— Да уж, Танюша, везет тебе на приключения. И мне с тобой везет. Но давай так поступим: я тетрадку Лаврентию Павловичу передам, постараюсь тебя в эту историю не впутывать… Завтра утром лети обратно в свой Ковров и забудь об этом, как о страшном сне. А я попробую что-нибудь придумать, чтобы никто тебе и не напоминал. Договорились?
— Да. То есть я сейчас же и полечу, меня девушки на аэродроме ждут. А если в тетрадке всякая ерунда написана, то мне все же будет стыдно.
— Не будет: ты никогда не узнаешь, что же в ней написано. Уж это я тебе пообещать могу.
Домой Шэд летела умиротворенная: все же не зря она просидела двое суток, записывая в гроссбух всякую всячину. Конечно, все это описанием технологии изготовления термоядерной бомбы даже в пьяном бреду назвать было нельзя, Шэд всего лишь изложила общие принципы, которые изучила в начальной школе — но для специалистов базовые идеи и подходы к реализации нужных технологий окажутся очень полезными. Сама Шэд об этих технологиях знала лишь то, что они есть — но в СССР было уже немало ученых, которым эти писульки позволят понять, в каком направлении двигаться и как, двигаясь по намеченному пути, сэкономить очень нужные стране миллиарды. Много миллиардов…
Двадцатого августа Таня снова прилетела в Москву, на этот раз по просьбе Голованова:
— Танюша, тут Василевский приказ подписало награждении всех экипажей «Петляковых», которые твои бомбы кидали.
— И из-за этого вы меня в Москву вызвали? — довольно сердито поинтересовалась девушка.
— Это — хороший повод тебя вызвать. Знаю я, как ты к наградам относишься, так что вот, держи Боевое Красное знамя, я тебя, соответственно, поздравляю, а теперь садись и слушай: тетрадку твою я Лаврентию Павловичу передал. А тебе стоит, на всякий случай конечно, знать официальную легенду: мне тетрадку передала девушка, из ВВС в отставку вышедшая и поступившая теперь в университет. Девушка в школе немецкий учила и «Карл унд Марте баден» может пять раз без запинки сказать, так что заголовок разобрала, но так как учиться решила на мехмате, ей про бомбы неинтересно было, вот она мне тетрадку и принесла. Тетрадку вынула из мебели, купленной на дрова, а с собой захватила потому что думала, что в Москве тетрадей может и не быть, а тут только четверть листов исписана… Имя девушки не называл, да Лаврентий Павлович и не спрашивал.
— А зачем ему имя спрашивать? Много ли отставных летчиц в университет поступило?
— Ты не поверишь: только Героев три человека, а летчиц, думаю, чуть не полсотни.
— Это радует. Ладно, вы мне рассказали, я уже все забыла… да, а где у вас новенький орден?
— Глазастая. А мне новый орден не положен, ибо нечего Главным маршалам лично на бомбежки летать. Товарищ Новиков на меня жалобу непосредственно Сталину накатал…
— И что сказал Сталин?
— А сама как думаешь? Приказ-то о бомбардировке мне лично Иосиф Виссарионович подписал… Да и летели-то мы не за орденами, уж ты-то точно не за ними.
Оставшиеся до начала учебы дни Таня Серова, освободившаяся от всех забот в госпитале, бегала по заводу, стараясь закончить все дела, связанные с Сальском. По новому механическому заводу: товарищ Устинов решил, что производство оборудования все же лучше разместить не на оружейном предприятии, и два экспериментальных цеха были выделены в отдельное предприятие. Но определенные этому новому заводу планы в двух цехах всяко было не выполнить, так что велась постройка и трех новых — так что ей приходилось и немцев-строителей распределять, и новое пополнение по нужным местам расставлять. А еще — приводить это «пополнение» в работоспособное состояние.
