Наоми смахнула прилипшие ко лбу волосы и запрокинула голову.

Куда побежит она, если однажды враг окажется у ворот поместья? Где она сможет скрыться?

Она не задумывалась о подобном исходе раньше; верила в воевавших мужчин. Но теперь, когда Акико-сан была вынуждена оставить земли своего клана, Наоми не могла перестать волноваться.

Хотя крохотная частичка ее души и была рада. Не горестям, обрушившимся на клан Фудзивара, не грозившей Фухито-сану и Ёрико-сан опасности. Она радовалась тому, что больше не будет в поместье одна. После того как вместе с частью крестьян забрали Мамору, и она осталась лишь с Мисаки, Наоми хотелось выть от одиночества. Воины почти постоянно находились в патрулях, а многих слуг она отпустила — справлялась и своими силами.

Все еще чувствуя подступающую к горлу тошноту, Наоми осторожно перебралась на футон. Привычно подвинулась на самый его край, оставив большую часть пустой. Так она делала, когда Такеши еще ночевал в этой комнате. Когда она спала здесь не одна.

Как же это было давно. Больше семи недель прошло.

Наоми зажмурилась, вспомнив, как прижималась к мужу по ночам. Он никогда не отстранялся, хотя ни разу не обнял ее первым. Она не переставала думать о нем, но постепенно свыкалась с тоскливым, тянущим чувством, заполнившим ее изнутри. С пустотой на его месте за столом, с пустотой на его части футона. С молчанием, в котором ей приходилось теперь жить.

Кенджи-сама ничего не писал ей о Такеши, и Наоми даже не знала, что с ним. Но надеялась, что он еще жив. Надеялась, что не сломлен пленом Тайра. Она вздрагивала всякий раз, как вспоминала уродливое клеймо на его груди.

Что Тайра сотворят с ним на сей раз?..

Наоми села столь резко, что волосы упали ей на лицо и закрыли глаза. Она мотнула головой и прикусила губу. Последние несколько минут ей не давала покоя какая-то мысль. Что-то очень важное все цеплялось на грани ее сознания, царапало изнутри, но никак не желало оформиться в нечто ясное.

И подобное она ощутила не впервые. Последние пару недель это чувство частенько накатывало на нее, заставляя нервничать.

Она никак не могла уловить, с чем оно было связано.

— Пару недель… — шепнула Наоми. — Последние пару недель…

И тотчас ее пробил холодный пот. Она испуганно и шумно вдохнула, вскинув к лицу руки.

Последние лунные крови были у нее много-много недель назад.

Наоми медленно, очень медленно подняла склоненную прежде голову, удивляясь странному шуму в ушах. Также медленно она поднесла к животу раскрытую ладонь.

Этого просто не могло быть.

Перед ее глазами заплясали разноцветные круги.

Ни разу прежде Наоми не задумывалась о своей лунной крови. Она забыла о ней, ведь столько всего случилось с того дня, как она покинула родовое поместье!

— Как… — произнесла она, — как такое возможно?

Она издала полувсхлип-полустон.

Ее ведь пытались отравить. Ее похитили и избили. Ей изрядно досталось в вечер того злополучного приема.

Как она могла сохранить дитя?

— Крови нет из-за постоянных волнений, — сказала Наоми. — И переживаний.

Но стоило ей только задуматься, стоило допустить такую возможность, стоило разрешить себе, как память услужливо принялась подбрасывать десятки незначительных мгновений, десятки мелочей, на которые прежде она не обращала даже внимания. А теперь могла связать воедино.

Тошнота. Слабость. Возбуждение, переходящее в апатию. Слезы. Беспричинный смех. Злость. Обида. Тоска. Ночная испарина. Головокружение. Отсутствие аппетита.

Наоми, пошатнувшись, встала и накрыла ладонями живот. Она ничего не почувствовала, но отныне знала.

Ребенок рос в ней.

Глава 23. Долг

— Мы больше не сможем удерживать равнину, — сказала Ёрико, разрезав повисшую в походной палатке тишину.

— Мне передать это Хиаши-саме? — посланник из поместья Фудзивара, прибывший на рассвете, изогнул брови и нетерпеливо постучал пальцами по столу.

Фухито сцепил зубы, отводя от него взгляд.

