— Какую подставу? — спрашивает Лина дрожащим голосом.

— Слабо по-мужски вопрос решить? — встаёт в стойку Бутч прямо напротив меня.

— Слабо завтра экзамен сдать своими силами?

— Давай так: если я набью тебе морду, то экзамен я завтра сдаю. А если ты мне (что просто невозможно), то я забываю о вас двоих!

— Я тебе уже писал: либо оставляешь Лину в покое и успешно сдаёшь экзамен, либо ты его завтра проваливаешь.

— Значит, всё же слабо? — ухмыляется Пожарский и замахивается на меня кулаком.

Беляева испуганно охает. Я успеваю увернуться, а затем сразу, пользуясь удобным углом, при помощи ноги и рук опрокидываю Бутча на снег. Сейчас я благодарен тому, что внимательно слушал одного парня в качалке, что хорошо владеет приёмами рукопашного боя, которым он любит всех обучать, как бы между делом.

— Ты только ещё не забывай, — говорю, пока котяра встаёт на ноги, — что тебе ещё почти целых два года учиться на кафедре и потом диплом писать.

— Как такая сопля, как ты, может быть таким самоуверенным? — Пожарский уже стоит на ногах и изо всех сил старается изображать из себя бесстрашного, но он определённо точно уже успел оценить мою физическую подготовку.

— Самоуверенность там, где есть деньги, — выразительно приподнимаю бровь, — или связи, — намекаю уже на себя.

— Я набью тебе рожу, рыжий.

— Набей. Только помни про два года обучения под надзором моего дяди. И моим, — нагло добавляю.

Поворачиваю голову в сторону напряжённой фигурки Лины, застывшей, как ледяная статуя на морозе. Она смотрит на меня в ответ расширенными глазам.

— Всё нормально? — спрашиваю у неё.

— Да, — выдыхает, косясь на своего бывшего.

— А у тебя? — поворачиваюсь к Бутчу. — нормально всё? Как твой завтрашний экзамен поживает? Сдашь его или завалишь? Ответь сейчас. Я должен позвонить дяде и сообщить о твоём решении сегодня вечером.

— Всё подвязал уже, смотрю, — огрызается он.

Лина вдруг подходит вплотную ко мне и крепко обнимает, глядя на бывшего. Очевидная демонстрация. Словно подтверждая мои слова, она говорит:

— Всё бесполезно, Глеб. Я в любом случае не буду с тобой.

— Быстро ты разлюбила… — со злой иронией отвечает он ей.

— Я не любила. Я обманула всех: тебя, себя, друзей и всех остальных. Я ошиблась. Прости.

Она говорит это всё, по-прежнему обнимаю меня за талию обеими руками, и я воспаряю духом, слыша эти слова.

— Это правда? — шепчу я ей возле уха.

— Да, Мих. Мне просто стыдно было признаться… — говорит тихо, запрокидывая голову и глядя мне прямо в глаза.

Где-то на заднем плане фыркает Бутч и что-то ворчит, но нам нет никакого дела до него. Даже в такой странной ситуации я умудряюсь начать плавиться от своих чувств к девушке в моих руках. Мы обмениваемся улыбками понятными только нам.

— Эй! — как сквозь вату врывается голос Пожарского. — Смотреть противно!

— Мне всё равно что там тебе противно или приятно, — отвечаю.

Беру Лину за руку с полным намерением пойти уже, наконец, ко мне домой.

— Звони и говори, что у меня завтра должна быть пятёрка в зачётке! — говорит Бутч с максимальной грубостью в голосе, на которую способен. — Понял, сопля?!

Молча киваю. Пусть продолжает считать себя крутым, а у меня есть и более важные дела на сегоднят— и имя им Лина.

Лина

Я открыла дверь в «Князевскую» кухню. Там всё по-прежнему: хаотичные движения рук, шелест подарочной бумаги, беспокойный шёпот, приглушённые хихиканья и прочая суета, развернувшаяся на кухонном столе.

— Почему вы раньше этим не занялись? — шиплю я тихо Ажиновой, её парню и Михаилу. — мне уже надоело развлекать Антона, пока вы тут подарок готовите! В день рождения, блин!

— Минуту! — говорит Людмила, не глядя на меня, занятая подрезанием ножницами лишней бумаги. — Подождите ещё одну минуту!

— Мы уже не знаем о чём болтать, — вздыхаю. — Или уснём, или весь праздничный стол вдвоём съедим!

