Хотя нет. Теперь она будет вести себя, как настоящая сестра. Она обнимет Теренею, скажет, что любит её… да, к чёрту! Она и Асфоделю была готова признаться в чем угодно, лишь бы они все вернулись оттуда невредимые.

И тут она почувствовала, как леска заходила ходуном. Асфодель, какая умница! – обрадовалась она, удерживая катушку в руках так крепко, будто это был спасательный трос. – Нить Ариадны, теперь вы все выберетесь оттуда живые…. После нескольких часов ожидания, показавшихся ей самым длинным временным отрезком в жизни, она, наконец, поняла, что кто-то сейчас выйдет из леса. Не кто-то, а все они. Все трое, – заверила она себя.

И тут порог леса перешагнула её сестра.

– Тера! – закричала она и бросилась к ней, обняла её, прижала так крепко, как, должно быть, не обнимала никогда в жизни. Её даже не смутило заплаканное и измученное лицо сестры. Кто знает, через что им пришлось пройти в лесу? Главное – она была жива, и теперь они все были вместе, но вдруг… почему Теренея плакала?

– Асфо, он… он просто исчез, остался там, в лесу. Веста, я пыталась его увести, но он…

– Тера… – произнесла она сама сквозь слёзы. – Тера, где Аластор?

И тут вся её радость рухнула в бездну. Она ещё раз обняла сестру, обняла очень крепко, потому что больше никогда не хотела её терять. Она заплакала, прижавшись к её плечу, она почувствовала, как заплакала Теренея. И тут взгляд Вестании спустился ниже. Её сестра держала в руке трость. Скорбное свидетельство конца их пути. Потому что вдвоём они далеко не уйдут. И потому что без него она больше не представляла своего пути.

543-551 дни после конца отсчёта.

Все последующие дни Ника летела над городами Ойкумены и не узнавала их. Там, где раньше теплилась жизнь – даже на суровом севере, уже после конца отсчёта, теперь была лишь бескрайняя Белизна. Зима быстро отбирала своё, заполняла собой всё освободившееся пространство. Чем дальше летела Ника, тем страшнее и тревожнее становились пейзажи. Она видела разрушенные города, покинутые людьми, ещё дымящиеся и кровоточащие после ужасного взрыва. Видела свысока их улицы-спирали – словно скользкие щупальца ужасного спрута. Их обитатели – жалкие призраки людей, обугленные, заражённые, их срок был отмерен. Завидев аэростат в небе, они, как безумные – махали ей руками, кричали, умоляли помочь. Ника была уверена, что, если бы она приземлилась, они бы растерзали дирижабль в клочья от обуревавшего их помешательства. От осознания своей беспомощности она могла лишь страдать. Эти люди нуждались не в помощи, а в смерти. Ника надеялась, что жестокие боги вскоре оборвут сроки их жизней, прекратят их мучения.

Хуже всего выглядела Термина. Если в других поселениях царил ад, то она походила на его средоточие. Ника не увидела в городе выживших. Если они и были, то покинули место взрыва. От них остались только тени, но не призраки страны мёртвых, а силуэты людей на выгоревших стенах. Только эти наскальные рисунки на руинах павшей цивилизации.

У неё ушло несколько дней на то, чтобы понять, что же стало причиной такой страшной трагедии на северо-востоке. Кабина пилота «Икара» была оборудована не только радио, но и видео-монитором. И если на всех частотах были только помехи, то по видео ей удалось поймать единственный канал – 99.9. Оказалось, что его захватили террористы, называющие себя Сопротивлением. Они взяли на себя ответственность за ядерный взрыв в Термине, они же объявили себя новым правительством, обещая устроить переворот. Ника могла лишь посмеяться над такими смелыми заявлениями. Несомненно, север и отменённые земли пали, но вот Харибда, а уж тем более Сцилла, что была за тысячу километров на запад – в них ничего не изменилось. Если бы им удалось совершить переворот, то хотя бы Эли была свободна. А так всё это – пустой трёп. – С сожалением подумала Ника.