Так, на завод был распределен молодой выпускник Бауманского института Василий Кудрявцев — который этот институт как раз весной сорок пятого и закончил. Потому что его в армию не взяли из-за очень плохого зрения: человек с глазами «минус восемь» воевать точно не может. А Таня методику восстановления зрения уже на Няше отработала, так что теперь она диктовала подробные инструкции для новенького заводского врача — тоже «совсем зеленой» выпускнице мединститута. По Таниным прикидкам, Вася где-то через полгода сможет нормально видеть без своих даже на вид страшных очков, но для этого процедуру лечения требовалось соблюдать исключительно точно. Евдокия Семенова — эта молоденькая врачиха — поначалу стала капризничать (ну, не нравилось ей работать по восемнадцать часов в сутки), но чуть позже (и после соответственного внушения со стороны старожилов ковровской медицины) она в работу втянулась и даже не сильно удивлялась тому, что человек может прекрасно высыпаться всего за четыре-пять часов…
Однако всего намеченного Тане сделать так и не удалось, и тридцатого августа она отправилась в Москву уже надолго. Предварительно поселив в своей квартире двух Оль в качестве «местоблюстительниц» — вымогнув с товарища Егорова обязательство докторам выделить отдельные квартиры в день их свадеб…
Тридцатого августа Юлий Борисович, сидя напротив Лаврентия Павловича, изрядно волнуясь, говорил:
— На первый взгляд написанное выглядит… не совсем убедительно, однако все же содержит некоторые довольно интересные положения. Теоретическая часть по литиевой бомбе вообще основана на какие-то не до конца ясных предположениях, однако…
— Что «однако»?
— Описание технологии получения тяжелой воды законам физики не противоречит, я уже попросил подготовить экспериментальную установку… лабораторную, и, мне кажется, мы уже осенью сможем ответить на вопрос, имеет ли это какой-то смысл. Еще… насколько мне удалось узнать, в Коврове на оружейном заводе выпускают установки по получению аммиака малой производительности, и если бы нам удалось такую заполучить, то в рамках проводимого исследования это бы дало мощный толчок.
— Насколько я знаю, аммиачные установки представляют собой огромные реакторы весом в сотни тонн и…
— Я не совсем понял, для каких целей используется ковровская, но она действительно небольшая, ее вроде бы делают на основе орудийных стволов чуть ли не трофейных танков.
— Хорошо, я уточню этот вопрос, что еще?
— Еще представляет определенный интерес предложенный математический аппарат расчета плутониевого ядра для бомбы. Он, конечно, тоже изложен без каких бы то ни было обоснований, но вот результаты таких расчетов — они пока полностью совпадают с полученными нами экспериментальными данными. Но главное, и это я считаю самым важным в этой тетрадке — подробно расписана работа атомного котла, настолько подробно, что можно приступать к разработке и даже постройке промышленного котла, в котором можно уже нарабатывать плутоний для основного изделия. Там же очень хорошо и понятно описано, как производить требуемого качества графит для него.
— Но Игорь Васильевич считает, что без проведения экспериментов…
— Я не говорю, что Игорь Васильевич в чем-то не прав, напротив, я тоже считаю, что опытный котел строить необходимо. Но если воспользоваться тем, что изложено в этой тетрадке, такой котел может быть построен уже в этом году. По крайней мере мы не станем предпринимать попытки использовать природный графит: в тетради очень детально расписано, почему этот подход не даст результата. К тому же, насколько удалось выяснить, требуемого нам качества графит уже производится, хотя и не в таких объемах, какие нам требуются. Но если мы сможем увеличить на том заводе объемы производства, что на первый взгляд вполне возможно, то почти гарантированно пустим экспериментальный котел не позднее марта следующего года.
— Оказывается, у нас и графит для атомных работ уже производится. И где же?
— На инструментальном производстве завода номер два: у них для изготовления карбида кремния выстроено несколько печей, в которых они попутно и графит делают для щеток электрических машин. Так вот этот графит…
— У вас есть кому поехать на завод и выяснить, что им потребуется для увеличения производства?
