ВОССТАНОВЛЕНИЕ

ДЖОННИ

— Что ты там делаешь, парень? — Спросил Гибси в пятницу днем, когда нашел меня на поле за домом. Прошло четыре дня после пожара, с тех пор, как рухнул мир Шэннон и ее братьев, и я никогда в жизни не чувствовал себя более беспомощным. Солнце раскалывало камни, а я был здесь с тех пор, как забрезжил рассвет и плач возобновился. Смертельно устав от социальных работников и полиции, не говоря уже о друзьях семьи и родственниках, я старался держаться подальше от дома. Казалось, ничто из того, что я говорил или делал, не помогало делу в любом случае, поэтому я решил отстраниться от этой ситуации. Не настолько далеко, чтобы я не смог вернуться, если бы понадобился ей, но достаточно, чтобы дать ей немного времени побыть с семьей.

Кроме того, люди звонили мне домой весь день, каждый день с тех пор, как это случилось, и если бы мне пришлось еще раз услышать фразу "ты герой, молодой человек", я бы потерял самообладание. Я не был героем; я любил свою девушку и делал то, что сделал бы любой другой парень на моем месте.

— Ты боишься высоты, Джонни, — напомнил мне Гибси, как будто это было что-то, о чем я мог легко забыть. — И ты там довольно высоко, приятель.

— Я ремонтирую наш старый домик на дереве, — ответил я, свисая с ветки старого дуба с молотком и гвоздями в руке. — И я не боюсь высоты, — выпалил я. — Я с опаской отношусь ко всему, что представляет угрозу моего падения навстречу смерти.

— Имеет смысл. — Уперев руки в бедра, Гибси уставился на меня с задумчивым выражением лица. — Итак, почему мы реконструируем форт?

— Потому что мне нужно что-то сделать, — объяснил я. — И я ничего не могу делать по дому.

— Ты был сегодня на тренировке?

— Нет.

— В спортзале?

— Нет.

Он размашисто расписался. — Джонни…

— Мне нужно это сделать, Гибс, — выдавил я хриплым от эмоций голосом. Я чувствовал себя бесполезным, и это не сулило мне ничего хорошего. Я не мог исправить это для нее и не мог изменить того, что произошло. — Мне нужно кое-что.

— Тогда мы это исправим, — просто ответил Гибси. — Я позвоню ребятам.

Через час Хьюи и Фели прибыли на одном из тракторов и прицепов отца Фели, таща старые доски и бревна. — Надеюсь, ты не возражаешь, кэп, но моя мама приехала за Клэр и Лиззи, — пыхтел Хьюи, вытаскивая тракторную покрышку из задней части трейлера и подкатывая ее к стволу дерева. — Они ушли внутрь.

— Жаль гадюку Лиззи, — проворчал Гибси, отбрасывая в сторону несколько старых досок. — Надеюсь, она в хорошем настроении.

Я пожал плечами, не сбавляя шага, когда снял настил со старого домика на дереве и бросил доски Гибси. — Это не повредит.

После этого мы все работали в тишине. Я не думал, что кто-то из нас хотел сейчас находиться внутри. Я не мог оставить ее, но я не мог ничего исправить, и чувство вины, которое я испытывал, захлестывало меня. Это было непреодолимо, и я был близок к переломному моменту. В течение дня и вечера мама заходила и выходила с подносами с бутербродами и бутылками чая, но никто из нас не прерывал шаг достаточно надолго, чтобы завести светскую беседу.

— Когда похороны? — Спросил Фели после пары часов совместной работы в дружеском молчании.

— После двенадцатичасовой мессы в понедельник, — ответил я, чувствуя, как у меня сильно сдавило грудь при этой мысли. — Они получили тела обратно только сегодня утром — со вскрытиями, которые им пришлось провести, и всем прочим дерьмом.

— Значит, молитва по четкам состоится завтра вечером, а вынос — в воскресенье?

Я натянуто кивнул. — Это закрытые похороны — очевидно, гробы тоже будут закрытыми.

Фели тяжело вздохнул. — Черт, парень.

— Да. — Вытирая лоб предплечьем, я тяжело вздохнул. — Подбрось мне бутылку воды, ладно? — Обхватив ногами ветку, на которой балансировал, я сорвал с себя футболку и отбросил ее в сторону. — У меня здесь течет кровь.

