– Эли, ты как? – спросила Ника. Девушка всё ещё пыталась внутренне примириться, исступлённо глядя в нотный лист.

– Забыть об этом не получится. Оно теперь всегда будет на пластинке рядом с моим именем. – Сказала она.

– Ой, умоляю тебя! – Воскликнул Каллимах. – Никто не знает Эльпис, все знают Эльпинику. А вот наши имена там действительно будут. Что собираешься делать? Иди, отговаривай его, если для тебя это важно.

– И пойду! – Эльпис вытянулась, как напряжённая струна и уже была готова направиться вслед за Пигмалионом.

– Нет, Эли, не надо! – Перед глазами Ники промелькнули ужасные сцены. Те, которые она никогда не видела, но которые преследовали её в ночных кошмарах. Чужие руки на её коже. Мужские губы на её лице.

Ника подбежала и обняла Эльпис, погладила её по щеке.

– Хочешь, давай я спою вместо тебя? На записи наши голоса всё равно не отличишь.

Эльпис отмахнулась от её слов.

– Я не пущу тебя к нему, – прошептала Ника чуть слышно, но, не сильно надеясь, что её слова не услышат музыканты.

Никогда больше. Она знала точно. Ника сделает всё, но не допустит, чтобы Эльпис досталась ему.

Она ещё раз сотряслась, как неуёмный язык пламени, но тут же сдалась, встретив сопротивление рук Ники. Сразу обмякла, ослабилась, стала такой хрупкой под её пальцами. Голубые глаза блеснули унынием, смирением перед неизбежным. Они все были бессильны.

Эльпис развернулась и встала напротив микрофона.

– Записываем. – Сказала она холодно.

Группа мгновенно всколыхнулась, приготовив инструменты.

– Ты не хочешь порепетировать? – Предложил Гермес.

Эльпис отрицательно качнула головой.

– Правильно, – поддержал её Махаон. – Как пластырь. Так быстро, как получится.

– Надеюсь, они не станут потом заставлять нас петь эту оду убийцам на каждом концерте, – буркнул Каллимах.

– Я не позволю. Я пою её первый и последний раз. Только для пластинки. – Заявила Эльпис. – Никогда больше.

– Посмотрим… – Вздохнул кифарист недовольно.

– Включайте запись, – скомандовала Эльпис в окно соседней комнаты, где находились технические рабочие. Затем, когда музыканты заиграли музыку, склонилась к микрофону, не отрывая глаза от нотного листа, и сосредоточенно пропела первый куплет:

Сильные сердцем плывут, продираясь

Сквозь враждебный туман,

За наши жизни страстно сражаясь

По опасным волнам.

И каждый день идут китобои

В холодные моря,

Сотни матросов на старом судне

Солят тушу кита…

Она с отвращением поморщилась и, подавив в себе тошноту, продолжила:

Они постоят за нашу свободу,

Славу стране возвратят.

С каждым рассветом выходит на воду

Наш китобойный отряд!

Ойкумена,

Моя родная земля.

Ойкумена,

Я не оставлю тебя.

Ойкумена,

И с борта корабля

Полетят гарпуны –

Прямо в сердце врага.

Для второго куплета Эльпис собрала все возможные эмоции и сделала его действительно ярким:

Страх не заставит нас подчиниться

И изменить стране.

Мы отстоим все свои границы,

Даже в вечной зиме,

И впереди нас ждут перемены,

Когда мы свергнем врага.

Победа за нами, вперёд Ойкумена!

Метим в спину кита!

И только вместе мы выстоим в битве

В наших родных городах.

Пойте со мною эту молитву

О китобойных судах!

Они сумели записать «Китобоев» с пятой попытки. На всё действительно ушёл час. Эльпис сказала, что не довольна результатом, но сделает исключение для этой песни и оставит её такой, какой она получилась. «Лучше ей всё равно не стать». – Добавила она.

