Нет ничего трагичнее, чем смерть молодой девушки, – так сказал ему однажды Гектор, на втором году службы, когда он впервые получил задание застрелить не какого-нибудь наркобарона, перешедшего путь криминальной шайке, а семнадцатилетнюю модель. Дело было в Харибде. Он не знал, кем она была. Скорее всего, изменила мужу или ухажёру. Задание было лёгким, она не сопротивлялась, пусть и умоляла, предлагала даже заплатить намного больше, но Аластор знал, что бывает за такие торги в «Скиесе». Она была красивой, безмерно, даже для модели. Прямые угольные волосы обрамляли удивительно правильный круг её лица с огромными чистыми глазами. Он выстрелил ей в лоб, точно над переносицей, так что тонкая струйка крови из маленькой дыры в месте, куда вошла пуля, заструилась меж её захлопнувшихся навсегда глаз. Это тоже был важный урок Гектора – никогда никого не жалеть, не слушать никакие уговоры и молитвы.

– Придумала, как назовёшь его? – спросил Аластор.

Почему вообще Рея так затянула с именем для первого её ребёнка? Надеялась, что это убережёт его от сглаза, или хотела саму себя уберечь от привязывания? Ничем хорошим затея не кончилась, во всяком случае, не помогла.

– Мекон, – произнесла она из черноты комнаты. – В честь его отца.

А что ты удивляешься, – подумал он. – Сам знал, на что соглашаешься.

– Прости… – осеклась она вдруг. – Ты, наверно, устал… мне лучше идти.

Аластор и сам не знал, сможет ли уснуть теперь.

– Доброй ночи, – пожелал он ей.

– Спасибо, тебе тоже. – Отозвалась Рея, поднявшись с кровати и подобрав с пола свою сорочку. – Я, правда, очень признательна тебе.

– Ещё увидимся.

Он услышал по шелесту ткани и по лёгкому дуновению, как она прошла рядом. Вдруг Рея остановилась напротив него, сидящего на кровати, наклонилась и мягко поцеловала его в щеку. Лишённое зрения сознание наполнилось её едва уловимым раньше запахом. Запах надежды, ароматом нового начала, зарождением целого мира, в котором ему места не было, куда он сам зарёкся ступать.

Вопреки ожиданиям, Аластор уснул почти сразу после того, как Рея ушла.

532-535 дни после конца отсчёта

Ночь сменилась днём. Эльпис не пришла.

У Ники закончились сигареты. Эльпис не пришла.

Она прилегла спать днём, решив, что Эли придёт вечером, как только она проснётся. Представила, как подруга разбудит её поцелуем.

Ника уснула и проснулась. Эльпис не пришла.

Всю следующую ночь она проплакала. Утром спустилась в магазин за вином. Следующий день прошёл в тумане.

Когда Ника осмелилась позвонить в «Оморфию», язык уже прилично заплетался.

– Леда… где-е-е… где Эльпис? Она у в-вас?

– Не понимаю, о чём ты, – раздался ледяной голос на другом конце трубки.

– Понимаешь! – Она запнулась, подавляя приступ икоты. – Ты всё, блять, понимаешь! Где Эльпис?

– Ника, она живёт по соседству от тебя. Иди и позвони ей.

– Её нет дома. Уж-же второй день. – Ника почувствовала, как щёки обожгло слезами. Горло опять сдавило, но на этот раз не тошнотой, а страшной болью.

– У меня нет такой информации. – Ответила Леда.

– Тогда я обращ-щ-щусь в полицию! – Заявила Ника.

– Попробуй. – Был хладнокровный ответ. – Но, если твоя подружка просто решила загулять, они тебе не помогут.

– Пигми знает об… – она всё-таки икнула, – …знает об этом?

– Кириос предупреждал, что ты будешь звонить. – Уклончиво ответила Леда.

– Так переведи меня на него! – Разозлилась Ника. – Слышишь? Дай ему хренову трубку!

– Такого распоряжения он мне не давал.

– БЛЯТЬ! – Заорала Ника и швырнула телефон о стену. Белый аппарат из дешёвого пластика треснул. Круглый диск сместился со своей орбиты.

Ей показалось, что этого недостаточно, она собрала всю свою ненависть в кулак и треснула по столику. Рука онемела от боли. Ника осела на пол, заливаясь истерическими слезами.

Спустя ещё час она попыталась воспользоваться телефоном снова. К её удивлению, он даже работал, только трубку приходилось теперь держать обеими руками, чтобы она не развалилась на две части.

