— Елена не лекарка. — Напирал вредный старик.

— Я лекарка, владыко. — Мы обе с Еленой сползли на пол с кресел и встали на колени. Вернее, я первая начала сползать, а подруга уже за мной.

— Богородица?

— Богородица, владыко.

— Почему молчали?

— А кто бы нам поверил? — Я истово крестилась. Старик тоже встал с нами рядом на колени и начал креститься и читать молитву. Ну а мы с Еленой за ним:

— Что значит кто бы поверил? А азбука? Это и есть откровение! — Старик тоже встал с нами рядом на колени, начал креститься и читать молитву. Ну а мы с Еленой за ним:

— Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою, благословенна Ты в женах и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших.

И тут же ещё одну:

— Достойно есть, яко воистинну блажити Тя, Богородицу, Присноблаженную и Пренепорочную и Матерь Бога нашего. Честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим, без истления Бога Слова рождшую, сущую Богородицу Тя величаем.

Потом ещё читали молитвы. В какой-то момент обратила внимания, как Елена читала вместе с митрополитом молитвы и слёзы бежали по её щекам. Я поняла, что она искренне верила, верила в молитвы, которые произносила. А значит верила в бога, в богоматерь, в Святую Троицу.

Помолившись, мы вновь устроились в креслах.

— Александра, Елена. Я выделю четверых иноков. Обучите их новой азбуке.

— Как скажешь, владыко. — Закивали мы с Еленой.

— Чувствую мне мало времени осталось. Хочу уйти. Принять Схимну и посвятить оставшееся время молитвам.

— А кто же вместо тебя, владыко? — Спросила я его.

— Не переживай. На моё место найдётся кто. Я многое видел в своей жизни. Я стал свидетелем избавления от ярма Орды. Я стал свидетелем обретения великих даров. И наконец я стал свидетелем откровения божьего. А значит я выполнил всё, что мне было предназначено. Осталась только Великая Схимна и общение с Господом нашим. Симон посмотрел на нас с Еленой. Улыбнулся. — Идите, дщери мои. Благословляю вас и чрева ваши. Плоды, что носите под сердцем. Господь с вами и благословление его над вами. Вижу я это. Идите.

Мы простились со стариком. Вышли. Только в повозке, когда остались с Еленой одни, спросила её:

— Лен, ты зачем ляпнула про откровение?

— Не знаю, Сань. Будто что-то толкнуло меня. Сама даже не поняла, как сказала. А потом поздно уже было.

— Я смотрела на тебя, как ты молилась. Что с тобой произошло?

— Не знаю. Мне вдруг стало так легко. Словно я дома у родителей оказалась. И при этом я маленькая.

Я обняла её и прижала к себе. Она меня тоже. Так мы и приехали домой.

Через седмицу, то есть через неделю мы узнали, что Симон оставил свой сан, сложил свои полномочия, как митрополита и стал готовится к принятию Великой Схимны. То есть, решил уйти от всего мирского в пустошь. Я даже поплакала вечером. Привыкли мы с Еленой к старику. А до этого, меня вызвал к себе Великий Князь. Спустя два дня, после посещения нами с Еленой митрополита.

Когда я зашла к Государю в его светлицу, где он работал с документами, разбирая свитки и челобитные, он был погружён в работу. Подняв на меня взгляд, некоторое время молчал, разглядывая. То, что я беременная он уже знал. Увидела, как его взгляд скользнул по моему животу, хотя ещё ничего видно не было. Что-то в его глазах при этом промелькнуло. Но что, я так и не поняла.

— Проходи, Александра. Присаживайся. О чём с Симоном говорили?

— Об азбуке.

— Азбука? Как интересно. И об откровении божьем. Так ведь, Саша?

— И о нём. Ты же, Государь всё знаешь. — Конечно, я бы удивилась, если бы Василий не знал, о чём мы с митрополитом говорили. Слухачей хватает и стукачей тоже. Он смотрел на меня своими чёрными глазами. Я опять почувствовала странную дрожь, что пробежала у меня по спине. А потом почувствовала томление внизу живота. Господи, я что на него реагирую? Но я мужа люблю. Василий встал из-за стола, подошёл ко мне. Остановился у меня за спиной. Я подняла голову и чуть повернула её, смотрела на московского правителя с низу вверх.

— Какая же ты всё-таки… — Он замолчал, продолжая рассматривать меня.