Одиночество, в котором она пребывала, одновременно служило и утешением, и мукой для неё. Когда Ника хотела забыться, она играла на арфе, что осталась на борту «Икара» ещё с прошлой их поездки. Музыка всегда помогала ей сбежать из реальности в мир упорядоченной гармонии, но вот только ответ на главный вопрос – что ей делать, так и не приходил. Она знала, что дала клятву, но как исполнить то, что сама себе Ника никогда не простит? Предать Эли или предать свою любовь к ней? Ника решила, что ей во что бы то ни стало нужно решить этот сложнейший ребус. Ей казалось, что боги сами должны послать ответ. Вот только пейзаж снаружи дирижабля так и не менялся – если не считать смену чёрного пепелища на белоснежную пустыню. Поначалу она ещё видела чёрные рельсы поезда, затем пропали и они. Вокруг не было ничего, кроме снега, кроме беспредельной Белизны. Ненароком ей вспоминались истории антропосов. В них часто шла речь о том, как люди теряли рассудок в открытой тундре. Наверное, даже аборигенам, выросшим в условиях бесконечной зимы, требовались хоть какие-то краски, чтобы не сойти с ума. Белый цвет постепенно выедал в людях всё хорошее. Его слишком сильно хотелось раскрасить чёрным мазком отчаянья или красными брызгами крови.

Но Белизна не знала границ. Вскоре Ника поняла, что пропадёт в ней навсегда. Особенно, когда разыгравшаяся вьюга скрыла от неё небо. Она продолжала плыть в белом вакууме без начала и конца, глядя прямо в сердце снежному безумию. Только тогда до неё дошло, что на самом деле стало концом света для всего Элласа – не сама вечная зима, а то бесповоротное помешательство, что принесла с собой Белизна. Им всем была уготована судьба раствориться в белом цвете, потеряв свою идентичность, потеряв всяческие смыслы и узоры, потеряв все цвета кроме одного – обезличивающего.

И только она могла бы спастись. Уйти в Океанию, как она всегда мечтала. Быть может, если для неё не нашлось места в Элласе, то она сможет обрести целостность в другом мире. Больше не будет чувствовать себя такой неполноценной и ополовинчатой. Ей даже не потребуется другой человек рядом, чтобы придавать смысл её существованию.

Но как же… Эли…

Нет. Она была цельной. Они были цельными. И так было всегда раньше. Как андрогины в мифах о перволюдях. Обоеполые двойственные существа, которые были действительно достаточными. Все беды человечества лишь от того, что люди не могли найти свою вторую часть, потому страдали, болели и умирали. Нике же наоборот повезло в жизни. Она нашла свою половину. Только удержать её не смогла и остаться рядом тоже…

Ника смотрела в иллюминатор бесконечно долго, чувствуя, как её собственное сердце покрывается коркой льда. И пусть она была в тепле и комфорте, в кабине «Икара», её жизнь неумолимо повисла на волоске. Её спасло пятно. Она даже сначала не поверила в него. Думала, что ей только кажется, потом подумала, что это на стекле иллюминатора появился скол. Но нет, пятно всё-таки было на месте. Нике пришлось преодолеть в себе желание оставить всё как есть. Белизна уже основательно запустила ей в сердце свои корни. И у Белизны был свой интерес. Она заставляла Нику оставить управление «Икаром». Не делать вообще никакого выбора, а просто сгинуть в снегах, в этой безумной вьюге, в своих переживаниях. Раствориться в белом.

«Кануть в лету. Остановиться».

Она отогнала этот незнакомый голос в своей голове и взялась за рычаг, регулирующий высоту. Удивительно, но пришлось надавить на своё собственное сознание, чтобы заставить руку подвинуть рычаг, уводя «Икар» вниз. Дирижабль нырнул под облако снежной бури и заскользил прямо к земле.

Я обещала Эли. Остановиться я точно не могу.

Ей вдруг показалось, что в уголке глаза появилось ещё одно пятно. Слева, в какой-то слепой зоне. Показалось, – решила Ника, и накинула на голову капюшон, чтобы придать себе уверенности.

***

Аластор погиб. Он умер, чтобы спасти Теренею. Он давно говорил, что поступит так, если придётся, но… но тогда Вестания не верила ему. И уж точно не знала, как больно будет потерять его. Хуже того, Теренея винила во всём себя. Убивалась из-за того, что побежала вслед за Асфоделем в теневой лес. Асфодель так и не вернулся, и сёстры не знали, что с ним стало. Они прождали Аластора и Асфо возле леса. Всё ждали, думали, а вдруг им удастся обхитрить тень и сбежать… в конце концов, сёстры сдались.