Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Это был Фрикс… Я узнала его… это он.

«Ты же не знала, жив он или нет. Вот тебе ответ». – Ответил Серый.

Ты видел его? Видел, что с ним?! И считаешь, что меня это утешит?

Серый подполз ближе, чтобы расслышать все её мысли. Она показала ему, что чувствует и поделилась болью, представила ситуацию именно со своего ракурса, так, чтобы он понял всё, и затем он дал ей знать, что понял.

Она вспомнила слова Кирки. О том, что Фрикс при желании мог бы собрать ещё одну армию Сопротивления. Что, если этого он и хотел, когда шпионил за правительствами обеих стран? Алкид запретил ему говорить как раз из-за этого, он видел в Фриксе конкурента. Что тогда произошло между ними? На месте одной головы вырастут две…

Вестанию передёрнуло, когда она вспомнила о прощании с Некрополем. Алкид позволил всем принять добровольное решение – остаться внизу или покинуть город, но Фриксу он такого выбора не дал. «Ты знаешь все, что должен сделать?» – спросил его Алкид на прощанье. Он готовил его на замену… мало кто знал Алкида в лицо, а ещё все эти парики, грим, он менял лица как маски… Когда они запрыгнули на поезд… Вестания перенеслась в тот самый момент. Фрикс ничего не сказал ей. Скорее всего, правильно поступил. Она бы никогда не отпустила его. О чём он думал? Была ли у него хоть малейшая мысль бросить всё и поехать с ними? Оставить революцию, предать Алкида, начать всё с нуля? Но он этого не сделал. Он предпочёл сгореть и занять дымящийся трон.

Веспер тоже не стало… и Фрикс долго не проживёт. Они все погибнут. Кто-то более сильный просто займёт пустое место и назовёт себя Алкидом, и они продолжат его дело. На месте одной головы вырастут две.

«Это все позади», – напомнил Серый. – «Что было, то прошло. Забудь и иди вперёд».

Ты прав, но нет. Я не стану такой же, как ты. Я не хочу забывать. Я буду помнить. – Она нашла в себе силы утереть слезы.

– Мы всё объясним, но я бы хотела сначала услышать ваш рассказ, – сказала она Нике. – Теренея говорила, что вас было две? Что это значит?

***

Он никогда не видел такого безграничного поля. Оно уносилось куда-то вдаль, теряясь за горизонтом. Казалось, небо и было его продолжением – бесцветное, равнодушное, на нем не было ни облаков, ни солнца, оно не несло ни капли света и ни капли тепла. Интересно, я могу чувствовать тепло? Или холод? Или что-то ещё? Он пробовал идти по этой свежей луговой траве, даже снимал ботинки и ходил босиком, но не ощущал ничего особенного. Всё казалось каким-то непонятным, было странно. Пусто, как в голове, так и вокруг. Может, так чувствует себя новорождённый? Потому и кричит истошно? У него больше нет ничего, кроме слёз, нет воспоминаний, пока нет даже близких, так как мать не успела прижать его к груди. Никто чувствовал себя так же, но не видел смысла в слезах. Да и не было ему так уж страшно и грустно, чтобы заплакать. Было просто пусто. Никак. Он – Никто. Один в Нигде. Не помнил Ничего.

Какие ледяные слова. От них веяло безразличием, чудовищным роком, в них не было ни жизни, ни смерти, только пограничье, они были ни белыми и ни чёрными, серыми.

Он не знал, как долго бродил по этой сказочной пустоте, прежде чем страшно захотелось пить. В идеальном мире не было времени, точнее, оно не играло никакой роли, все равно, что отсутствовало. Да и как мерить время, если нет солнца, а день не сменяется ночью, постоянно находясь в каком-то то ли предрассветном, то ли послезакатном состоянии? Может, найдутся часы?

Он полез в карман. Почему раньше не проверил их? А была ли нужда? – в самом деле, он же не собирался выбираться из этой бесконечной степи, потому и смысла не было спешить. Но вот найти воду стоило. Во рту першило, хотя, если он не думал об этом, то и не чувствовал жажды.

Никто нашёл портсигар. Крышка показалась ему очень красивой, он долго рассматривал её, а потом, вдруг, вспомнил вагон поезда и Харона. Воспоминание оказалось поразительным, как яркая вспышка, как головная боль. Он даже сам не понял, понравилось ему вспоминать или нет. С одной стороны, стало не так пусто, с другой – приятное состояние покоя нарушилось, как брошенный камешек пускает рябь по стоячей воде.

