Тесная производственная связь клейм с гончарным кругом и полное отсутствие каких бы то ни было предшественников их на лепной керамике языческого времени не позволяют видеть в них языческие символы и утверждают в мысли, что это знаки гончаров-ремесленников.

Гончарные клейма появляются не тотчас по изготовлении гончарного круга, а лишь после того, как круг прочно вошел в быт гончаров.

Древнейшие гончарные сосуды с отпечатками круга на дне еще не имеют клейм. Самым ранним известным случаем применения клейма является курган д. Митино близ Смоленска, датированный монетами 918, 962, 976–980 гг.[369]

Судя по тому, что в этом погребении найдены сердоликовые бусы двух хронологически различных типов (призматические X в. и бипирамидальные XI–XIII вв.), погребение следует отнести к началу XI в. Несколько позже с монетами середины XI в. появляются клейма на посуде в Чехии[370] и Польше[371].

Рисунки русских и других славянских гончарных клейм довольно однородны. Везде преобладает круг со вписанным в него крестом, но, кроме того, встречаются десятки других изображений (рис. 29), некоторые из них повторяются в разных местах. Рисунки носят геометрический характер; лишь изредка (и преимущественно в городах) встречаются отклонения вроде изображения цветка (Смоленщина) или всадника (Гочево).

Повторяемость рисунков клейм могла, казалось бы, свидетельствовать в пользу символического, ритуального их значения, но если мы сопоставим гончарные клейма с различными видами знаков собственности (бортные знамена, полевые меты и др.), то увидим, что там точно так же существует несколько десятков основных форм широко распространенных в разных местах и повторяющихся. Более или менее обильный материал мы получаем уже от XVI–XVII вв.[372]

Писцовые книги Брянского уезда дают несколько десятков рисунков бортных знамен и их названий: соха, колесо, тень, грань, рубеж, перевора, курья лапка, вилы, лук со стрелой, борода, кобиця, крюк.

Многие из указанных знаков встречаются в качестве гончарных клейм; наиболее полная сводка русских знаков собственности составлена Е.Г. Соловьевым[373].

Полевые меты дожили в Средней России до 1930-х гг.; рисунки их близки и к гончарным клеймам, и к бортным знакам, с которыми совпадают даже названия (куриная лапа, вилы, борона, луна, дуга и др.)[374].

Набор знаков во всех случаях не очень велик; — это одни и те же рубежи, курьи лапы, колеса, переворы, вилы и сохи, но, тем не менее, этого набора вполне достаточно для того, чтобы распознать свое имущество и доказать свое право на бортный урожай или расчищенную ниву. Мастерам-гончарам точно так же не нужно было прибегать к особому разнообразию рисунков клейм, чтобы пометить горшки своим клеймом.

Изучение знаков собственности русской деревни XVI–XX вв. привело исследователей к выводу об усложнении основного рисунка знака при переходе имущества по наследству или при разделе семьи.

П.Е. Ефименко, изучивший знаки собственности крестьян русского Севера, утверждает, что сын, отделяясь от отца (даже, если раздел состоял только в отделении лугов), принимает клеймо отца, осложняя его новым «рубежом», новой чертой. Существует даже специальный термин для таких разделов — «отпятнаться», «отклеймиться»[375]. Подобное усложнение клейм повсеместно.

Обращаясь к клеймам гончаров, необходимо отметить, что в большинстве случаев клейма одной курганной группы имеют общий стержневой рисунок, общую основную схему, варьируя в деталях и дополнениях (рис. 35).

