Вполне возможно, что она имела в виду именно таких мужчин, как Иуда Туро, о котором уже тогда говорили, что он мало внимания уделяет своей религии. Если Ребекка Франкс любила заполнять свои дни вечеринками и флиртом, то Ребекка Грац предпочитала более серьезные занятия. Она была литератором и с удовольствием общалась с художниками и писателями, среди которых были Уильям Каллен Брайант, Джеймс Фенимор Купер, Генри Такерман и Вашингтон Ирвинг. Она занималась филантропией. На ее портрете в Салли мы видим скромно улыбающуюся красавицу: оливковая кожа, мягкие темно-карие глаза, черные волосы под шляпкой в форме сердца, с которой спадает немного белой кружевной драпировки. Ее желтая мантия подбита белым мехом. Джон Сартейн в книге «Воспоминания очень старого человека» описывает посещение Ребекки Гратц: «Ее глаза показались мне пронзительно темными, но с мягким выражением, на нежно-бледном лице. Должно быть, портрет, написанный Салли, был удивительно похож на нее, чтобы спустя столько лет я сразу же узнал ее, вспомнив о ней». Между тем, по словам ее родственника Гратца Ван Ренсселаера: «Особняк семьи Гратц был известен далеко за пределами страны как дом утонченного и элегантного гостеприимства. Одаренные и именитые гости — выдающиеся государственные деятели, выдающиеся личности из-за рубежа, которых судьба или несчастье привели в эту страну, — находили здесь радушный прием».
Особенно близкой подругой Ребекки Гратц была Матильда Хоффман. Именно в кабинете отца Матильды, судьи Огдена Хоффмана, Вашингтон Ирвинг изучал право, и вскоре мисс Хоффман и Вашингтон Ирвинг обручились. Но прежде чем пара успела пожениться, мисс Хоффман заболела «болезнью истощения», распространенным недугом того времени, и Ребекка переехала жить к Хоффманам, чтобы помогать ухаживать за подругой. Ребекка была рядом, чтобы закрыть глаза Матильды в конце жизни.
Такая преданность одной молодой женщины другой произвела на Ирвинга большое впечатление. Когда он уехал в Англию, чтобы попытаться забыть о смерти возлюбленной, Ребекка Гратц и ее доброта к Матильде стали для него почти навязчивой идеей. Он не мог говорить ни о чем другом, кроме как о том, что еврейка оказала услугу своей христианской подруге. Одним из тех, кому он рассказал эту историю, был сэр Вальтер Скотт, и отсюда возникла легенда, что Скотт, никогда не встречавшийся с Ребеккой Грац, использовал ее в качестве модели для персонажа Ребекки в романе «Айвенго». Возможно, это действительно так, но доказательства не столь однозначны, как могло бы быть. Например, утверждается, что, когда «Айвенго» был опубликован, Скотт послал Ирвингу первое издание с надписью: «Как моя Ребекка в сравнении с вашей?». На самом деле Скотт написал Ирвингу письмо, в котором говорил несколько иными словами: «Как вам нравится ваша Ребекка? Хорошо ли Ребекка, которую я изобразил на картинке, соответствует приведенному образцу?» — небольшое, возможно, несущественное различие.
Ребекке Гратц, между тем, было явно приятно думать, что она и Ребекка из «Айвенго» — одно и то же лицо. Она прочитала роман в 1820 г. и сразу же написала своей невестке: «Получили ли вы «Айвенго»? Когда прочтете его, скажите мне, что вы думаете о моей тезке Ребекке». Через несколько недель она написала еще раз:
Я рада, что вы восхищаетесь Ребеккой, ибо она представляет собой именно такой образ хорошей девушки, до которого, как мне кажется, может дойти человеческая природа». Нечувствительность Айвенго к ней, как Вы помните, можно объяснить его прежней привязанностью — его предрассудки были характерны для той эпохи, в которой он жил — он боролся за Ребекку, хотя и презирал ее род — завеса, наброшенная на его чувства, была необходима для фабулы, а ее прекрасная чувствительность, столь регулируемая, но столь сильная, могла показать торжество веры над человеческой привязанностью. Я задумывался над этим персонажем, как мы иногда задумываемся над изысканной картиной, пока полотно не начинает дышать, и нам не кажется, что это жизнь».
В более поздние годы, когда ее спрашивали — а ее часто спрашивали, была ли она Ребеккой из романа Скотта, она лишь скромно улыбалась и меняла тему.
Один из аспектов истории Ребекки Гратц, который наверняка пришелся по душе сентиментальной натуре Скотта — настолько, что он вполне мог поддаться искушению позаимствовать его для своей повести, — состоял в том, что у Ребекки в жизни, как и у Ребекки в художественной литературе, был несчастный роман с христианином. Им был молодой Сэмюэл Юинг, сын пресвитерианского проректора Пенсильванского университета. Он сопровождал Ребекку на бал Ассамблеи в 1802 году. Но родители Ребекки, да и сама Ребекка, всегда выступали против межнациональных браков с неевреями. Любовь Ребекки и молодого Юинга с самого начала была звездной. Вера, по ее словам, должна была восторжествовать над привязанностью.
