Симеону он нужен был как сын короля. Авалон он привлек сначала как Горлойс, а потом… она ведь не выказывала к нему интереса, пока не умер Горлойс. Трастамарцы наверняка посчитали, что ребенок от королевского сына, хоть и бастарда, все равно будет неплохим поводом для захвата короны.

Дамиан утопил лицо в ладонях. Жалкий обманутый идиот!

На месте сердца, где после смерти Симеона воцарилась пустота, зажегся жаркий огонь, разлившийся по венам. Обгоревшее лицо внезапно обрело чувствительность, и вернулась боль.

Остерегайся вёльв, ведь эти существа — женщины только с виду. Внутри них таится тьма, их поцелуи — медленный, смертельный яд, а объятия полны ложных обещаний и сладострастия могильного хлада.

Ведь предупреждал же его Симеон! А потом, видимо, старость затуманила ему четкость мысли, взыграли древние чувства, и он проникся симпатией к этим коварным существам. Существам, что с легкостью продавали собственные тела и играли в любовь. Что им стоило разыграть чушь про книгу, в которой признавалось превосходство Лилит? В книге, написанной на выдуманном языке, которого практически никто не понимал!

Какой же я глупец!

Был ли Симеон в себе, когда думал, что перевел текст? Дамиан внезапно задался вопросом, могли ли наставника сломать в Мингеме так, что он бы казался прежним?

А потом с горечью понял, что могли, если за дело брался Хельмут.

Стыд и вина сдавили его грудь, точно тиски. Он дважды подвел наставника! И даже не заметил, как Хельмут сломал его.

Зачем я остался в живых? Зачем Князь пожелал, чтобы я дважды разочаровался в себе?

Дамиан практически кожей ощущал, как все его иллюзии плавятся, точно воск. Он влюбился в шпионку и убийцу, дал ей осквернить себя и свою веру. Дал ей попрать мораль и благочестие самого главного таинства, позволил оказаться на нем сверху, а потом сам же предложил сочетаться языческим обрядом. Следы от ногтей, что она оставила на его спине, жгли, точно свежие клейма предателя.

Будь моей.

Она стала его чудовищем, орудием его падения. Искусительница, предложившая ему яд, как Лилит. А он — презренный вероотступник, влюбившийся в отраву, которая его медленно убила.

Он схватил ее за волосы, намотал их на кулак и оттянул руку, причиняя ей легкую боль. С ее губ сорвался стон, попавший под его кожу глубокой занозой. Он заглушил его глубоким поцелуем.

Раньше Дамиан считал, что он-то уж с легкостью противостоит искушению вёльвы. Однако оказалось, что устоять перед искушением легко только тогда, когда оно искушает не тебя.

Скажи мое имя.

Пожалуйста, Дамиан.

Надлом, который с ним случился из-за нее, окончательно пошел трещинами, и осознание своей роковой ошибки, казалось, выдавило из Дамиана все заблуждения, как мякоть из лимона, оставив лишь жгучие семена его гнева и ненасытной жажды отомстить.

Опустошенный, он откинулся на спинку кресла и залпом выпил весь оставшийся в кубке сидр. Ирод, похоже, наблюдавший за ним все это время, неуверенно протянул ему кольцо Падре Сервуса и спросил:

— Ты поможешь мне?

Сердце, пробившее грудину. Зияющая дыра, засочившаяся кровью и пропитавшая мех.

Она убила его.

Возможно, они с уродливой старухой даже все спланировали с самого начала.

Дамиан потянулся к Ироду и взял кольцо. В ладонь легла безумная тяжесть. Дрожащей рукой он надел его и сжал кулак.

Своими деяниями он натворил бед и мог восполнить нанесенный вред только истовым служением Храму и великой преданностью брату. Дамиан решил, что снова обретет веру, пусть даже ее придется у кого-то занять.

Вёльва надеялась, что обманула его, но благодаря брату Дамиан наконец-то смог выпутаться из этой паутины очередной ее лжи.

Тьма скрывает гнусные пороки, таящиеся в темных углах, куда не попадает ни один отблеск княжева огня. Вёльвы, дщери Лилит, вскормлены тьмой и лунным светом. Сладострастие — их яд. Ложь — их язык. Грязь — их суть. Да будешь ты непоколебим, сын огня да земли, вознеся меч свой над гнилыми созданиями тьмы, Лилит, вечного врага Князя мира сего.

