В Восточную Европу попадали отдельные византийские вещи: в VI в. в качестве добычи, а в VII в., возможно, и торговым путем через возродившийся к этому времени Херсонес. Эпохой расцвета торговли Византии с Приднепровьем и даже с отдаленным Прикамьем нужно считать VII в., точнее — время императора Ираклия (610–641)[212]. Движение болгар во второй половине VII в. в пределы Византии временно закрыло от Восточной Европы этот источник дорогих художественных изделий, а последовавшая затем эпоха внутренних смут и внешней слабости империи надолго прекратила ее связь с Приднепровьем. Сами византийские императоры во время междоусобиц ищут убежища на севере, у хазар (Юстиниан II в 695 г.), и роднятся с хазарскими каганами. Возникновение хазарского каганата должно было неизбежно сказаться на усилении юго-восточных связей Приднепровья. Очень показателен в этом отношении состав известного Перещепинского клада 1912 г.[213]
Наряду со старыми сасанидскими и византийскими вещами IV — начала VI вв. (блюда Шапура II — 309–379 гг. и епископа Патерна из Томи — 520-е гг.), отражающими эпоху первых антских походов на Византию и, в частности на город Томи, в кладе много византийских вещей конца царствования Ираклия (629–641). Таков, например, умывальный прибор из нескольких предметов. Византийские монеты с отверстиями доходят до 641–668 гг., что позволяет относить время зарытия клада к концу VII в., ко времени прекращения связи с Византией. Кроме чуждых иранских и греческих изделий, в клад попало множество вещей местного изготовления. К ним относятся оружие (меч и топор), псевдопряжки, рельефные украшения сбруи, покрытые листовым золотом и украшенные вставками из цветных камней[214], и застежки. Среди них есть портупейные застежки с гантелевидными перекладинами, которые А.А. Спицын считал характерными для древностей антов. Правда, они встречены на более широкой территории, но часты и на Днепре. Впервые они появляются с монетами Аркадия (395–408)[215]; щиток у ранних застежек прямоугольный с двумя отверстиями для гвоздей. С монетами Юстиниана (527–565) встречается другой тип — с округлым щитком и узорной прорезью[216]. Позднее, в VII в., вырабатывается тип застежки со щитком характерной геральдической формы[217]. Перещепинские застежки (от портупеи меча) замыкают этот эволюционный ряд, представляя собой разновидность геральдического щитка, осложненного крупными декоративными шариками, позолотой и каменной вставкой вместо прорезов. Несмотря на пышность отделки, перещепинские застежки тесно связаны с местным днепровско-черноморским типом, эволюционировавшим здесь с V по VII в. Различие простых медных застежек, находимых в погребениях простых дружинников VII в., и однотипных, но роскошных вариантов в княжеской сокровищнице, не говорит ли о существовании мастеров, состоявших при неизвестном нам, но, несомненно, богатом князе, зарывшем близ Полтавы сундук с вещами, накопленными несколькими поколениями. Наличие местных мастеров в составе княжеского двора конца VII в. подтверждается местными типами посуды. В кладе имеется 11 золотых кубков более грубой работы, чем цареградские или иранские изделия. В пользу их местного, а не иранского производства говорит то, что эти дорогие сосуды из золота значительно примитивнее, чем иранские изделия из серебра. У мастера перещепинских кубков не чувствуется умелой уверенной руки: он как бы вновь работал на дорогом материале, не вполне осознавая его цену. Как в общей форме их, так и в орнаментике чувствуется подражание восточному серебру сасанидской, а, главным образом, послесасанидской эпохи