— Ты не единственный, у кого потеют сиськи, — проворчал Фели, бросая мне бутылку. — Я красный, как омар.

Я посмотрел на его обнаженные плечи и поморщился. — Ах, парень. Тебе следует намазать плечи кремом.

— Я так и сделал, — прорычал он. — Не все мы загораем так, как ты, кэп.

Я оглядел себя и пожал плечами. — Я не настолько загорелый.

— Пока, — возразил Фели. — Потерпи неделю по такой погоде, и ты будешь выглядеть так, будто провел гребаное лето в стране Оз.

— Ах, папа, не ревнуй. У тебя великолепный фермерский загар, — предложил Гибси. — У тебя прекрасные руки.

— Я фермер, — проворчал Фели. — Но спасибо, Гибс. Я ценю твои чувства. У тебя тоже прекрасные руки.

— Я прекрасен весь, — поправил Гибси, указывая на свою загорелую грудь. — У меня желтоватая кожа, — добавил он, подмигнув. — Солнце любит меня.

— Рад за тебя, — раздраженно парировал Фели.

— Кто-то должен сказать твоей матери, чтобы она вернула статуэтку "Дитя Праги" обратно в дом, папа, — пропыхтел Хьюи. 0 Сейчас достаточно жарко, и ты не будешь заготавливать сено до июня.

— Она суеверна, — сказал Фели, уклончиво пожав плечами. — И на этой неделе они на силосовании, так что она некоторое время не будет забирать его с поля.

— Отлично, — простонал Хьюи. — Мы просто будем так изнемогать.

— Вы, ребята, такие чертовски странные, — усмехнулся я. — Ты всерьез веришь, что установка маленькой святой статуэтки в поле принесет хорошую погоду?

— Ты чертовски прав, что мы делаем, городской парень, — парировал Гибси. — Это на сто процентов эффективно. Так же, как когда моя няня зажигает за меня свечу перед экзаменами. Это пуленепробиваемо.

Я закатил глаза. — Калчи.

— Эй, а как же Джоуи? — Тогда Хьюи спросил. Прикрыв глаза от солнца, он посмотрел на меня и спросил: — Что там происходит?

Я наклонился и схватил у Гибси еще одну доску, прежде чем поднять ее и положить на балки домика на дереве. — Лечебное учреждение присылает несколько парней, чтобы сопроводить его после службы в понедельник.

— Господи, — пробормотал Хьюи, потирая челюсть. — О чем, черт возьми, он думал, связываясь с наркотиками?

— Он, наверное, думал, что его отец — псих, который потратил лучшую часть своей жизни, выбивая из него все дерьмо, и хотел сбежать, — огрызнулся Гибси, вытаскивая футболку сзади из джинсов и вытирая ею лоб. — Никто из нас не знает, через что он прошел, Хью, мы не были на его месте, так что не суди его.

— Я его не осуждаю, — ответил Хьюи, подняв руки вверх. — Мне просто жаль его — и их всех. Я помню, когда Шэннон впервые начала общаться с Клэр. Он был таким чертовски колючим и защищал ее. Я никогда не мог этого понять. Мы не ходили в одну начальную школу или что-то в этом роде, но мы были одного возраста, и я не мог понять, почему он так сильно заботился о своей младшей сестре. Я, блядь, терпеть не мог Клэр, когда мы были маленькими, но Джоуи? Он повсюду таскал Шэннон с собой. Теперь я знаю почему.

— Как долго его не будет? — Спросил Фели.

— Лето, — ответил я, чувствуя, как онемели кости, когда я забивал доску молотком. — Это девяностодневная программа, но это зависит от того, как он справится. Это может занять больше времени. Это может занять меньше. — Пожав плечами, я добавил: — Он хочет это сделать.

— Это хорошо, — согласился Гибси ровным тоном, передавая мне другую доску, чтобы я забил молотком. — Ему всего восемнадцать. У него не меньше шансов, чем у любого другого, победить его.

— А остальные? — Спросил Фели. — Что происходит с Шэннон и младшими?

— Они останутся здесь, — сказал я. — Окружной прокурор настаивал на экстренном слушании. Ему и маме было разрешено временное опекунство.

— И Даррен не возражал против этого? — Растерянно спросил Гибси.

— По-видимому, он поддержал это, — устало сказал я. — Он все еще остается здесь.

— Но он же не останется здесь навсегда, верно? — Спросил Гибси. — В конце концов, он вернется в Белфаст?