иди.

Я состроила саму невинность: широко открытые глаза и небольшая улыбка.

— Клянусь своей жизнью, — говоря это, я провела большим пальцем поперек шеи.

— Прекрати говорить о смерти.

— Извини.

Она неодобрительно посмотрела на меня и замолчала.

Уверена, мама была рада покинуть стены больницы, как и я, и вернуться в реальную жизнь. Мы — команда. Я была похожа на неё. Высокая и со светлыми волосами, а также грудь, попа, живот и прекрасные полные бедра. Мама постоянно была на диете. Война — самое точное описание её отношений с едой. Она никогда не ест целый кусок торта, только маленький кусочек. Возможно, для неё это стоило того, чтобы влезть в размер S. Не уверена, что хочу жить также. Сейчас я рада тому, что осталась в живых.