VII–IX вв., образцы которого как раз в это время начинают проникать как в Хазарию, так и в Приднепровье[218]. Форма кубков очень близка к форме иранского кубка с изображением козлов[219]; различие только в поддоне. Расчеканка лепестками нижней округлой части тулова кубков неоднократно встречена в восточном серебре[220]. Орнамент в виде розеток (кубок № 13) очень част на сасанидских изделиях[221]; плетенка имеет аналогии в ряде сосудов[222]. Полнее представлены иранские аналогии перещепинским кубкам со стилизованным растительным орнаментом[223]. Приведенные аналогии из иранской торевтики VI–VIII вв. убеждают в том, что мастеру были известны иранские вещи. Начало проникновения иранского серебра в Приднепровье относится ко времени, весьма отдаленному от времени появления варягов в составе приднепровских дружин. Вслед за отдельными дорогими вещами княжеского обихода в Приднепровье, Подонье и далее на север начинают проникать бронзовые и серебряные поясные бляшки и пряжки. Округлые и сердцевидные бляшки окаймлены характерными ободками из чередующихся продолговатых и круглых бусинок. Поле внутри такой бисерной каймы занято сочным и мясистым изображением дерева, цветка или листьев. Близость растительного орнамента бляшек к орнаменту серебряных сосудов указана Я.И. Смирновым[224]. В верховьях р. Оскола раскопан курган дружинника, похороненного в кольчуге, шлеме и с поясом, украшенным серебряными и золотыми бляшками, с орнаментом в виде плодов, листочков, бисерных нитей и переплета[225]. Погребение датировано византийскими монетами VIII в. (Анастасия — 713–716 гг. и Льва — 775–780 гг.). Близ Богучара найдены пряжка и бляхи с кольцами этого постсасанидского стиля[226]. Очень близка к этой пряжке одна из пряжек Перещепинского клада (641–668)[227]. Пышно декорированные бляшки найдены в б. Елисаветградском уезде, б. Херсонской губ[228]. Богатый набор бляшек восточного стиля найден на Полтавщине. Образцом восточной индустрии является наконечник пояса из Железницкого клада близ Зарайска[229]; литая серебряная пластинка обведена по краю бисерным ободком. На позолоченном поле рельефным рисунком выступает интересная трехчленная композиция: слева — дерево с сочными листьями и мощными раскинутыми корнями; в центре — лань, поедающая листья с дерева; справа — лев, готовящийся прыгнуть на лань. Характер ободка и рисунок дерева включают эту замечательную вещь в число лучших находок восточного стиля. Датировать наконечник можно, как и большинство подобных изделий, VIII–IX вв. (рис. 14)[230]. Рис. 14. Зарайский клад VIII–IX вв.
Все перечисленные выше изделия или по месту их нахождения или по сопровождающим вещам связаны с южным степным миром. Большинство их найдено южнее славянских поселений; тем интереснее их продвижение в VIII в. на север. Два случая находки постсасанидских бляшек известны в Гнездове в кладе 1868 г.[231], и в кургане[232]. Последняя бляшка носит следы утраты характерных черт стиля. Единичные экземпляры были встречены в уваровских раскопках в Суздальской земле[233]. В непосредственной связи с предшествующим стоит вопрос о происхождении типичных племенных украшений радимичей и вятичей — семилучевых и семилопастных височных колец[234]. Ключом к разгадке происхождения этих типов должен явиться Зарайский (Железницкий) клад (рис. 14–15), до сих пор не получивший полного описания. вернуться Maculevič. Argenterie byzantine en Russie. «Orient et Byzance», t. V, Paris, 1929; Л.А. Мацулевич. Византийский антик в Прикамье, вып. I, М.