— Не уверен, что кровать является подходящим местом… — очень задумчивым голосом произнёс в какой-то момент Князев.

— Для чего?

Парень усмехнулся, видя моё полнейшее недоумение, и тихо толкнул мою ногу своей.

— Вообще-то, было бы здорово сделать это в кафе… — продолжает он. — Хотя нет — не достаточно интимная обстановка. Шум, гам, всё время что-то отвлекает…

— Ты бы ещё на улице предложил! — фыркаю.

— На улице слишком шумно, — в полумраке спальни едва заметно как он качает головой. — Нужна тишина.

— А присутствие людей для тебя не важный критерий?

— Важный. Поэтому, может, кровать не такое уж и плохое место…

— Да неужели?

— Да, думаю, кровать действительно подходит. Да и тянуть больше некуда.

— Тянуть что?

— Резину, — короткий мужской хохот.

— Так, блин, — теперь я толкаю его ногой, — Что за бред ты несёшь?

— Вовсе не бред, — делает вид, что прочищает горло. — Очень серьёзные вещи, между прочим, говорю. Точнее, собираюсь говорить.

— Пока звучит не слишком серьёзно.

— Лина, — Михаил с одеяльным шуршанием поворачивается ко мне всем корпусом, беря моё лицо в в свои большие ладони. — Похоже, я люблю тебя.

— Похоже? — выдыхаю севшим голосом, остро ощущая тепло его кожи на своих щеках.

— Да, очень похоже на то, — от тембра этого голоса мой пульс ускоряется ещё сильней, чем уже успел ускориться секундами ранее.

Это действительно происходит со мной? Хочется просто начать кричать от восторга и прыгать на кровати в попытке пробить головой потолок.

— Похоже, я тебя тоже люблю, — слова сами собой льются из моего рта, не смотря на все эмоции, что копошатся в моей голове.

— Тоже очень похоже на это? — Михаил тихо усмехается где-то рядом у моего лица.

— Угу.

— Как здорово, что всё взаимно, — слышу улыбку в его голосе.

— И правда, — радуюсь темноте, что скрывает моё покрасневшее лицо. Более смущающего момента у меня в жизни не было.

И, похоже, скоро я совсем перееду к Князеву. Такая тема между нами ещё не поднималась, но мы оба понимаем, что этот вопрос вскоре возникнет сам собой. И я даже уже заранее знаю свой ответ… «Смотри, как бы сама первая не предложила…», — иронизирую сама над собой.

Так быстро и незаметно посуда ещё не мылась. За своими размышлениями я даже не поняла как управилась с ней. Теперь я понимаю, что влюблённость всё же окрыляет, делает счастье осязаемым, острым. А самое невероятное: к нему можно даже прикоснуться и почувствовать вкус. И это совсем не то, что я испытывала рядом с Пожарским. Этих парней и мои чувства к ним даже сравнивать нельзя: слишком разные, ничем не похожие друг на друга. Как можно было так обмануться в самом начале? Просто хотелось обмануться — вот и весь ответ. Нет больше смысла задавать себе этот вопрос. Хватит.

Однако, Глеб всё же не даёт о себе забыть, и снова, спустя четыре дня молчания, врывается в мою налаживающуюся жизнь.

— Лина, — в кухню заглядывает Диана, держа в руке свой мобильник, — кот, то есть Глеб, звонил… — У подруги растерянный вид, и эта растерянность передаётся и мне.

— Что он хотел? — спрашиваю.

— Говорит, стоит у нашего подъезда и ждёт тебя по очень срочному делу. До тебя не дозвонился, и вот…

— Ну, конечно. Я же посуду мою.

Подхожу в окну и действительно вижу знакомую машину и мужскую фигуру рядом. Когда же мы уже поставим последнюю точку в нашей истории?

Лина

Вчера я снова дала нам шанс разойтись мирным путём. Быстро кое-как оделась, спустилась вниз и вышла на улицу. Горло обжёг морозец, а вспыхнувшее волнение ускорило пульс. С моим бывшим теперь совсем не понятно чего ожидать. Пожарский стоял прямо, засунув руки в карманы зимней пухлой куртки. По его лицу мне не был понятен текущий настрой парня, но я надеялась и всё ещё надеюсь, что это была наша последняя с ним встреча.

— Привет, — сказала, кутаясь в пуховик, который просто накинула на себя, не застегнув как следует. Потому что я не планировала находиться на улице слишком долго и хотела, чтобы Глеб тоже это понимал.