Старая мантра, которой его научили в Храме, снова наполнила мысли решимостью:

Отродья Лилит никогда не говорят правду. Ложь — вот и все, что можно выменять у вёльвы.

«Мертвый волк не укусит», — так говорил Симеон, ругая его за безрассудства, но теперь Дамиан понял эту поговорку буквально. Мертвый храмовый волк действительно не укусит. Но Дамиан не был мертв. Теперь он понял, зачем Князь оставил его в живых. Ради отмщения. И только так Дамиан будет прощен.

Скрипнувшая дверь вернула его к реальности. В комнату вошел человек в плаще и, скинув капюшон, поклонился Ироду. Дамиан узнал в нем скрытного мужчину из таверны.

— Господин, сюда едет вооруженный отряд, сопровождающий карету Падре Сервуса.

— Ерихон, — испуганно выдохнул Ирод. Его взгляд тут же заметался по комнате.

— Нужно уходить, господин. Я насчитал два десятка всадников. У нас мало времени.

Ирод поспешно встал, но Дамиан схватил его за руку и усадил обратно в кресло.

— Встретим его здесь. Из-за этого выродка все началось. Если он думает, что может заставить бежать законного короля Инира, его ждет разочарование.

— Ты уверен? — Глаза Ирода, казалось, вот-вот уползут на лоб. — У него два десятка воинов! А у нас только ты и Томас!

Дамиан размял шею.

— Пусть встретится лицом к лицу с тем монстром, которого он создал.

В нем разгоралось пламя волчьего бешенства. Раз Ерихон поддался скверне вёльвской лжи и позволил себе обратить ее против Храма, княжевой воли, раз вместо горящего верой сердца у него оказались скомканные листы личной счетной книги, то единственное очищение, которое его ждало — смерть.

Приказав Томасу встать с другой стороны входа, а брату — затушить все свечи, Дамиан распахнул дверь и притаился за ней. Глаза его разгорелись жарким огнем, будто угли в жаровне, поэтому он закрыл их и отдался во власть волчьего слуха. Его сознание тут же наполнили звуки понуканий, лошадиное ржание и звон сбруи. Отряд приближался. Дамиан отбросил свой кинжал Ироду.

— Если меня убьют, всади его в живот Ерихону. Лезвием вперед.

Ирод испуганно выдохнул и неловко поднял оружие дрожащей рукой.

Позволив волку пробраться в его сознание, Дамиан ощутил, как из пальцев вырываются когти.

Когти, которыми он оставлял следы на ее коже.

Он отогнал от себя похабные, вероломные воспоминания и сосредоточился на скрипе ступеньки. Судя по силе надавливания, впереди шел вооруженный гвардеец. А вот за ним шаркал Ерихон, сопровождая шаги постукиванием своей лилитской трости.

Дамиан показал Томасу, что первых двух вошедших берет на себя, а третьего отдает ему. Шпион кивнул.

Громкие шаги приближались.

— Господин? — раздался елейный голос Ерихона. — Ваше Величество, вы здесь?

Дамиан встретился взглядом с братом и дал знак ответить.

— Здесь я. — Ирод повторил свой юродивый, по-детски наивный голос настолько правдоподобно, что Дамиан почувствовал отголосок гордости и предвкушения.

Они обманом заманят обманщика.

— Ох, как тут темно! Кто-нибудь, бестолочи, принесите свечи! — нервно посетовал Ерихон, и, похоже, его болтовня отвлекла впереди идущего гвардейца, поэтому, зайдя в комнату, он повернул голову с фатальной задержкой в долю мгновения.

Дамиану этого хватило. Он атаковал солдата когтями в шею, прорезав доспех и кольчужный капюшон. В лицо теплым дождем брызнула кровь, пахнущая пряным удовольствием жестокости и возмездия. Солдат не успел даже занести для удара меч — так с клокотанием в горле и повалился на пол с рукой, судорожно сжавшей рукоять. Ерихон взвизгнул, — бледные глаза в ужасе выпучились — и бросился к выходу, размахивая крючковатыми руками. Томас тем временем увильнул от удара второго солдата. Дамиан перепрыгнул упавшее тело гвардейца и схватил кардинала за белую дзимарру. Ерихон попытался вывернуться, как прыткий, трусливый хорек, но Дамиан перехватил его за шею. Когти опасно вдавились в кожу. Кардинал тут же притих. Томас убил противника и наставил меч на дверной проем, заставив остановиться других солдат.