-Л., 1941. Клады в Малой Перещепине и Новых Санджарах на Полтавщине, Нескрибовке близ Днепропетровска и Келегейских хуторах на Нижнем Днепре. Кроме вещей константинопольских мастерских, в эпоху Ираклия в большом количестве проникали на север византийские монеты, возможно, чеканившиеся в Херсонесе (См. N. Bauer. Zur byzantinischen Münzkunde des VII Jahrhunderts. — «Frankfurter Müdzzeitung», 1931). вернуться А.А. Бобринский. Перещепинский клад. — MAP, П., 1914, № 34. вернуться Л.А. Мацулевич. Псевдопряжки Перещепинского клада. — «Seminarium Kondakovianum», т. I, 1928. вернуться ИАК, 1908, вып. 30, стр. 108, табл. V, рис. 10. — Вместе с застежками появляются наконечники пояса с личинами. — Там же, рис. 11. вернуться ИАК, 1907, вып. 23. — В.В. Саханев. Раскопки на Сев. Кавказе в 1911–1912 гг., рис. 3 и 9; застежки найдены на прямом длинном мече. В этом же погребении — удила и стремена, дата — VII в.; ИАК, 1914, вып. 56. — Вместе с застежками встречаются пряжки с таким же геральдическим щитком и наконечники поясов с прорезными личинами. вернуться А.А. Бобринский. Перещепинский клад. — Кроме блюда Шапура, есть более поздняя ваза с чеканными изображениями; Я.И. Смирнов. Восточное серебро, СПб., 1909, № 76 — красивая серебряная ваза, узкая с фестонами, украшенными чеканным орнаментом, найдена на Волыни (в восточной части, ближе к Киевщине); № 77 — аналогичная ваза, найдена близ Вислы; № 80 — высокий кувшин с изображениями жриц в легких одеждах, найден в верховьях Северного Донца; № 83 — кувшин с изображением иранского Сенмурва (русского Симаргла), найден также в верховьях Донца. В результате получается узкая полоса кладов иранского серебра VII–IX вв., идущая вдоль лесостепи. вернуться Розетки, близкие к перещепинским, есть и на донецком кувшине и на волынской чаше. вернуться Я.И. Смирнов. Ук. соч., № 154 и др. вернуться Кубки № 23 и 25. Аналогичные изображения см.: Я.И. Смирнов. Ук. соч., № 117, 109, 89, 85 и др.; И.А. Орбели и К.В. Тревер. Сасанидский металл, М.-Л., 1935, табл. 53, 56. вернуться Я.И. Смирнов. Ук. соч., предисловие, стр. 8, см. табл. XCII и CXVI. вернуться OAK за 1869 г., стр. XXI; ЗОРСА, СПб., 1895, т. I, стр. 135–136 (Бирючинский уезд, Воронежской губ., Старо-Ивановская волость). вернуться Альбом рисунков к отчетам Археол. комиссии, СПб., 1906, стр. 16, рис. 83 и 87; ОАК за 1895 г., стр. 54. вернуться А.А. Бобринский. Ук. соч., рис. 57. — Пряжка является одним из ранних представителей этого стиля. вернуться Б.И. и В.И. Ханенко. Ук. соч., вып. V, табл. XIX, рис. 682, 739–777. вернуться Коллекции ГИМ в Москве. — Наконечник пояса опубликован А.А. Спицыным («Обозрение некоторых губерний и областей России в археологическом отношении. Рязанская губ.» — ЗРАО, СПб., 1899, т. XI). вернуться К другим, более важным для истории русского художественного ремесла вещам этого клада я вернусь ниже. вернуться А.С. Гущин. Памятники древнерусского художественного ремесла. Л., 1936, табл. III, рис. 3. вернуться В.И. Сизов. Курганы Смоленской губ., табл. II, рис. 11. вернуться А.А. Спицын. Владимирские курганы, стр. 132, рис. 47. вернуться Единственной работой по этому вопросу остается статья В.И. Сизова. О происхождении и характере курганных височных колец преимущественно так называемого московского типа. — АИ и З, 1895, № 6. — Работа А.В. Арциховского («Курганы вятичей») показала чрезвычайно интересную эволюцию височных колец на протяжении XII–XIV вв., но в вопросе происхождения Арциховский опирается только на Сизова. Моя работа о радимичах, кроме установления генетической связи радимичской формы (как более ранней) с вятичской (более поздней), ничего нового не внесла («Радзiмiчы», стр. 90). |