— Видели бы вы ее сегодня вечером, — продолжал я, расхаживая взад и вперед и разглагольствуя. — Лицо Шэннон, когда ее брат сказал ей, что их отца нет дома. — Я покачал головой. — Она была чертовски напугана, папа.

— Джонни, — вздохнул папа. — Ты ничего не можешь сделать.

— Но ведь есть что-то, что ты можешь сделать, верно? — Парировал я, чувствуя себя взволнованным и энергичным. — А ты не можешь взяться за их дело?

— Это так не работает, — ответил он, снова зевая.

— Почему? — Спросил я. — Почему это так не работает?

Папа устало выдохнул. — Я уже объяснял тебе это дюжину раз; генеральный прокурор принял решение передать дело в суд. Они были назначены адвокатом через "юридическую помощь", и, кроме того, миссис Линч ясно дала понять, что в моих услугах не нуждаются — или не приветствуются.

— Тогда она дура. — Я зарычал, ускоряя шаг. — Ты лучший.

— Да, — согласился он, сонно кивнув. — Но ее эмоции затуманивают ее рассудок.

— Она некомпетентна, вот кто она, папа. — Подойдя к окну, я оперся руками о подоконник и яростно зарычал. — Эта женщина — обуза, а моей девушке небезопасно в этом доме. — Я развернулся, чтобы сердито посмотреть на него. — Никто из этих детей не находится с ней в безопасности — и особенно теперь, когда он снова что-то вынюхивает.

— Этим делом занимаются социальные работники, — спокойно объяснил папа, подходя к раковине и выливая остатки кофе в сливное отверстие. — Это означает вызовы на дом и строгий надзор.

— Это ни хрена не значит, папа, и ты это знаешь, — огрызнулся я, расстроенный. — В этом доме ей небезопасно.

— Тогда что ты хочешь, чтобы я здесь сделал, Джонни? — спросил он, споласкивая свою чашку и ставя ее на сушилку. — Со всеми детьми Линча поговорили бы после несчастного случая с Шэннон. Их не вернули бы на попечение матери без расследования и, конечно, расспросов об обращении с ними их матери. Очевидно, соцработники, участвовавшие в этом процессе, нашли какую-то заслугу в способности миссис Линч быть их воспитателем.

— Им всем промыли мозги, — прошипел я. — Ты что, не понимаешь? Они чертовски боятся, что их отдадут в приемную семью и разлучат, поэтому они лгут и прикрывают своих родителей, потому что у них какая-то извращенная вера в то, что там, где они есть, им безопаснее!

— Что происходит? — Спросила мама, стоя в дверях кухни, завернувшись в белый халат. — Сейчас половина пятого утра. Что ты не спишь?

— Твой сын хотел поболтать, — спокойно объяснил папа. — Не о чем беспокоиться. Возвращайся в постель, милая.

Мама выгнула бровь и посмотрела на моего отца своим взглядом: — Ты серьезно думаешь, что я куплюсь на это дерьмо? — прежде чем войти в кухню и направиться к чайнику. — С Шэннон все в порядке, милый?

Я перестал расхаживать по комнате и нахмурился, глядя на мать. — Как ты…

— Как я знаю, что этот ночной разговор был о Шэннон? — Мама ответила понимающей улыбкой. — Потому что я знаю тебя. — Приготовив себе чашку кофе, она присоединилась к моему отцу на острове. — Сейчас. — Сделав глоток из своей чашки, она посмотрела на моего отца. — Начинай говорить, милый.

Со смиренным вздохом отец начал пересказывать то, о чем мы говорили, а я вставлял те части, которые он пропустил.

— И вот тебе результат, ма, — объявил я, когда мой отец закончил. — Абсолютный ужас, который представляет собой наша система правосудия! — Схватив ее кружку с кофе со стойки, я бросил ее обратно и направился за чайником. — И что мне теперь прикажешь делать, а? Иди спать в мою милую, теплую постель и жди телефонного звонка, чтобы сообщить мне, что она снова в больнице — или еще чего похуже? — Покачав головой, я налил себе еще чашку кофе, при этом расплескав воду по всему столешнице. — Она заслуживает гораздо лучшего, чем та жизнь, которую ей преподнесли.

— Я согласна, — грустно сказала мама. — Они все заслуживают лучшего.