— А вы о погоде говорили уже? — посмеивается Андрей, которого подруга почти насильно притащила с собой в нашу компанию.

— Мы обсудили погоду всех стран мира, — отвечаю. — Давайте быстрей.

Закрываю дверь кухни и возвращаюсь в гостиную, где в полном одиночестве на диване восседает виновник торжества. Антон приподнимает брови при виде меня, и я отрицательно качаю головой. Мы оба друг друга поняли, так как уже изрядно утомились ждать начало праздника.

Отмечать решили в квартире Михаила, так как она способна вместить больше людей, чем какая-либо из наших. У Людмилы однокомнатная, а в моей Диана, не любящая вечеринки с незнакомыми ей лицами. Вся комната украшена воздушными шарами, стол щедро накрыт едой и питьём.

Не смотря на постоянно хмурое лицо Хомякова в последние дни, сегодня он улыбается и выглядит почти обычным. Возможно, дело в постоянных звонках, что поступают ему на телефон. «Спасибо» от него сегодня слышится гораздо чаще, чем какое-либо другое слово.

Так или иначе, вечер обещает быть неплохим.

— Я бы обиделся, — говорит Антон, пока я сажусь рядом на диван, — не будь вы моими друзьями.

— Подарок больших габаритов, и им пришлось обежать несколько магазинов, чтобы найти подходящую упаковку, — защищаю Михаила с Людмилой, а заодно успокаиваю Хомякова.

Самой мне было поручено закупить воздушные шары и украсить стену надписью «С днём рождения!». С последним, правда, я не справилась, так как все имеющиеся в магазине были больше похожи на поздравление появления нового человека на свет. Что-то вроде: «С новорожденным!» или «Счастье новой жизни!». Я едва не купила подобную, помня о юморном характере нашего друга, но в последний момент передумала. После провала на любовном фронте Хомяков несколько изменился в настроении, и не известно, как бы он отнёсся к подобной шутке сейчас.

Не успеваем мы начать очередную тему, лишь бы скрасить ожидание, как дверь кухни медленно отворяется. В проёме никого. Только скрипа разве что не хватает для полного антуража.

— Это приглашение? — усмехается Антон.

А я и сама не знаю, что они задумали. Вдруг решили отклониться от оговорённого плана? Но в следующую секунду показывается часть подарка, а затем ноги и руки наших друзей, несущих прямоугольное, метр в длину, нечто. Они тащат этот плоский прямоугольник с предвкушающими улыбками на лицах, а затем все трое выстраиваются прямо перед именинником… и мной.

Вскакиваю с дивана, становясь рядом с ребятами, чтобы присоединиться к общему поздравлению.

— Дорогой наш Антошка! — торжественно начинает Ажинова. — Мы знакомы с тобой всего четыре месяца, но за такой срок ты уже успел полюбиться нам своими вечно лохматыми волосами, коллекцией клетчатых рубашек, шутками-прибаутками. Даже твой талант, разводить нас во время своих споров, покорил нас. Но мы ещё посмотрим, кто кого… Хомяк, а спорим, что наша дружба с тобой продлится ещё не один год?

— А вот в этом я с вами спорить не буду, — с прежним весельем отвечает Антон, щуря глаза от удовольствия.

— Значит, и спорить не о чём! — восклицает Михаил, стоящий рядом со мной. — Хомяк-то точно знает на что стоит спорить, а на что нет. И это ещё одна причина ценить такого друга, как ты. С твоей помощью мы можем предсказывать будущее, не прибегая к услугам шарлатанов в Интернете!

— Мы поздравляем тебя с твоим днём рождения, — подхватываю я. — И надеемся, что наш подарок окажется для тебя очень ценным и памятным.

— Я тебя не знаю, — вставляет Андрей, — но Людмилка притащила меня сюда, а значит и я должен поздравить тебя. Ну, с днём рождения, что-ли!

Антон произносит очередное на сегодня «Спасибо!», и сразу с нетерпением принимается развязывать ленты на подарке и праздничную бумагу. Мы не помогаем ему, лишь поддерживаем пока секретное нечто руками, чтобы оно не свалилось на пол.

Вскоре перед нами предстаёт картина. Та самая, что писала Ажинова для Белоусова. Есть лишь небольшие изменения: поверх морского пейзажа теперь красуются аккуратными буквами наши пожелания Хомякову для мотивации, сил, веры в лучшее, себя и мир.