Однако сефардские старейшины синагоги несколько иначе оценили его выходки и стали называть его «пятном на еврейском духовенстве». Поговаривали, что «Роли» Маркс не соблюдает диетические законы, что он не удосужился сделать обрезание своим сыновьям и что однажды, в праздник Пурим, он оказался слишком занят другими делами, чтобы вести службы. Наконец, во время службы на Рош а-Шана один из пожилых членов общины смело поднялся на ноги и объявил собравшимся, что это позор, что раввином должен быть человек, «который не посвятил своих сыновей в завет Авраама» и который «зверски напился в день смерти двух своих сыновей». Это было слишком даже для доброго характера Роли Маркса. Он стучал кулаками по кафедре и кричал: «Господи Иисусе! Я имею право молиться!»

Было бы проще списать возмутительное поведение Роли Маркса на его «низкое» ашкеназское происхождение, если бы можно было утверждать, что «старые» сефардские члены синагоги в Новом Орлеане все до единого вели себя наилучшим образом. Увы, многие из них вели себя иначе. Так, например, Виктор Соуза, имевший чистые испанские корни с обеих сторон (его мать была Перейрой), обручился с девушкой по имени Роуз Бурдо, католичкой. За 19 дней до свадьбы Виктор принял католическое крещение, и пара обвенчалась у преподобного Антуана в новоорлеанском соборе Святого Людовика. Это не помешало Виктору Соузе через несколько лет быть идентифицированным в церковных записях как «израильтянин», и скандал, связанный с его межнациональным браком, был ничтожен по сравнению с объявлением, последовавшим вскоре после этого, что он и его партнер, Декади Байз — еще один представитель «старой» сефардской семьи, имевшей известные связи в Нью-Йорке и на острове Сент-Томас, — «скрылись и обманули своих кредиторов, которых они позорно обманули». За поимку этой пары предлагалась тысяча долларов или пятьсот долларов за каждого из них, а новообращенный католик был описан в объявлении «Разыскивается»:

Виктор Соуза, еврей, рост около 4 футов 11 дюймов, лицо крупное, нос большой, рот маленький; лицо красное, борода сильная и черная. Д. Байз, еврей, рост около 5 футов 3 или 4 дюймов, лицо полное, в пятнах, сильная черная борода.....

Виктор Соуза был пойман, судим за мошенничество, осужден и отправлен в тюрьму.

Деловая вражда между ашкеназами и сефардами была, пожалуй, самой страшной из всех, несмотря на то, что все эти люди принадлежали к одной, якобы объединяющей их общине. Одна из самых позорных битв в Новом Орлеане произошла между г-ном Соломоном Одлером и г-ном Л.А. Леви-младшим. Одлеры были выходцами из Германии и сделали неплохие деньги на производстве так называемого «азиатского линимента» — патентованного лекарства с девяностопроцентной защитой, рекламируемого «для лечения зубной, головной и других болей». Соломон Одлер также держал магазин кожи и сухих товаров. Господин Леви был одним из нескольких сефардских семей Леви, которые были разбросаны по всему Атлантическому побережью. Ссора произошла из-за шинели.

Некий мистер Филлипс (тоже старый сефард) продавал с аукциона партию льняных пальто и пообещал своему другу Леви, если таковые останутся, купить пальто по той же цене, которую оно принесло на аукционе. После аукциона, когда Леви пришел в заведение Филлипса, чтобы посмотреть остатки, он не смог найти подходящего пальто. Тогда он — похоже, довольно бесцеремонно — обменял одно из оставшихся пальто на пальто, которое ему подошло, из кучи пальто, купленных г-ном Одлером. Затем Леви заплатил Филлипсу за пальто. Когда г-н Одлер узнал о подмене пальто, он был не в восторге. Ведь он не просто так выбирал размер пальто. Поэтому он послал г-ну Леви счет за пальто, который Леви, не видя необходимости платить за пальто дважды, отказался оплачивать. Тогда Одлер предъявил Леви иск о возмещении стоимости пальто, проиграл его и в ярости ворвался к г-ну Леви в его торговое заведение, назвав Леви вором. Леви тут же вызвал Одлера на дуэль, но Одлер надменно отказался, заявив, что Леви «не джентльмен и поэтому не имеет права на удовлетворение». Леви немедленно распорядился напечатать и раздать на улицах листовку, в которой говорилось следующее:

Уведомление для общественности.... С. Одлер грубо оскорбил меня сегодня утром... Я считаю своим долгом в знак справедливости к своей репутации заявить общественности, что мои друзья обратились к указанному лицу за удовлетворением, которое он не предоставил, и настоящим я объявляю его трусом, не джентльменом и недостойным внимания общества».

