— Я оставила ее там, папа, — выдавил я, прижимая к себе отца. — Я оставил ее в том доме!
— Ты знаешь, что ты сделал сегодня вечером? — спросил он, крепче прижимая меня к себе. — Ты спас четверых детей.
— Нет. — Я зажмурил глаза и уткнулась лицом в его шею. — Не говори так…
— Они бы сгорели заживо в том доме, если бы ты не был таким сумасшедшим, безрассудным, блестящим человеком, каким ты являешься, — продолжал он говорить. — У них не было бы ни единого шанса выбраться оттуда, сынок. Шона облили алкоголем. Ты спас их всех, Джонни. Они были в своих постелях, сынок. Они были в ужасе от него. Эти дети ни за что не вышли бы из своих комнат, если бы ты не пошел туда за ними. — Папа вздрогнул, прежде чем добавить: — И что ты сказал о том, что поскользнулся на лестнице, на лестничной площадке и в коридоре, когда был в доме? Это были алкоголь и бензин, Джонни. Одна искра пламени, и для этих детей все было кончено — все это место вспыхнуло бы вместе со всеми вами, находившимися там, — но ты сохранил самообладание и вытащил их. Ты
— Нет, нет, нет, — выдавил я в ужасе. — Я не понимал, что делаю.
— Ты доверял своим инстинктам, — поправил он. — Возможно, ты не понимал, что происходит, сынок, но ты знал, что им нужно было выбираться. Благодаря тебе сегодня в этом доме четверо детей живы и дышат.
— Они уже знают? — Прошептал я, крепко зажмурив глаза.
— Нет, — ответил папа.
— Черт, — прохрипел я. — Как я скажу Шэннон?
— Скажешь мне что? — Голос Шэннон заполнил мои уши, и я вздрогнул.
— Шэн, — выдавил я, отстраняясь от отца и обнаруживая, что она стоит в дверях кухни, выглядя маленькой и испуганной. — Ты в порядке?
— Что случилось? — прохрипела она, широко раскрыв глаза, полные страха. — Почему ты плачешь?
— Я не плачу, детка. — Шмыгая носом, я вытер глаза и двинулся к ней, испытывая потребность заключить ее в свои объятия и просто остановить мир на минуту. У меня кружилась голова, сердце бешено колотилось, и я не мог всего этого осознать. Сократив расстояние между нами, я притянул ее в свои объятия и сжал ее тело крепче, чем, по-моему, должен был. — Я люблю тебя, — прошептал я, прижимая ее к себе. — Господи Иисусе, Шэн, мне так чертовски жаль.
— Почему ты извиняешься? — она задыхалась, цепляясь за мою талию. — Что происходит?
— Я пытался, Шэн, — выдавил я, крепче прижимая ее к себе. — Я действительно пытался.
— Джонни, что происходит? — спросила она срывающимся голосом.
— Шэннон! — Голос Даррена заполнил мои уши, и я обернулся как раз в тот момент, когда он ворвался в дверь подсобки, по его щекам текли слезы. — С вами все в порядке? — Его налитые кровью глаза были дикими и полными паники, когда он, пошатываясь, вошел в кухню. — Где мальчики?
— Даррен? — Шэннон закричала, вырываясь из моих объятий. — Что здесь происходит?
— Шэн… — душераздирающий всхлип вырвался из его горла. — Я не могу…
— Все мальчики здесь, и они все в безопасности, — ответил папа, двигаясь, чтобы поймать Даррена, как раз в тот момент, когда у него подкосились ноги. — Все, с тобой все в порядке. — Опустив их обоих на пол, отец притянул его к себе. — Я держу тебя.
— Мама, — заплакал он, уткнувшись лицом в шею моего отца. — Моя мама!
— Я знаю, — прошептал папа, обхватив ладонью его затылок. — Ш-ш-ш, я знаю, парень. Я знаю.
— Что случилось с мамой? — Шэннон задохнулась, сильно дрожа. — Ч-что он с-сделал?
— Она мертва! — Даррен закричал. — Он, блядь, убил ее!
— Нет! — покачав головой, Шэннон попятилась, как будто слова брата обожгли ее. — Нет, нет, нет, ты говоришь неправду.
— Он убил мою мать, — выдавил Даррен, сжимая моего отца. — Гребаный ублюдок…
— Прекрати так говорить! — Шэннон закричала, дергая себя за волосы. — Она не умерла, Даррен. Она дома — я видела ее! — Схватившись за голову руками, она посмотрела на своего брата и прошипела: — С ней все в порядке. — Слезы текли по ее щекам, когда она посмотрела на меня. — Скажи ему, Джонни! — умоляла она, бросаясь ко мне. — Скажи ему, что он неправ! — Схватив меня за руку, она бесцельно потянула. — П-просто п-скажи е — ему…
— В твоем доме был пожар, Шэн, — выдавил я, чувствуя, как мое тело дрожит от усилий, которые потребовались, чтобы не сорваться.