Он открыл портсигар. Внутри оставалась последняя сигарета. Так, вроде говорил билетёр? – «Последнюю пулю и последнюю сигарету мы оставляем себе». Недолго раздумывая, Никто закурил. Зачем откладывать, раз уж сигарета всё равно последняя? Особо курить не хотелось, хотелось пить, но он всё же постарался получить хоть какое-то удовольствие от неё. Дым тоже повёл себя неестественно, он попросту повис перед ним. В мире идеальной пустоты не бывает ветра, как и воздуха. Никто понял, что, кажется, не дышал всё это время, просто не чувствовал в этом нужды. Как же я зажёг сигарету? Как курю её? – попытался он сам себя подловить, но так и не понял.

Покончив с сигаретой, он убрал портсигар в карман. Было жалко оставлять его здесь, а сам он планировал идти дальше. Продолжил поиски в кармане и тогда нашёл что-то новое, что раньше не попадалось ему под руку.

Никто вынул предмет и удивился. Это был маленький металлический прибор, сначала он подумал, что найдёт часы, но быстро понял, что смотрит на компас. Компас? – удивился он. – Может, с ним я смогу найти реку? – Никто не знал, почему сразу подумал именно о реке, а не о пруде или другом водоёме. Почему-то ему казалось, что здесь должна быть именно река. Может, там, впереди, за горбатыми спинами невысоких холмов?

Стрелка забилась в конвульсии, пытаясь найти север, которого тут не существовало. Она забегала по кругу, сначала задержалась в одном месте, потом, кажется, передумала, сменила направление, заплясала опять, описывая долгие обороты, но так и не определилась. Всё тщетно, – понял Никто. Хотел уже было убрать его в карман, как тут заметил что-то на обратной стороне корпуса.

Прочесть надпись непросто, если не помнишь буквы, а в этом вычищенном мире думать было особенно сложно, как во сне. Даже сфокусировать глаза на словах казалось сопоставимо с каким-то подвигом. Никогда, – прочитал он первое слово, но как ни щурился, как ни пытался, не мог прочесть остального. – Пусть будет просто «Никогда», – решил он. – «Никогда» вполне то, что надо. Такое же скользкое, свербящее слово. Самое страшное из существующих.

Уже хотел попробовать поискать в карманах что-нибудь ещё, как тут его внимание привлёк далёкий силуэт где-то на самом горизонте. Присутствие другого человека в мире стёртых понятий показалось ему невообразимой удачей. Сначала Никто хотел окликнуть его, привлечь как-то внимание незнакомца, но тут спустя какое-то мгновение неведомый скрылся за верхушкой холма, исчезнув из поля зрения.

Никто бросил рассеянный взгляд на компас. Стрелка указала ровно на то место, где стоял человек. Тогда он решил просто пойти вперёд, к нему навстречу, к золотистым цветам, что покрывали ещё одну долину вдалеке. Интересно, как скоро он мог дойти до неё? Едва тронувшись с места, он понял, что расстояния здесь играли не менее вторичную роль, что и время. Быстро идти почему-то не получалось, да и не хотелось, но он словно мог проходить через пространство, если хотел. Нужно было только сосредоточиться на долине, заставить своё обленившееся сознание действительно захотеть попасть туда, как он оказывался на месте. Вообще любые осознанные действия требовали больших усилий. Никому казалось, что он может и вовсе расслабиться, отпустить зрение, слух и мысли на свободу, позволить им уйти куда угодно, рассеяться в этом пустом измерении, стать не больше и не важнее травы или цветов, но он боялся не вернуться, опасался, что у него не хватит сил собрать себя заново.

Долина была пустой, он не нашёл в ней незнакомца. Жёлтые цветы, названия которых он не знал, медленно цвели, но не благоухали. Никто не увидел ни одной пчелы или бабочки. Казалось, они были здесь по умолчанию, словно нарисованные на холсте, но не живые. Он даже прошёл по ним, желая растоптать очередную обманку ненастоящего мира, но и это не удалось. Цветы и не заметили его, ботинки Никого не могли причинить им вреда. Тогда он схватил пригоршню рукой и вырвал их из земли. Цветы в его руке сразу же разлетелись в прах, а на месте сорванных появились новые, стоило ему ненадолго отвести взгляд.

70
{"b":"861679","o":1}