— Тогда сделай что-нибудь, мама, — взмолилась я, чувствуя себя совершенно растерянной. — Потому что я сойду с ума, если мне придется каждый день отвозить ее домой из школы и ждать, пока я не приду в школу на следующий день, чтобы посмотреть, пережила ли она ночь!

Глаза моей матери наполнились слезами, когда она спросила: — А ее брат? Даррен?

Расстроенный, я сделал глоток кофе, прежде чем ответить. — Он ничего о них не знает, — выпалил я. — Его не было много лет. Он заботится только об интересах своей матери, а не о детях. Джоуи ему не доверяет, и я тоже.

Тогда мама и папа посмотрели друг на друга, и я почувствовал, что меня исключили из частной дискуссии, которая проходила без слов. — О чем вы думаете? — Встревоженно спросил я. — Вы можете что-нибудь сделать?

Папа тяжело вздохнул. — Что ты хочешь, чтобы мы сделали, сынок?

— Я хочу, чтобы ты прижал этого ублюдка к стене, — сказал я ему. — Я хочу справедливости для этих детей. Я хочу справедливости для моей девушки. Недостаточно того, что он может уйти от этого, когда они не могут. — Я повернулся к своей матери. — Они в полном дерьме, ма. Он их разбил!

Оба моих родителя молчали так долго, что я перестал надеяться на то, что они ответят мне. — Забудьте об этом, — прорычал я, швыряя свою чашку в раковину. — Мне не следовало беспокоиться.

Направляясь к коридору, я остановился как вкопанный, когда заговорила мама. — Мы сделаем все, что сможем, Джонни.

Я повернулся, чтобы посмотреть на них. — Что это значит?

— Это значит, что мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь, — спокойно объяснил папа, положив свою руку поверх маминой. — А теперь иди наверх и постарайся поспать пару часов перед школой.

Чувствуя себя подавленным, я направился обратно наверх, в свою комнату, с поникшими плечами и скрутившим живот узлом. На улице пели птицы, когда я вернулся в свою комнату и присел на край кровати, чтобы посмотреть в окно на темное небо. Схватив телефон с прикроватного шкафчика, я открыл его и пролистал свои сообщения, читая и перечитывая каждое сообщение, которое она мне прислала, пока не довел себя до полусумасшедшего состояния. — К черту все, — пробормотал я себе под нос, открывая свою телефонную книгу и вызывая ее контакт. Я уже держал палец на кнопке вызова, когда телефон завибрировал у меня в руке, сигнализируя о входящем звонке от Шэннон.

С бешено колотящимся сердцем я нажал "Принять" и поднес телефон к уху. — Шэн?

— Привет, Джонни, — раздался ее приглушенный голос на другом конце провода. — Я тебя разбудила?

— Нет, я не спал, — ответил я, прерывисто дыша. — Ты в порядке?

— Я в порядке, — прошептала она, и я почувствовал, как мои плечи опустились от облегчения. — Я просто…

— Ты просто что, Шэн?

— Я хотела услышать твой голос, — хрипло призналась она. — Это странно?

— Ну, если это так, то я тоже чудак. — Откинувшись на спинку кровати, я заложил руку за голову. — Потому что я как раз собирался тебе звонить.

Она тяжело выдохнула в трубку. — Правда?

— Правда, — хрипло подтвердил я. — Я думал о тебе всю ночь.

— Я тоже, — ответила она. — Я имею в виду тебя, — поспешила она поправиться. — Я думала о тебе всю ночь, а не о себе.

— Я знаю, что ты имела в виду, — сказал я ей, улыбаясь про себя ее милой словесной ошибке. Ты уже встаешь? Это всего лишь… — Вытянув шею, я проверил время на будильнике, прежде чем сказать: — Без четверти пять.

— Я подумала, что ты, возможно, собираешься в спортзал, — прошептала она. — Я был… ну, я собиралась спросить тебя, могу ли я приехать и просто подождать в машине?

По моему позвоночнику поползла струйка беспокойства. — Что происходит, детка?

— Ничего.

— Шэн…

Она резко выдохнула. — Мне страшно.

Я выпрямился. — Хочешь, я приеду и заберу тебя сейчас?

— Нет, нет, нет, — поспешила сказать она приглушенным тоном. — Все в порядке. Я просто нервничаю. — Она сделала еще один прерывистый вдох, прежде чем сказать: — Ты можешь оставаться со мной на связи? Тебе не обязательно говорить. Я просто… я чувствую себя лучше, когда знаю, что ты рядом.