Чаще всего в кладах встречаются золотые колты. Их можно подразделить на несколько типов:

1) колты с гладким щитком, на котором главная декоративная роль принадлежит эмалевому рисунку;

2) колты со сканно-зерненой рамкой; щиток бывает круглой формы и занимает только небольшую часть площади колта;

3) огромные колты с круглым вставным щитком и широкой сканной рамкой; известны только по старорязанскому кладу 1822 г.

Первый тип представляется наиболее ранним. Вместе с Н.П. Кондаковым мы датируем его XI в.; два последующих типа относятся к XII–XIII вв.

Почти во всех кладах с колтами находят цепочки из золотых медальонов с эмалью. Их всегда называют ожерельями. Мне представляется, что в данном случае перед нами не ожерелья, а цепи («рясны») для подвешивания колтов. В пользу этого взгляда говорят те же соображения, которые я высказывал выше по поводу «аграфов» и серебряных полуцилиндриков, т. е. — незначительная длина, наличие тонких цепочек с кольцами, обязательная парность цепей и сопряженность с колтами.

К этому можно добавить еще два аргумента:

1) медальоны украшены эмалью с обеих сторон, что не имело бы смысла, если бы они служили ожерельем;

2) изображения птиц помещены на них таким образом, что стоят они прямо лишь в том случае, если цепочка вытянута вертикально. В ожерелье многие птицы оказались бы расположенными вверх ногами.

Рясны прикреплялись к головному убору или у висков, — там, где кончалась диадема, — или наверху венца (кокошника), так как длина их значительная. Колты или висели непосредственно над плечами или даже спускались на грудь, как это бытует и по настоящее время в подвенечном наряде девушек Брянского Полесья и Курской области[790].

Золотые с перегородчатой эмалью рясны состоят из медальонов круглой или квадратной формы. Круглые связаны с более ранними гладкими колтами, а квадрифолии — со сканно-зерненными, более поздними[791].

Более дешевые рясны из маленьких бляшек, нашивавшихся на ленту с более примитивным эмалевым узором, известны из клада в Михайловском монастыре в Киеве 1903 г.[792] и далеко на севере из раскопок Нефедова в кургане близ Костромы[793].

В свете истории русских женских головных уборов большую ценность приобретает эмалевое изображение женской головки на колте из клада 1876 г.[794] В центре колта в круглом клейме на голубовато-зеленом фоне изображена женщина в желтом платье с вырезом; волосы уложены в прическу с локонами. На голове у женщины золотой венец-кокошник с цветами-вставками, а от верхних углов кокошника вниз к плечам спускаются две одинаковые цепи из цветных звеньев круглой и квадрифолийной формы. Над плечами они завершаются большими круглыми подвесками (колтами?).

Другими словами, миниатюрный эмалевый рисунок воспроизвел с натуры золото-эмалевый убор русской княгини с его полихромными ряснами, золотой диадемой и колтами. Ценность этого бытового сюжета увеличивается тем, что оборотная сторона колтов сделана на той матрице, которая была найдена В.В. Хвойко близ Десятинной церкви. Тем самым местное производство не подлежит сомнению, а совпадение изображенного головного убора с материалом киевских кладов лишь укрепляет в мысли, что мастер-эмальер изобразил на колте не отвлеченную схему, а подлинный облик богатой киевлянки XII в.

Помимо диадем, колтов и цепей к ним перегородчатой эмалью украшались оплечья и мониста из крупных золотых блях. Особую отрасль составляло изготовление тонких нашивных блях с эмалевым узором, применявшихся как для украшения тяжелых аксамитных, оловирных и скорлатных воротников, так и для нашивания на кокошники.

Помимо одежды, эмаль применялась для украшения крестов и книжных переплетов (рис. 105).

Общеизвестны эмали на кресте Ефросиньи Полоцкой (1161) и на новгородском евангелии Мстислава Владимировича (до 1117 г.). Вполне возможно, что оба предмета связаны с киевскими эмальерными мастерскими[795].

До сих пор речь шла исключительно о перегородчатой эмали на золоте; однако в нашем распоряжении есть некоторый материал и об эмалях на медных и бронзовых изделиях (рис. 105).

В коллекции Л.С. Уварова есть медный энколпион с перегородчатой эмалью из Костромы (рис. 102.)[796]. Общий контур рисунка отлит вместе со всем крестом (т. е. так, как это делалось для выемчатой эмали), но перегородки сделаны из золота, так как никакой иной металл не мог заменить золото для этой тонкой работы. Рисунок образован наиболее простым способом: мастер избегал замысловатых форм и преимущественно напаивал гофрированные перегородки, образующие ступенчатый рисунок. Медь была вызолочена, так что все изделие явно старалось воспроизвести дорогую золотую вещь.

В коллекциях Гос. Исторического музея в Москве есть медный колт, также подражающий золотым[797]. На одной стороне изображение богоматери (часть композиции благовещения), на другой — орнамент из круглых клейм. К сожалению, место находки этого колта неизвестно.

Самым замечательным медным предметом с перегородчатой эмалью является энколпион из собрания Ханенко[798]. Одна половинка его найдена в Белой Церкви в 1892 г., другая — в с. Мотовиловке на Киевщине в 1897 г. (рис. 106–107). На каждой стороне пять круглых клейм с изображениями христианских святых. Качество эмалевых изображений заставляет вспомнить лучшие образцы русской живописи XII в.: изящно склоненные головы, тонкая и мягкая разделка деталей, нежные и плавные контуры свидетельствуют как о высоком живописном таланте мастера, так и о полном слиянии художественного замысла с блестящим техническим выполнением.

По форме креста и по аналогии с фресковой росписью Успенского собора во Владимире эти эмали можно относить к концу XII — началу XIII вв.[799]

Важным вопросом в истории эмальерного дела является вопрос о месте производства эмалей.

Еще со времени Оленина, писавшего о кладе 1822 г., установлено, на основании русских надписей, производство перегородчатых эмалей в Киевской Руси. Обнаружение в 1908 г. мастерской в Киеве лишь окончательно утвердило это мнение и показало техническую самостоятельность киевских эмальеров, самостоятельно готовивших для себя эмалевую массу.

На многих надписях на эмалевых вещах явно видна рука русского мастера (рис. 108).

Некоторые из них интересны своей народной формой имен и своеобразным правописанием (напр. Кузема вместо Кузьма)[800].

Считая местное киевское производство эмалей доказанным, поставлю вопрос о существовании других центров эмалевого производства.