— Их достаточно и сейчас, — огрызнулся Татибана. — Один или два клана ничего не изменят.

Такеши скривился. Его друг упрямился по-детски глупо — поведение, не достойное мужчины. Но не ему учить Нарамаро, как общаться с родственниками, и потому он промолчал.

— За нами стоят три наших клана вместе с вассальными и еще Токугава. Асакура не станут возражать. Тайра больше нет. Не осталось кланов, которые могли бы нам сейчас противостоять. Все другие слишком маленькие или слишком слабые, или воевали против нас и проиграли, — принялся перечислять Нарамаро, загибая пальцы.

«Все может измениться в любой момент. Слишком хрупкое установилось равновесие, — думал Такеши, вполуха слушая друга. — Особенно если помнить, что наследники Фудзивара и Минамото — маленькие девочки, которые живут в одном поместье».

Он не стал возражать Нарамаро вслух. Он устал от разговоров, а их предстояло еще немало.

— Это твоя семья. Тебе решать. Что думаю я, ты знаешь, — только и сказал он.

Некоторое время они сидели в тишине: маленькими глотками пили саке, ели закуски и думали каждый о своем.

— Иди к жене, — Такеши посмотрел на друга. — Вы ведь только два дня, как провели церемонию.

— Акико сейчас в храме, — Нарамаро улыбнулся против воли, и эта улыбка из мужчины превратила его в юношу — столь солнечной и смущенной она была. — К слову, она рассказала мне, что слуги говорят о том, что Како Асакура не упускает случая задеть Наоми-сан.

— Я наслышан, — Минамото хмыкнул.

Ему об этом сообщил Дайго-сан. И даже принес извинения за неподобающее поведение племянницы. Такеши тогда смог скрыть свое удивление, ведь он полагал, что Како истратила весь пыл во время их посещения поместья Асакура. Наоми не рассказывала ему ничего о том, что происходило, когда она и другие девушки собирались и вместе проводили день за днем.

Впрочем, в искренность извинений Дайго-сана он не поверил, и оказался прав. Асакура заговорил об этом лишь для того, чтобы предложить выдать Ханами за кого-нибудь из своих племянников или внуков. И по тому, что он не сильно огорчился, услышав отказ, Такеши заключил, что старик и сам не верил в успех своей затеи. Но не предложить не мог. Наоми же, в отличие от Асакура, его своим молчанием удивила.

Такеши вращал пальцами чашечку саке и, задумавшись, пустым взглядом смотрел в пространство прямо перед собой, когда его ушей достиг голос Нарамаро:

— … знаю, что Акико и Наоми-сан не ладят в последнее время.

Очнувшись от своих мыслей, Минамото неопределенно пожал плечами в ответ.

— Это их дела. Я не вмешиваюсь.

Конечно, он лукавил.

Реакция Акико на весть о том, что ее племянница останется жить в поместье Минамото, затронула в равной степени всех. Ведь она и воспротивилась воле умершего брата, которому была обязана подчиняться, и наговорила много обидных для Наоми слов, и едва не начала обвинять Такеши, но сумела сдержать себя в последний момент. Не будь Акико сестрой Фухито и женой Нарамаро, Такеши не оставил бы случившееся без внимания. Но об этом его попросила еще и Наоми, и он позволил всему идти так, как идет.

Пристальный, внимательный взгляд Нарамаро лучше слов говорил о том, что он все понимает.

— Она жалеет и знает, что была не права, — тихо сказал он и еще тише вздохнул.

— Наоми будет рада услышать, — ровным голосом ответил Такеши.

Они разошлись глубоким вечером, когда в поместье спали уже все, кроме самураев, охранявших его покой. Бесшумно ступая по татами и сливаясь темной одеждой с чернотой ночи, в гулкой тишине Такеши шел по длинному коридору. Время от времени он поднимал к лицу руку и массировал виски. Головная боль накатывала обманчиво мягкими, плавными волнами, но несмотря на нее Такеши чувствовал удовлетворение.

Кажется, они договорились. Скоро они объявят о появлении нового сёгуна.

Когда он вошел в спальню, Наоми даже не шелохнулась. Она спала глубоким, крепким сном, как обычно свернувшись в клубок на самом краю футона, и ее длинные волосы белели в лунном свете на темных простынях. В иные дни она всегда дожидалась его прихода, но теперь Такеши слишком поздно возвращался в их комнаты.