— Привет, — он никак не поменял выражение лица и позы при виде меня. — Разговор есть.

— Слушаю.

— Должок за тобой остался.

— Я ещё и должной тебе осталась? Чего ты хочешь?

— Забыла? Я не успел загадать третье желание.

— Уже не актуально, Глеб. Мы больше не пара. Никто больше никому ничего не должен.

— Звучит стильно, современно, — растянул губы в кривой и немного злой улыбке. — Но меня не проведёшь. Ты должна мне третье желание.

— Я сейчас просто развернусь и уйду, — ну почему он не может оставить меня в покое? Любовь? Какая-то больная она у него.

— Не спеши убегать, если не хочешь проблем, — прозвучало весьма раздражающе для моих нервов.

— Снова угрозы?

— Предупреждение.

— Говори внятно, или я ухожу.

Пожарский, наконец, перестал стоять каменным изваянием. Он шумно и с раздражением выдохнул, делая два широких шага в мою сторону. Между нами теперь остался жалкий метр.

— Моё третье желание, рыбка: ты возвращаешься ко мне, и мы живём вместе в мире и согласии.

— Не смешно, Глеб.

— А иначе я отменю заказ картины у некой Людмилы Ажиновой. Знаешь такую?

— Ты…?

— Упс, — наглая ухмылка. — Сюрприз! Романтичный донельзя Глеб Пожарский решил не только своей девушке жизнь подсластить, но и её подруге. Представляешь?

— Я не могу вернуться к тебе. Я не люблю тебя.

— А рыжика любишь? — прищурился.

— Я ухожу, — отвернулась и быстрыми шагами последовала к двери подъезда так, словно за мной гонится злая собака или даже целая стая зубастых бешеных псин.

— Уходи, — закричал мне в спину Пожарский, — но теперь не смей оборачиваться! Назад пути нет! Ты слышала?

Лязг железной двери отгородил меня от назойливого мужского голоса, который в последнее время способен говорить только гадости. Даже все его попытки поговорить нормально оборачивались во что-то жуткое и неприятное.

А на следующий день я не знала, как смотреть в глаза Людмиле. Как назло, именно сегодня она пришла на пары в необычайно хорошем настроении, которое даже портить жалко. Я знаю, что выгляжу слишком отстранённой и замечаю, как Михаил пытается что-то разглядеть в моём лице. Я говорю: «всё в порядке», но его не проведёшь.

— Ты очень задумчивая сегодня, — сказал он мне во время перемены, пока мы стоим напротив открытой нараспашку аудитории, где уже собираются наши одногруппники.

— Про экзамены думаю, про беднягу Антона, — успокаивающе улыбаюсь своему парню. Даже всё ещё не верится, что теперь я Князева могу называть именно так.

— А что экзамены? Сдадим! А хомяк справится при любом исходе событий.

Через открытую дверь я смотрю на Ажинову с Хомяковым, сидящих за аудиторным столом. Сейчас у нас будет зачёт по философии, но никто о нём не переживает, кроме нашего Антона, решившемуся именно сегодня подкатить к Анне Ивановне.

— Надеюсь, она хотя бы его не пошлёт, а вежливо откажет, — говорю.

— Не представляю её в таком стервозном амплуа.

— Я тоже, но переживаю так, будто это я собираюсь ей в любви признаваться.

Обсуждаю Антона, используя его, как прикрытие, а сама смотрю на подругу. Она выглядит такой беспечной, довольной собой и жизнью. Андрей ей вчера устроил романтический ужин, и картина, как сказала сама Ажинова, завершена и теперь только ждёт своего часа… Заказчик должен выкупить её тридцатого декабря… Но не выкупит. Потому что картину заказал мой бывший, желающий насолить мне как следует. Он реально верит в возможность счастья таким путём?

— На всю жизнь запомню твоё признание, — тепло в голосе Михаила согревает, как если бы меня укрыли одеялом.

— Как и я твоё, — отвечаю, улыбаясь.

Приятное воспоминание на минуту отвлекло меня от тревожных мыслей, но зазвеневший звонок вновь возвращает меня в настоящее. Мы вместе с остальными заходим в аудиторию и расходимся по своим местам. Я подсаживаюсь к Ажиновой, Михаил следом за мной, а Антон, вставший до этого, чтобы пропустить нас двоих, привычно замыкает собой нашу четвёрку.