— Нет, — глухо сказал он, смотря на развернутую карту. — Передайте, что мы отобьемся.

— Но, господин… — начал было один из его советников — Сатоки, но осекся, повиновавшись взмаху руки.

Ёрико промолчала, неодобрительно поджав губы и скрестив руки на груди.

Фухито и без их возражений понимал, что не добьется ничего своей ложью. Но признаться Хиаши-саме в том, что они проигрывают клану Ода, он не мог. И не хотел. И собирался отдать свою жизнь, но не допустить, чтобы враги прорвались сквозь них.

— Хиаши-сама может не беспокоиться. Мы не подпустим Ода к поместью, — сказал он уверенно.

Битвы с Ода уже давно шли на землях клана Фудзивара. И каждый новый день они теснили отряд Фухито все сильнее и сильнее. Вчерашним утром им удалось укрепиться на небольшой возвышенности, которая оставалась едва ли не единственным препятствием на пути к полноценному вторжению в земли Фудзивара.

И Фухито не собирался отступать. Он или умрет, или не сдвинется с места.

Когда посланник вышел из походной палатки, а с улицы донеслось ржание его коня, Ёрико решилась заговорить.

— Я знаю, — предвосхитил ее Фухито, уловив краем взгляда движение жены. — Но мы можем тут задержаться. Слева и справа лес, возвращаться и обходить нас Ода не станут, я уверен. Возвышенность под силу удержать и небольшому отряду. А у нас есть несколько десятков.

«Измученных продолжительными, непрерывными боями, в которых был ранен каждый второй», — могла бы возразить ему Ёрико, но она промолчала.

— Идемте, — Фухито откинул полог палатки, — присоединимся к остальным.

По его приказу воины собирали в кучи сухую, пожухлую траву и тонкие ветки, поливали их смолой и разбрасывали по земле. Фухито планировал поджечь это заграждение при очередном нападении Ода. Если бы у них было время, он непременно велел бы вырыть неглубокий ров и начинить его острыми кольями.

Но передышки ждать не приходилось.

Свой лагерь они разбили в лесу, и сейчас высокие стволы деревьев заслоняли пасмурное, серое небо. Вокруг палаток даже днем царил полумрак, и густая зеленая поросль почти не пропускала к ним солнечный свет. Впрочем, в последнее время солнце показывалось совсем нечасто, и над их головами нависали тяжелые дождевые облака.

В лагере работали молча и сосредоточенно; уставшим воинам было не до пустой болтовни. Потому Фухито и ненавидел затяжные противостояния: они угнетали войско, подрывали его дух.

— Смола скоро выйдет, господин, — окликнул его один из солдат, когда он проносил мимо охапку сухой травы.

— Сколько осталось?

— Меньше полведра.

Того, что они уже успели просмолить и разбросать по возвышенности, им надолго не хватит. Будет гораздо больше едкого дыма, чем открытого огня, но и это может сыграть им на руку.

Если только им повезет, и ветер будет к ним благосклонен.

— Используйте все до последней капли, — велел Фухито и зашагал из лагеря на открытую местность.

С возвышенности путь, проделанный его войском при отступлении, лежал как на ладони. Вдалеке он различал вражеские знамена, видел сизоватый клубящийся дымок — Ода не больно скрывали свое расположение, ведь им было неоткуда ждать нападения. Нечего опасаться.

— Фухито.

Он замер, услышав голос жены. Он знал, о чем она собиралась просить.

Ёрико стояла позади него, держа в руках ветки, и ветер трепал ее волосы, выбившиеся из двух аккуратных пучков. На ее левой щеке змеилась царапина, а повязки на пальцах правой руки скрывали полученное от сорвавшейся тетивы ранение.

Среди остальных воинов Ёрико пострадала меньше всего — Фухито ее берег.

— Отпусти меня, — она обошла его и требовательно заглянула в глаза. — Ты же видишь, что иного не остается.

В их отряде не многие могли соперничать с Ёрико во владении луком, но в умении прятаться и скрываться в лесу ей и вовсе не находилось равных. И она хотела воспользоваться своим навыком и подкрасться к войску Ода с тыла. Внести сумятицу и переполох, устроить пожар, напугать лошадей — сделать что угодно, лишь бы задержать их победное шествие по землям Фудзивара.