Ника обзвонила всех участников группы. Никто не видел Эльпис, и все сделали вид, что ничего необычного не произошло. Допытаться до правды не получилось, хотя Ника отчётливо ощущала, что ей чего-то не договаривают.

– Евр, умоляю, скажи, где она! Пожалуйста! – стонала Ника.

– Ники… успокойся. Поспи. – Голос Евра был взволнованным, но выражал полное бессилье. – Утро вечера.

– Евр! Я не буду спать. Ты себя услышь! Эли пропала, но никто и пальцем шевелить не желает. Что если ей нужна помощь? Если она… – Она не смогла произнести вслух слово, которое копошилось у неё на губах, как груда личинок. – А ты мне говоришь поспать? Ты же знаешь… скажи, пожалуйста, что с ней!

Евр тяжело вздохнул. Надежда щелкнула в сердце, зажглась, словно бедный лучик фонарика в царстве теней.

– Послушай, Ника. – Теперь девушке показалось, что Евр тоже не спал несколько дней. – Я бы очень хотел тебе помочь. Но у меня есть моя семья. И в первую очередь я буду заботиться о них.

Прослушка? Конечно, наверняка, её телефон могли прослушивать. Но кому и зачем сдалось следить за ней?

– Просто скажи, жива она или нет.

– Ника…

– Да или нет? – прервала она его.

Евр ответил спустя очень долгую паузу. Нике уже стало казаться, что он повесил трубку, как вдруг его низкий бас произнес обреченно:

– Я не знаю.

Гермес без конца повторял то же самое. Три самых страшных слова – «я не знаю». Каллимах в разговоре показался Нике странным. Его словно бы подмывало что-то ей открыть, но он постоянно переводил тему, чем взбесил Нику.

Третий день прошёл без изменений. Ника ничего не ела. Вино закончилось. Уснуть она смогла только к ночи. Слушала их пластинку – «Музыка Океании», уносясь мыслями куда-то далеко на заснеженный полуостров Пацифида. Интересно, как там сейчас Торна? Такая маленькая и хрупкая, однако ей предстояло возглавить племя кочевников. Они помогли этой девочке вернуться домой, но сами сбежать не смогли. Нужно было отпустить её тогда… Нужно было позволить Эльпис уйти в Океанию. Даже против её воли. Ника отдала бы сейчас свою собственную жизнь, лишь бы не это чёрное неведение, в котором, в конец одичавшие, мысли слали ей самые мрачные образы.

Она уснула, лишь когда вспомнила сказку Торны. Историю про мальчика, у которого отец стал каннибалом, убил и съел свою жену и дочь. Мальчик, его звали Киммуксук, сумел отомстить за убийство сестры, но решил всеми правдами спасти её из царства мёртвых.

Измученный вином и слезами рассудок постепенно засыпал, а в голове, как пластинка на патефоне, крутилась мрачная северная история. Рассказывал её голос Торны, мелодичный, затягивающий, как вязкий мёд:

«Так начались странствия Кимуксука. Вместо того чтобы отправиться в ближайшее поселение за помощью людей, он стал искать вход в мир духов. Однажды возле берега моря он увидел белуху, запутавшуюся в сетях. Так как Кимуксук не был охотником и никогда не пробовал мяса, он решил помочь животному. Нырнул вслед за белухой и разрезал сеть костяным ножом. Каково же было его удивление, когда вместо белухи перед ним оказалась прекрасная девушка с прозрачной кожей и волосами цвета морской волны.

«Спасибо, что спас меня, самой мне было не выбраться», – сказала девушка. Она тоже оказалась колдуньей – рамаси, но не той, что искал Кимуксук. Она поведала ему о том, как угодила в сеть, пытаясь увести охотников от стаи настоящих белух. Никогда раньше она не встречала людей, которые пытались бы помочь белухе, а не убить её. Кимуксук же рассказал белой рамаси о той беде, что обрушилась на его семью. Он рассказал ей о своей сестре Кане, самой доброй и кроткой девушке на всей земле. «Как жаль её, моё сердце скорбит за твою утрату», – сказала ему белуха. В обмен за своё спасение девушка пообещала помочь Кимуксуку вернуть сестру. Свой путь они продолжили вместе, и Кимуксук взял колдунью-белуху себе в жёны, хоть та и пыталась его отговорить: «Срок людей слишком короток для рамаси, ты уйдёшь слишком рано», но Кимуксук не согласился с ней.