Ребекке Гратц было около сорока лет, когда она прочитала «Айвенго». Она могла спокойно вспоминать события двадцатилетней давности. В свое время Сэм Юинг сыграл достойную филадельфийскую свадьбу с одной из девушек Редмана. Но этот союз не был счастливым, и он умер молодым. Когда он лежал в гробу, в церкви воцарилась тишина, и в дверях появилась Ребекка Гратц. Она стремительно подошла к гробу, положила на его грудь небольшой предмет и так же стремительно удалилась. Это был миниатюрный портрет ее самой. К нему прилагались три белые розы, перекрещенные в виде шестиконечной звезды.
Она никогда не выходила замуж. Она посвятила свою жизнь добрым делам. В 1815 году она основала Филадельфийское общество помощи сиротам. Она стала секретарем Женской ассоциации помощи женщинам и детям, оказавшимся в тяжелых обстоятельствах. Она основала Еврейское воскресное школьное общество, первое в Америке. Она помогла основать Еврейский приемный дом. Каждый день она начинала и заканчивала молитвой. Когда в 1823 г. умерла ее сестра, Рахель Грац Мозес, Ребекка помогала воспитывать девять маленьких детей Рахели. Ее дух отразился в ее лице. Томас Салли, написав ее, сказал, что «никогда не видел более поразительного гебраистского лица». Легкая поза, свидетельствующая о прекрасном здоровье, изящно повернутые шея и плечи, твердо посаженная голова с обилием темных вьющихся волос, большие, ясные черные глаза, контур лица, тонкая белая кожа, выразительный рот и крепко выточенный нос, сила характера не оставляли сомнений в том, из какой расы она происходила. Обладавшая элегантной осанкой, мелодичным участливым голосом, простой, откровенной и грациозной женственностью, Ребекка Гратц обладала всем тем, что могла бы пожелать принцесса королевской крови». Что может быть лучше описания героини художественного произведения?
Основанная ею религиозная школа работает до сих пор, а фонды Ребекки Гратц продолжают распределять средства в Филадельфии. В последующих поколениях Гратц семейные ограничения на брак с христианами значительно смягчились. Сегодня боковые потомки Гратц носят фамилии Уоллес, Роуланд, Тейлор, Брюстер, Маршалл, МакКлюр и Джиллетт. Правнучка ее брата — нынешняя миссис Годфри С. Рокфеллер из Гринвича, штат Коннектикут.
Хелен Грац Рокфеллер — симпатичная, жизнерадостная женщина лет шестидесяти, которая вспоминает о родственниках Грац, которых она знала: «Мы были довольно бурной, почти жестокой семьей. Жизнь практически никогда не была спокойной. Мой дед, Генри Говард Гратц, обладал ужасным характером и был чем-то вроде деспота. Он наводил на нас ужас. Он делал такие вещи, как швырял в тебя тростью, если заставал тебя за поеданием яблока. У него было три жены. На третьей он женился, когда ему было семьдесят, а ей всего тридцать. Она его обожала, но когда он на нее сердился, то выбрасывал все ее цветочные горшки в окно. Но у нас было очень сильное чувство семейного долга. Мы держались вместе и в горе, и в радости».
Г-жа Рокфеллер говорит: «К тому времени, когда состояние семьи Гратц перешло к поколению моего деда, оно уже изрядно уменьшилось. Мой отец, Бенджамин Гратц III, ушел из дома с двумя долларами и пятьюдесятью центами в кармане, когда ему было около двадцати лет. Два доллара были украдены, но на пятьдесят центов он сколотил себе целое состояние и позаботился обо всех членах семьи — тетях, дядях, родственниках за много миль вокруг. Мы жили все вместе в Сент-Луисе. Мы много пели вместе и читали вслух». Хотя г-жа Рокфеллер гордится своим еврейским происхождением, Гратцы, от которых она ведет свой род, были епископалами, начиная с поколения ее деда, если не раньше. Ей кажется причудливой ирония в том, что ее побочная прародительница Ребекка Гратц должна была остаться незамужней на всю жизнь, потому что любила христианина, в то время как Гратцы в последующих поколениях проявляли склонность к многократным бракам — ее дед трижды, а отец дважды. В детстве, выросшем в Сент-Луисе, она вспоминает, что ее родители были убежденными прихожанами, а епископ Сент-Луиса Таттл был частым гостем за воскресным обеденным столом Гратцев. Г-жа Рокфеллер помнит, как ее мать спросила старого глухого епископа: «Вы любите бананы, епископ?», а епископ, прижав ухо, поинтересовался: «Что это было?». «Вы любите бананы, епископ?» спросила миссис Гратц более громким голосом. «Нет», — ответил епископ, — «я предпочитаю старомодную ночную рубашку».