Буря в чайнике продолжала нарастать. Одлер, не поддавшись на уговоры, дал объявление в газету, в котором требовал ответа:

От меня требуется джентльменское удовлетворение, кому? Я хотел бы спросить — мужчине? Джентльмену? Нет! Тому, кто не может показать себя джентльменом, ибо поступок, в котором он обвиняется мною, не может быть назван поступком джентльмена. Он не джентльмен; достаточно взгляда, чтобы это понять; он прекрасно понимал, когда писал вызов, что не может получить от меня джентльменского удовлетворения, иначе он не стал бы его требовать».

Одлер поместил свое объявление не только в Новом Орлеане, но и — несомненно, чтобы произвести впечатление на своих друзей и родственников — в газетах Нью-Йорка и Филадельфии. Леви, не уступая, добавил город Чарльстон в список городов, в которых он разместил свою рекламу, содержащую подобную неистовую инвективу:

Этот самый Одлер, этот продавец изношенной упряжи, этот торговец помоями, обладающий наглостью и характерной дерзостью, присущей пустякам, называет меня... «вором»... Сол Одлер!!! и не стесняется самой буквы своего имени. Он был и навсегда останется предметом презрения честного человека, знаком отличия для труса, маяком для несостоятельного должника, фонарем для контрабандиста... Ознабурги, итальянские шелковые ватники, старые шпаги и ремни и т.д. и т.п. громко стонут реквиемом по бухгалтерской книге его бедных кредиторов... этот почерневший комок позора... публика должна осудить его за то, что он назвал меня вором, когда он сам так известен как искусный в этом деле.....

Что ж. Хороший адвокат должен был увидеть, что у Одлера есть основания для иска после того, как он подвергся такому публичному оскорблению. Но Одлер в этот момент, возможно, понимая, какое веселье вызывает эта словесная баталия на восточном побережье, вежливо отступил, спокойно заявив, что «после долгого проживания в этом городе (я льщу себе, что не упрекаю) ... моя репутация не может пострадать, по мнению беспристрастной публики, от клеветнических и необоснованных обвинений такого никчемного человека, как Леви». На этом бой был окончен, и обе стороны удалились в свои палатки зализывать раны.

В то же время, когда ашкеназский еврей женится на одной из сефардов, почти наверняка возникнут проблемы, как это случилось в Новом Орлеане с Самуэлем Якобсом (немцем) и его женой Розеттой (сефардом), дамой с испанским темпераментом, которая с насмешкой говорила о «крестьянском» происхождении своего мужа, хотя евреи Германии жили несколько хуже, чем крестьяне. Вскоре читатели «Луизианской газеты» с восторгом увидели следующее платное объявление:

ВНИМАНИЕ. Так как моя жена Розетта покинула мой дом без всякой на то причины, я хочу предостеречь публику от доверия к ней за мой счет, поскольку я не буду платить никаких долгов, сделанных ею».

Месяц спустя г-н Джейкобс опубликовал опровержение вышесказанного, заявив, что все это произошло «просто по ошибке», и добавив: «Я имею удовольствие сообщить общественности, что мы живем в полной гармонии». Однако, несмотря на это заявление, брак продолжал оставаться бурным, и менее чем через год супруги получили разрешение на законное раздельное проживание, что стало одним из первых случаев в истории Луизианы и большой редкостью в те времена, особенно в еврейском браке.

Когда весть о скандальных событиях в Новом Орлеане дошла до ушей евреев таких спокойных северных городов, как Нью-Йорк и Ньюпорт, реакция была шоковой и потрясенной. Казалось, что ткань еврейской жизни в Новом Орлеане разлетается на части, и это было то, что евреи Севера не могли принять спокойно. Многие еврейские семьи Нового Орлеана были близкими родственниками северян. Так, например, тесная связь между Ньюпортом и Новым Орлеаном была связана с Иудой Туро, человеком, чье знаменитое завещание сделало его легендой среди американских еврейских филантропов.