Юсуф погрузился в длительное вдумчивое ознакомление с прайс-листами, пока из этой коммерческой медитации его не вырвал бестактный стук по остеклению погруженной капсулы. Снаружи под водой изящно зависла главбух – и энергично стучала печаткой серебряного кольца на пальце.

— Iste lanet sey! — весело выругался главинженер, — Только шайтану известно, как Гюлай чувствует, если кто-то вторгается в ее компетенцию!..

— Надо же… И что теперь? — спросил Юлиан, проследив, как мимо остекления капсулы промелькнули ноги, и исчезли над серебристой поверхностью моря.

— Теперь она будет терзать тебя, пока не выяснит все цифры, — объявил Юсуф, и полез по короткому трапу вверх на палубу.

— Гм… — буркнул консультант по ЯД и полез следом.

— И что же такое вы там обсчитывали? – тоном инквизитора произнесла Гюлай.

— Юлиан нарисовал пол-яйца, — лаконично ответил главинженер.

— Несмешная шутка, — обиженно буркнула она.

— Но это не шутка. Это переменно-плавучая лодка в виде половинки прозрачного яйца с надстройкой-кабиной.

— Дайте посмотреть рисунок, — встрял Берке, уже успевший вытереться после купания и закурить сигарету.

— Вот, — отозвался главинженер, продолжавший держать в руке палмтоп.

— Круто! — объявил гендиректор через полминуты, — Обалдеть можно! Что по деньгам?

— Смета не падает с неба по щелчку пальцами, — наставительно сказала главбух.

— Это понятно… — Берке кивнул и повернулся к гостям, — …А вы останетесь хотя бы до послезавтра?

— До послезавтра можем, — ответила Аслауг.

— Но потом нам надо на Самотраки, — добавила Трэй.

…

Рассказывают, что Самотраки это аббревиатура, а в античности этот остров назывался Самос Фракийский (в отличие от Самоса Икарийского, что на 300 километров южнее и называется теперь просто Самос). От континентальной греческой Фракии на севере его отделяет Фракийское море шириной 40 километров. По ландшафту Самотраки — гора с надводным радиусом около восьми километров. На этом вроде бы небольшом участке твердой земли поместилось множество ручьев, крошечных озер, и осколков культуры пеласгов, которая была уже древней, когда строились Троя и Микены. На Самотраки в незапамятные времена возник культ Кабиров, как-то связанный с мореходством, но ко временам Геродота никто не знал толком, кем были Кабиры, и куда они исчезли. Хотя (занятный факт) когда Самотраки при Флавиях был присоединен к Риму, император на всякий случай из уважения к культу Кабиров оставил этому острову автономию. После заката Античности, история Самотраки теряется в Темных веках, и возникает снова на волне Крестовых походов. Далее судьба острова до Мировых войн включительно, это сплошной ужас, апогеем которого стал 1821 год, когда османские войска практически полностью истребили Самотракийцев. Из двадцати тысяч выжили около сотни. С того времени остров остался в основном обезлюдевшим. Есть лишь два городка на западе и дюжина крошечных деревень, разбросанных по берегу и горным долинам. В каком-то смысле такая безлюдность создала новую экономику острова: к концу XX века природа вернулась в дикое состояние, что привлекло натуристов, неоязычников и прочих хиппи. После начала Великой рецессии, хиппи-кемпинги покрыли весь север Самотраки. Они заведомо были дешевыми – однако, суммы доходов от них (в сочетании с субсидиями ЮНЕСКО на поддержание культурного наследия) хватало для малочисленной общины островитян-самотракийцев, исторически не избалованных богатством…

…Что-то из этого трое участников экипажа «Тетрикс» знали заранее, еще часть успели прочесть по дороге, а остальное на месте рассказала Скрэтти Сай в открытом трактире, типичном для портовой деревни Терма – микро-столицы северо-запада Самотраки. По странной иронии жизни, Скрэтти Сай и Чоэ Трэй оказались похожи. Монголоидная раса, невысокий рост, и плотная фигура. Только у Скрэтти эта специфика фигуры доходила до стандартов тяжелой атлетики, а у Трэй выражалась не так экстремально. Тем не менее, сходство оказалось достаточным, чтобы трактирщик-абориген, притащив вино, рыбу и лепешки, спросил у Скрэтти (показав взглядом на Трэй):

— Einai i mikri sou aderfi?