Они покинули офис «Оморфии» с каким-то дряным и подавленным настроением. Водитель «опсиана» терпеливо ждал девушек, но Эли направилась в ближайший магазин. Не проронив ни слова, она взяла с витрины три бутылки красного вина и, молча, прошла на кассу, протянув купюру и оставив сдачу престарелой продавщице с желтоватой кожей.

– Эли? – Позвала её Ника у выхода, но певица отозвалась лишь ядовитым взглядом.

Ника послушно забрала у неё одну из бутылок и обняла напряжённые плечи.

– Всё будет хорошо, – пообещала Ника, желая поддержать подругу, но поймала себя на мысли, что сама не уверена в предсказании.

529 день после конца отсчёта

Жёлтое на белом всегда хорошо бросалось в глаза. Интересно, почему власти выбрали для своей полиции такой заметный цвет? Особенно здесь, на севере. Не даром у членов Сопротивления одежда была светло-серой, почти сливавшейся со снегом. Янтарные костюмы они заметили ещё до того, как поезд приблизился к платформе. Где-то на фоне белоснежной пропасти серела распахнутая пасть невысоких домов Термины.

– Вы вдвоём идите к заднему тамбуру, – приказала Веспер. – Фрикс и Дардан вас прикроют.

– А вы? – Усталая за ночь Теренея подняла глаза на рыжеволосую активистку.

– Я… буду с другим отрядом, – уклончиво ответила девушка.

Невероятно! После всего, что мы пережили, она опять готова нас бросить…

Вестании тоже пришлось не по нраву решение Веспер. Да, она доверяла Фриксу и даже не просто доверяла ему… Но ведь Веспер всего каких-то пятнадцать минут назад признала, что оставлять их в «Восточном Вестнике» было неправильно. Конечно, она не была обязана защищать их, но всё же…

Не успев возразить, Вестания проследила за взглядом рыжеволосой. Тот огонь, что вспыхнул в её глазах, оказался на удивление понятным Вестании. Девушка смотрела с волнением и жаром вдаль вагона, на тот ряд кресел, где сосредоточилась большая часть революционеров. Человек с мешком на голове почти не шевелился, его тело безвольно подрагивало, вторя незамысловатому ритму челнока. За скоплением людей Вестания едва ли могла разглядеть его, но ей показалось, что его скрывают от посторонних глаз вполне намеренно.

Алкид – лидер Сопротивления, символ их надежды. Кем он был на самом деле, почему они с таким рвением скрывали его личность, прятали лицо под мешком? Он был окутан вуалью тайны. Такой близкий в этот самый миг, сидящий с ними в одном вагоне и совершенно недоступный. Но у Весты были сейчас более важные проблемы. Нужно было спасаться. Спасать себя и сестру.

– Пошли, Тера, – позвала Вестания решительно. Девушка почувствовала, как сильно устала физически, только когда поднялась на ноги. Колени дрожали, она еле могла идти. А ведь предстоит бежать. Что есть мочи… Всю прошедшую ночь сёстры только и делали, что бежали. Сначала по коридорам Акрополя, потом от убийцы – по сугробам. В глазах был песок, конечности не слушались, и она едва не оступилась, но в последний момент рука подхватила её под локоть.

– Чшш, – прошептал Фрикс на ухо. Как бесконечно благодарна она была ему сейчас. Если бы с Алкидом пошёл он, а не Веспер, Вестания точно не нашла бы в себе сил.

Втроём с сестрой и активистом они добрались до тамбура. Внутри стояли ещё двое революционеров в масках – мужчина и женщина, Вестания понятия не имела, кто они.

За окном возникла платформа, словно вынырнув из бесконечных облаков снега. Сумерки рассеивались, предрассветные лучи постепенно разбавляли безопасную вуаль ночи. Жаль. Во мраке они бы могли укрыться от лишних глаз, но утро наступало неумолимо быстро. На платформе их поджидали янтари с собаками. Ещё немного и челнок упрётся в тупик, а они окажутся схвачены.

– Фрикс… – воскликнула Вестания, почувствовав укол сомнения. Почему поезд доехал до самой платформы? Как они собираются выбраться?