Снимая куртку и штаны хакама, он не отводил взгляда от жены.

О чем еще ты не говоришь мне?

Он помнил, что однажды Наоми упомянула Како. Но тогда она рассказала лишь о слухах, что ходили вокруг его имени. И не добавила ни слова обо всем прочем. Раньше она бы не промолчала.

Такеши опустился рядом с ней на футон и лег на спину, укрывшись простыней. Он мало спал и плохо засыпал в последние дни; стоило закрыть глаза, и в голове зарождались десятки мыслей. То, что он не успел сделать, то, что должен сказать, то, что следовало разрешить в ближайшее время, и то, что могло еще подождать. И каждую ночь число несделанного и несказанного увеличивалось, пополняясь все новыми и новыми вещами, требовавшими его внимания.

«Мы должны уехать. Я слишком давно не был в поместье, — думал он сегодня, пустым взглядом рассматривая тени, что плясали на низком потолке. — Завтра поговорю с Асакура, и мы уедем».

Сонное дыхание Наоми нарушало царившую в комнате тишину, и Такеши вслушивался в него, пока размышлял.

«… и она скучает по детям…».

Как и он. Он не знал дочь большую часть ее короткой жизни, и когда вернулся, видел ее не так часто, как следовало. Не так часто, как хотел. Но ее глазами на него смотрели все ушедшие поколения клана Минамото, и в ее лице он угадывал знакомые, родные черты. И он любил ее, безусловно любил, как умел. Как, наверное, любил ее мать.

Такеши вздохнул, и по левую руку от него вздрогнула Наоми. Она резко проснулась и открыла глаза, слыша неистовый стук своего сердца. Что-то испугало ее во сне, но она не помнила — что. Она поняла, что не одна, и прикусила облегченно губу. Как много она помнила ночей, когда в одиночестве лежала на футоне после дурного сна и смотрела невидящим взглядом прямо перед собой, и ждала восхода солнца.

Наоми повернулась на другой бок и подвинулась ближе к Такеши, накрыла ладонью его плечо и вновь закрыла глаза. От нее веяло сонным теплом и покоем. Он долго смотрел на нее и незаметно для себя уснул.

* Есть два способа сидения на татами за низким столиком — «сэйдза» и «агура». «Сэйдза» — это строгая официальная поза, человек сидит на пятках, выпрямив корпус. Такеши сиджит в позе «агура» — более расслабленная поза, человек сидит, скрестив перед собой ноги (так сидеть позволено только мужчинам)

* масляные стационарные лампы тодаи, без абажура, были основным способом освещения помещений на протяжении средних веков, с ХII до ХVI века.

* сёдзи — в традиционной японской архитектуре это дверь, окно или разделяющая внутреннее пространство жилища перегородка, состоящая из прозрачной или полупрозрачной бумаги, крепящейся к деревянной раме.

* Васи — традиционная японская бумага. Отличается высоким качеством: прочностью (практически невозможно порвать руками), белым цветом, а также характерной неровной структурой.

* События в работе происходят примерно после 1190 года. Как раз в это время в Японии был установлен сёгунат Камакура, и первые трое сёгунов принадлежали к роду Минамото, которые основали в 1192 году один из древних городов Японии — Камакуру. Слова Такеши — косвенная отсылка этим событиям, имевшим место в реальной истории Японии.

Глава 46. Поместье Минамото

Наоми перечитала свиток три раза. Нарамаро Татибана — сёгун — так гласило его содержимое, скрепленное к тому же большой круглой печатью Императора. Новый сёгун. Казалось бы, ей не из-за чего удивляться — именно такой исход подсказывала ей интуиция. Но все же Наоми была удивлена.

«Но кто кроме него? — размышляла она, скользя невидящим взглядом по ровным столбцам иероглифов. — Я бы почувствовала, будь это Такеши. А он бы не сдержался, будь это Дайго-сама».

Она лукавила, конечно, в чем не признавалась даже самой себе. Если хотел, ее муж умел сохранять нечитаемое выражение лица долгое, долгое время. И он бы сдержался, стань сёгуном избранный не им и Нарамаро человек. А она бы ничего не почувствовала, потому что невидимая душевная связь между людьми бывает только в легендах.