— Пожар? — Ее глаза были широко раскрыты и полны слез. — Нет, Джонни, нет!
— Там был пожар, детка, — прохрипел я, сердце бешено колотилось. — А твоя мама… она, э-э… — мои слова оборвались, и я прочистил горло, прежде чем выдавить изо рта: — У нее и твоего отца ничего не вышло.
— Нет. — Это было одно слово, но я знал, что звук его будет преследовать меня до самой смерти, когда она смотрела на меня своими большими голубыми глазами, умоляя меня сказать ей другое. Я хотел этого — больше всего на свете, — но от этого никуда не деться. Ее родители были мертвы.
— Мне так жаль, — прошептал я, двигаясь к ней. — Шэн, я так…
— Нет! — повторила она, пятясь, пока не уперлась спиной в стену позади себя. — Нет! — Закрыв лицо руками, она сползла по стене. — Мамочка, нет, нет, нет! Только не моя мама… только не моя мама.
Слеза скатилась по моей щеке, когда я наблюдал за ней, чувствуя себя более беспомощным, чем когда-либо в своей жизни. Присев на корточки рядом с ней, я положил руку ей на колено. — Шэн…
— Нет, — выдавила она, стряхивая мою руку. — Нет, нет, нет.
Прерывисто выдохнув, я попробовал снова. — Шэн…
— Я сказала "нет"! — всхлипнула она, обхватив руками ноги. — Нет… — Уткнувшись лицом в колени, она раскачивалась взад-вперед. — О боже, они оба ушли.
— Я знаю. — Чувствуя себя в полной растерянности, я придвинулся ближе и прижался щекой к ее плечу, отчаянно желая утешить ее. — Мне так жаль.
— Джоуи, — всхлипнула Шэннон. — Джоуи…. О боже, где Джоуи?
— Все в порядке, Шэннон, — ответил отец умоляющим тоном. — Мы найдем его, любимая.
— Он не знает, — причитала она. — Он ушел! — Она грубо дернула себя за волосы. — Он только что ушел…
— Не надо, — выдавил я, взяв ее руки в свои. — Не делай этого с собой, детка. — Я не мог больше ни секунды смотреть на нее в таком состоянии. — Пожалуйста.
— Не прикасайся ко мне! — Дрожа, Шэннон отдернула свои руки от моих, грудь тяжело вздымалась. — Н-не делай этого, ладно?
— Хорошо. — Подняв руки, я наблюдал, как она наблюдает за мной, чувствуя, как мое сердце раскалывается в груди. — Я не сделаю ничего такого, чего ты не захочешь.
Я оставался там, где был, держа свои руки при себе, ожидая, когда она возьмет от меня то, что ей нужно.
В конце концов, она это сделала.
Громко всхлипнув, Шэннон вскарабкалась ко мне на колени и обвила руками мою шею, прижимаясь ко мне так, как, я знал, я никогда полностью не заслужу. — Не оставляй меня… — Крепче обняв меня за шею, она уткнулась лицом мне в грудь и прошептала: — Пожалуйста, не уходи…
Прерывисто вздохнув, я заключил ее в объятия и прижал к себе. — Я не буду. — Крепче обхватив ее хрупкое тело, я нежно покачивал ее. — Я прямо здесь. — Прерывисто выдохнув, я наклонил лицо и поцеловал ее в волосы. — Я обещаю.
Я хотел встать перед этой девушкой и защитить ее от всего того ужаса, которому она подверглась. Это было неправильно, черт возьми, и я чувствовал, что тону в несправедливости ее жизни. Если бы я мог нанести ее порезы и синяки на свою кожу, я бы это сделал.
Затем раздался громкий стук в заднюю дверь, за которым последовал мужской голос. — Джон, ничего, если мы войдем?
— Мы здесь, Билли, — позвал папа, все еще держа Даррена. — Заходи.
Затем в нашу кухню вошли двое полицейских в форме, за ними следовал друг моего отца, суперинтендант Билли Коллинз. В тот момент, когда они сняли шляпы и сказали: — Я так сожалею о вашей потере, — из горла Даррена вырвался самый ужасный, душераздирающий всхлип, а Шэннон обессиленно прижалась ко мне.
Крепко держа ее, я медленно укачивал ее в своих объятиях, шепча ей на ухо все, что только мог придумать, чтобы она не слышала, что полицейские говорили моему отцу и Даррену. Она была в истерике, хватала ртом воздух и плакала так сильно, как я никогда раньше не слышал, чтобы она плакала. Мое сердце разбивалось на миллион осколков, разум кружился, но я оставался рядом с ней, не в силах отделить свои эмоции от ее.