— Ты хочешь сказать многогранная? — Помогла я ему и улыбнулась. Он замер, словно смакуя слово многогранная. Потом увидела улыбку на его губах.

— Как ты точно сказала, Саша. Многогранная. И во истину многогранная. Сколько у тебя граней, как на красивом камне или на стилете.

— На стилете три грани, Государь.

— Знаю. Зато каких!!! Смертоносных.

— Для кого смертоносных, но не для тебя. — Пошла игра на грани фола, подумала я и мысленно усмехнулась. Мы опять с ним стали играть в какую-то непонятную игру. Вернее, он знал в какую. И я знала, вернее догадывалась, но не хотела признаваться в этом. Он стоял, смотрел и улыбался.

— Это хорошо, Сашенька, что для меня не смертоносных. Почему-то верю тебе… Или хочу верить. Никому не верю, а тебе хочу верить. — Он посмотрел в окно. А я смотрела на него. Василий был без кафтана. Кафтан лежал на лавке. Сам он был в шёлковой рубахе. На нём был широкий пояс с кинжалом в ножнах. Штаны и высокие сапоги. Он отошёл от меня. Бросил взгляд на стол, поморщился. Я видела, что он уставший. Сама встала. Подошла к нему. Коснулась его плеча.

— Государь, ты устал, я же вижу. Тебе отдохнуть бы.

— Отдохнуть это хорошо бы. Да только пока буду отдыхать меня и куры загребут. Тут столько дел. Кстати, посмотри. — Он взял какой-то свиток со стола. Передал мне. Я его раскрыла. Это была карта. Я всматривалась в неё. Засечная черта. Удивлённо посмотрела на Василия. Он улыбался.

— Ну как? Правильно? — Спросил он.

Я расстелила карту у него на столе. Пододвинув другие свитки. Сделала это на автомате, забыв спросить у него разрешения. Но он промолчал. Спохватившись, посмотрела на него жалобно. Он всё понял, кивнул мне.

— Всё хорошо, Саша.

Я смотрела. Практически всё так же, как и в нашем варианте времени. Только с небольшими изменениями. Я вела пальцем по линии засечной черты. Читала названия населённых пунктов. В какой-то момент бросила взгляд на князя. Заметила, как он смотрел на меня. Я же стояла, склонившись над столом, зад оттопырив. А он рассматривал меня в такой позе. В его глазах опять были странные огоньки, как мне показалось. Я выпрямилась, даже покраснела. Князь вновь усмехнулся.

— Да, Государь, всё верно. Я тоже так представляла Засечную черту.

Он кивнул. Подошёл и встал рядом со мной, смотрел на карту. Потом перевёл взгляд на меня.

— Вот видишь, мы даже мыслим с тобой одинаково. Да, Саша?

— Не знаю, Государь. Тебе виднее.

— Повезло Ваньке с женой. Красивая, умная, дитя ему скоро подаришь. Я же разрешил тебе называть меня на едине просто Василий.

— Помню, да только пока не решилась. ты уж прости меня бабу глупую. — Я подобралась. Понимала, что хожу по тонкому льду. И понимала, что Василию я нравлюсь. Он даже это не скрывает уже.

— Давай только напраслину на себя не возводи. Если кто и глуп, то только не ты. Что такого в твоей азбуке, что она заинтересовала митрополита? — Василий резко сменил тему.

— Наша азбука, это тоже кириллица, Василий. Основана на той, которую сейчас используют на Руси. Только она более удобная. Лучше усваивается учениками, а значит ей можно научить гораздо большее количество людей.

— А зачем мне много грамотеев?

— То нужно твоей державе, Василий. Чем больше грамотных людей, тем сильнее государство. Тебе нужно больше тех же архитекторов, строителей. Больше инженеров, в том числе военных. Врачей, то есть лекарей. Больше металлургов. Да даже тех же управленцев. Возьми детей из крестьян, из городских низов, сирот. Создай для них школы, где они будут жить и учиться. Я бы назвала их кадетские корпуса. И ты вырастишь через 10 лет для себя несокрушимую опору, которая будет предана тебе до мозга костей. Это будут и простые управленцы и военные, инженеры и врачи, учителя. Они не будут привязаны к какому-нибудь родовитому семейству или клану. Они будут преданы лично тебе. Одень их и обуй, корми. И всё вернётся тебе сторицей.