Возьму наиболее яркий пример — клейма курганного могильника близ д. Митяевичи, Старобинского района (р. Случь, раскопки А.Н. Лявданского). Посуда этого могильника дает один и тот же постепенно усложняющийся рисунок, основа которого — круг; затем к кругу добавлено перекрестие, потом один «рубеж» и, наконец, последнее начертание осложняется еще одним «рубежом». Появление этих дополнительных рубежей, или «отпятнышей», можно наблюдать достаточно хорошо и на гнездовских и на старо-рязанских клеймах. Некоторые курганные группы (напр., Нежаровские хутора) дают более сложную систему развития первоначального клейма. Начало этого развития одинаково с Митяевичами (круг усложняется вписанием в него креста — мотив наиболее распространенный в Восточной Европе), но затем круг с крестом окружается различными добавлениями, не дающими непрерывной линии эволюции.

При комментировании всех этих «отпятнышей» решающее слово должно быть за хронологией, так как без учета последовательности этих клейм вся работа над ними сведется к голому типологизированию.

В разобранном примере митяевского могильника мы имеем следующее. Курган № 17 (простое клеймо в форме кольца) — удлиненный, с мощным кострищем. Курган № 10 (клеймо — круг с перекрестием) — тоже с остатками большого костра и двумя разновременными захоронениями; горшок относится к первому, основному погребению (вводное погребение датируется XI–XII вв.). Курганы № 1 и 8 (с наиболее сложным рисунком клейма) — значительно проще по конструкции, и пережитки трупосожжения там значительно слабее, что позволяет отнести их к более позднему времени, приблизительно ко времени вводного погребения кургана № 10. Хронологическая амплитуда всех четырех курганов — 100–150 лет.

Совершенно аналогично располагаются в хронологический ряд и курганы близ Черкасова (Оршанский район). Горшок с простым клеймом найден при погребении со значительными остатками трупосожжений (курган № 2); горшок со сложным клеймом был в свое время поставлен на вершину этого кургана, очевидно, спустя некоторое время после захоронения. И, наконец, наиболее сложное клеймо найдено в кургане без кострища (№ 1). В Заславье — простое клеймо в кургане с кострищем и пятью угольными прослойками в насыпи (курган № 13); клеймо, осложненное вторым кругом (курган № 8), найдено в кургане, где о трупосожжении напоминали только два пепельных пятна.

Отсутствие точной фиксации обряда погребения в отчетах Булычова не позволяет установить относительной хронологии погребения; воспользуюсь косвенными указаниями: простейшие клейма найдены на горшках с более архаичным профилем (малая отогнутость края), а клейма сложные — на горшках с сильно отогнутым краем и, кроме того, во вводном погребении, что также указывает на известный промежуток времени, лежащий между этими сосудами.

Таким образом, считая окончательное решение вопроса возможным только после ряда дополнительных исследований, я решаюсь в качестве рабочей гипотезы выставить положение о переходе гончарного дела в древнерусской деревне по наследству. Изучение современных знаков собственности, подтвержденное хронологией приводимых мною клейм, позволяет делать такой вывод, а сведения о современном гончарном ремесле этому не противоречат.

Наследственность гончарного дела подтверждается и более поздними данными XIII–XIV вв. (см. во 2-и части). Составленный мною каталог русских гончарных клейм X–XIV вв., включающий несколько сот экземпляров (изученных как по литературе, так и de visu) позволяет сделать еще один вывод, помимо установления наследственности ремесла: несмотря на большое количество клейм одинакового рисунка, ни разу в деревенском керамическом материале не удалось встретить совершенно тождественного клейма. Во-первых, в пределах одной курганной группы (в которой мы можем предполагать кладбище одного поселка) не встречаются клейма одинакового рисунка; это является еще одним аргументом в пользу наследственности, но в еще большей степени это свидетельствует о незначительности продукции каждого отдельного гончара. Во-вторых, если в соседних или территориально близких курганных группах встречаются клейма одинаковых начертаний (напр., крест в круге, ключ и т. п.), то при изучении этих клейм одинакового рисунка неизменно оказывалось, что отпечатки клейма на сырой глине горшка были сделаны разными штампами, на разных кругах. Следовательно, совпадение рисунка клейм не может служить признаком изготовления горшков одним мастером. Кроме того, еще раз подтверждается положение о малочисленности продукции гончаров[376].