— Ochi, — девушка-метаморф качнула головой, — Alla einai mia poly cool rave-raper.

— Opa! — обрадовался трактирщик, — Boro na tis zitiso na tragoudisei?

— Вот это что сейчас было? – поинтересовалась поп-идолица.

— Просто, Йоргос подумал: ты моя младшая сестра, а я сказала: нет, но ты крутой рейв-рэпер. Он спросил: можно ли попросить тебя спеть? Извини, что я сболтнула.

— …Все равно кто-нибудь узнал бы и сказал, — заметила Аслауг, очередной раз окинув взглядом посетителей трактира.

— Ну, и что спеть? – спросил Трэй у Юлиана, исходя из его большего опыта в портовых экспромтах любого рода.

— Гм… — отозвался он, и повернулся к трактирщику, — …Йоргос, дружище, надо понять, насколько либерально здешняя полиция относится к неполиткорректному рейву?

— Совсем либерально, если обходиться без жертв и разрушений, — ответил тот.

— Ясно! – Юлиан повернулся к поп-идолице, — Почему бы не врубить на полный ход?

— Можно и врубить… — задумчиво произнесла она, — Йоргос, где тут пульт от звука?

— Что, вот так сразу? – удивился трактирщик.

— Вот так! – Трэй дружески хлопнула его по плечу, — Нечего тянуть слона за хобот!

…И через четверть часа она зажгла так, что это шоу надолго запомнилось публике (не забывшей включить все свои видеокамеры). Трэй начала с композиции «Татхагата» по мотивам фикшн-сюра «Князь света» Роджера Желязны. «Я сорву с небес эти звезды, и швырну их в лицо богам, если это будет необходимо. Я буду богохульствовать по всей земле, в каждом храме. Я буду вылавливать жизни, как рыбак ловит рыбу — даже сетью, если это будет необходимо… Однажды боги глянут с небес и увидят меня на лестнице, несущим дар, которого они больше всего боятся. И в этот день начнется новая Юга»… …Так это было у Роджера Желязны, а у Чоэ Трэй это выглядело не менее агрессивно, причем у нее под «небесами, звездами и богами» понимались фальшивые сакральные символы не с вымышленной колонизированной планеты, а из земной реальности.

После она исполнила еще пару вещей «по заявкам публики» из старого репертуара, а в финале зажгла рэп-балладой «Тени Соляриса» по шоковой идее мыслящего океана. Из общих соображений казалось, что жанр рэп-баллады совершенно непригоден для того клубка психологических и физических смыслов, которым является «Солярис» Лема, но практика опровергла. Впрочем, еще Руффин Моррей в 2010-х показал, как рэп-баллада может показывать клубки противоречий не слабее, чем это делается в жанре памфлета.

…Финал спонтанного рэп-рейва вылился экспрессивно — в феерию, а физически – в три декалитра местного легкого домашнего вина. Декалитры выкатил трактирщик Йоргос на бесплатное распитие публикой. Он здраво рассудил, этот усилит славу заведения (люди упомянут халявную выпивку при рассказах о халявном утреннем локал-фесте)… … А солнце уже подползало к зениту, и Скрэтти, извиняясь, развела руками:

— Вот ведь, я думала успеть по утренней прохладе, а попадем в самую жару.

— Успеть что? – поинтересовалась Аслауг.

— Успеть в археологический кемпинг Фониапиги.

— Может, вас подбросить? — спросил рослый парень, похоже, местный, одетый в старую тропическую униформу флота США. В данный момент Трэй как раз подписывала ему карманную книжку на память (книжка была на греческом, непонятно про что).

— До туда нет дороги, — заметила Скрэтти.

— Есть дорога до часовни Миропии, а оттуда полтора часа пешком по тропе с пологим подъемом. Я хорошо знаю, потому что забрасываю всякие припасы для туристов.

— А мы все поместимся в твою тачку? – спросил Юлиан.

— Да! У меня мультикар-двухтонник, а заброска сегодня чуть больше тонны. Вот он, на парковке. Только догрузить еще полдюжины коробок с минимаркета, и можно ехать.