– Хочешь сигарету? – спросил Аластор, но Вестания только покачала головой. Разве ей что-то могло помочь теперь?

– Он говорил со мной… – сказала она. – Назвал своё имя… Я, правда, не думаю, что это вообще имя… Он называет себя Серым. Я не знаю, поверишь ты мне или нет, но сегодня это был он, я очень хорошо это почувствовала… – тут она вспомнила, что успела наговорить сестре. – Она злится на меня, да?

– Нет, – поспешил заверить её Аластор. – Ты можешь контролировать его?

– Я не знаю… Мне, – она замялась, вспоминая разговор с призраком. – Мне кажется, ты ему не нравишься… он назвал тебя убийцей… ему это не нравится. Я пыталась его прогнать, он замолчал, но никуда не ушёл.

– Вспомни, что говорил Алкид, – сказал он. – Не пытайся его прогнать, чем больше будешь сопротивляться, тем глубже провалишься. Лучше просто говори с ним. Узнай его лучше, узнай, что ему надо, кем он был раньше.

Тут Вестания ощутила уже знакомое копошение внутри себя. Тень подползла к ней ближе. Девушка почувствовала посыл призрака. Серый стал внушать ей не просто мысли, а ощущения, и тут она сразу потеряла всякую злость на него.

– Я нужна ему, – произнесла она. – Когда он один… когда он был один, он был вместе с миллионами других теней. Лишённый памяти, лишённый чувств. В вечном океане холода, всегда один. Каждая тень – потерянная и обречённая. Те, что скитаются по миру – слабые и несчастные, не способны вернуться назад в Элизий, могут лишь кануть в своём собственном забытьи. Смотреть на чужие жизни и завидовать чужому теплу. Всегда в стороне.

Невероятная жалость наполнила её сердце.

– Почему он выбрал тебя своим носителем? – Спросил Аластор мягко.

Вестания прислушалась к чужим мыслям, зарождавшимся внутри. Ей показалось, что Серый больше не решался отвечать ей иначе. Однако ответ она почувствовала.

– Он видел, что я тоже потерянная. И несчастная. Брошенный ребёнок. Он просто хотел…

«…помочь тебе». – Произнёс Серый.

– Он ведь оберегал тебя раньше, так?

Вестания кивнула. Она вспомнила странные невидимые объятия, которые подхватили её в поезде, когда они ехали в Термину. Задняя дверь тамбура, которая была не заперта, и Вестания чуть не выпала из состава. Это был Серый. И это Серый сразился вместо неё с Аластором в Белизне, ещё когда тот хотел убить её. Да, тень оберегала носителя. Он не пытался ей навредить.

– Да. – Согласилась она.

– Тогда узнай, как ему помочь. – Сказал Аластор.

Вестания опять не успела задуматься, как ответ сам родился на её губах:

– Ему нужно помочь вспомнить.

– Что именно вспомнить?

– Его настоящее имя. Его прошлую жизнь. Грехи, которые он совершал. Людей, которых любил. Вспомнить, кто он есть.

– И что будет в этом случае? – спросил Аластор. – Он оставит тебя? Освободится?

Вестания прислушалась к голосу призрака. И в этот раз ответ ей не понравился.

«Никто не знает, что будет».

– Это пока никому не удавалось. – Ответила Вестания вслух. – Значит, нам придётся стать первыми.

544 день после конца отсчёта

И да, она всё-таки пришла. Когда уже казалось, что глаза Ники ослепли от слёз. Когда в ней не осталось никаких больше сил. Она лежала в пустой комнате и чувствовала, как постепенно засыхает. Так же, как гибли цветы в горшках, что она осмелилась завести после переезда в эти апартаменты. Конечно, Ника не поливала их с момента пропажи Эльпис. Они ссохлись и готовы были рассыпаться в прах от единого прикосновения.

Она пришла, когда Ника уже смирилась с неизбежным концом, приняла уготованную ей участь. Удивительно, но она скорее была готова погибнуть вместе с цветами, нежели допустить саму мысль о жизни без Эльпис. Ника слишком трезво осознавала, что её существование само по себе бессмысленно и бесценно. Она ждала, когда смолкнет её сердце. Ждала, когда перестанет, наконец, существовать. Когда, наконец-то рассеется в сладкой пустоте смерти. Вот отчего тени так жадно пьют из вод реки забвения. Ничего не помнить – это самый дорогой подарок. Забвение – это спасение от боли.

Не шевелиться было тяжело только первые сутки. На второй день Ника уже не могла найти в себе сил, чтобы встать с кровати. Она стремилась к заветной пустоте. Была, скорее всего, на полпути к царству Аида, когда вдруг услышала звонок в дверь, причём не просто звон, а комбинацию – два коротких гудка, один долгий.

Полусонное сердце вдруг с новой силой ударило в пустой груди. Ника прислушалась. Нет, это не могло быть правдой. Обречённые на скорую смерть тоже видят миражи в пустынях. Люди, пережившие клиническую смерть, рассказывали о том, что встречались с древними божествами или с титанами. И сейчас тоже, наверняка рассудок Ники сам пытался спасти её тело. Заставить её встать с кровати, хотя бы выпить воды.

Звонок повторился. Всё тот же настойчивый код. Два коротких гудка, один длинный.

Хоть Ника уже и утратила веру в смысл жизни, она поднялась с места и на негнущихся ногах проковыляла к кухне. Её ослабевшая рука потянулась к гранёному стакану, на дне которого всё ещё багровели остатки вина. Она открыла воду в раковине, но в последний момент пальцы подвели её и стакан упал на пол, разбившись вдребезги. В следующий миг Ника приникла к крану и долго жадно пила до тех пор, пока звонок в дверь не повторился. Нет, не мираж… Напрочь забыв о стакане, она бросилась к прихожей, но оступилась, поранив ногу об осколки.

– Блять! – выругалась она. Пятка оставила на плитке пола протяжный красный росчерк.

Вода придала ей сил. Хромая, Ника всё же добралась до прихожей. Глаза действительно почти ослепли от слёз. Перед ней плясали белые огоньки и звёздочки. Казалось, что ноги налились бетоном. Каждый шаг, каждое движение в онемевшем теле давались ей с трудом.

У самой двери Ника вдруг испугалась, что откроет дверь и увидит Каллимаха. Нет, тогда я точно пошлю его в Тартар. Никто не имеет права так подло подделывать наш тайный звонок. Да и откуда Каллимаху было знать о нём? С содроганием, она повернула задвижку и открыла дверь.

Нежнейшее из существующих на земле созданий бросилось ей в объятья. Её хрупкое тело, худые плечи и мягкая округлая грудь. Бархатная кожа, ароматные волосы, тонкие пальцы, что с такой любовью скребут кожу на спине. Руки, которые не хотят отпускать. Никогда. Ни за что. Губы, с которых не успевает сорваться ни единый звук, как те сталкиваются с её губами в поцелуе. Ника моментально наполняется жизнью от единственного её присутствия. Она перестала испытывать жажду, голод, перестаёт умирать. Всё её существование вновь наполнилось присутствием этого дивного божества. Её собственный ангел. Запретный. Несравненный.

– Я так боялась за тебя! – Воскликнула Эльпис. Ника растерянно смотрела на её осунувшееся лицо. Глаза Эли были такими красными, Нике показалось, что они навсегда останутся такими. – Боялась, что ты что-то сделаешь ужасное… с собой, – запричитала Эльпис, вновь срываясь на плач. – Боялась, что ты поверишь им. Что не простишь меня.

Ника едва слышала её. Не желала слышать, желала только целовать. Как потерпевшие крушение цепляются за обломки корабля, она вновь и вновь целовала щеки, руки, плечи Эльпис, закрывала своими поцелуями её трепещущие от рыдания губы. Ника потеряла рассудок. Она жаждала так долго и наконец-то могла пить.

– Пожалуйста, прости меня… прости… – повторяла Эльпис снова и снова. А Ника всё прижимала её к своей груди, целовала в глаза, в нос, ощущала её слезы во рту и свои тоже, и они опять были одним целым, и Ника любила их обеих, но вернуть назад уже не смогла бы. На безымянном пальце Эльпис теперь было кольцо.

– Он заставил меня, Ники… – Прошептала она. – Он сказал, что убьёт тебя. Что давно хочет избавиться от тебя. Что так будет проще всего.

– Пусть только попробует. – Ника прижалась к шее Эльпис. Утонула в океане её духов. Лилии и орхидеи – буйный, непокорный аромат. Если у революции был запах, то только такой. – Я больше не сдамся. – Она почувствовала, как ноги подкосились от слабости и переизбытка чувств. Эльпис была здесь. Больше ничто не имело значения.