Какое-то время они не двигались, молча обнявшись и переводя дыхание. Горло у Авалон саднило от жажды, но она чувствовала себя счастливой. Впервые за многие месяцы, а возможно, и годы ей было спокойно. Казалось, тепло Дамиана и тяжесть его тела, подобно якорю, не дадут ей больше умчаться в бурное море проблем и опасностей, что караулили в мире.

Слегка отстранившись, он вновь нежно убрал пряди волос, что прилипли к ее шее, и накрыл ее губы своими. Его язык, слегка соленый, вторгся в ее рот. Авалон ответила и ощутила, что Дамиан опять готов взять ее. Разорвав поцелуй, она прошептала:

— Нас хватятся на празднике.

Он с вызовом посмотрел на нее снизу вверх и пожал плечами.

— Ну и пусть. Я хочу тебя. — Дамиан хитро улыбнулся, отчего пробудилось и ее желание.

— А если кто-то вернется?

— Я задвинул засов.

Авалон сдалась и вновь утонула в его силе. Во второй раз она не смогла поймать волну освобождения, но ей доставило удовольствие слышать рокот в его груди, когда он снова застонал. Дамиан вышел из нее, и Авалон ощутила, как по шрамам на бедрах скользит вязкая влага. Было в этом что-то торжественное: она как будто победила судьбу, что ей уготовила Персена. Хоть ей действительно вначале было больно, потом эта боль превратилась в приятную истому. Усмехнувшись собственным мыслям, Авалон выбралась из кровати, чтобы смешать отвар из душицы, крапивы, болотной мяты, спорыньи, пижмы и иссопа, но Дамиан поймал ее за руку и повалил обратно.

— Пусти, нам нужно возвраща… — рассмеялась она и осеклась, когда заметила его сосредоточенный взгляд. — Что?

Нависнув над ней, он не отрывался от ее глаз, словно завороженный.

— Почему ты так на меня смотришь?

— Йоль — это же праздник судьбы?

— Да, — не слишком уверенно ответила она, чувствуя какой-то подвох в этом вопросе.

— Будь моей, — прошептал он.

— Я и так твоя, — Авалон улыбнулась, но заметив, что он не поддается ее веселости, погасила улыбку. Ее сердце как будто перестало помещаться в груди. — О чем ты?

— Йольская свадьба.

Авалон вглядывалась в его лицо, пытаясь отыскать хотя бы малейшую морщинку, которая подскажет, что он шутит. Но нет. Дамиан был серьезен. Ее внутренности скрутило: если она согласится, это будет означать, что их жизни связаны. По-настоящему, а не в ее фантазиях.

— Нет! — Она в панике встала, но он опять поймал ее за руку и не дал отойти. — Это слишком! — Она вернула ему его слова, а потом затараторила: — Ты не можешь! Ты же… Ты же инирец! Инквизитор!

— Я больше не инквизитор. — Дамиан указал на шрам от клейма на шее и потянул ее к себе. — И никогда им не стану.

— Я замужем! — пробормотала Авалон, схватившись за последний аргумент.

Он презрительно фыркнул.

— За этим бардом? Он чаще смотрит на калеку, чем на тебя. Мы оба знаем, что этот брак — лишь притворство, и никакой консумации не было.

— Зачем тебе это?

— Я не хочу, чтобы твоя репутация пострадала. — Он осторожно провел по ее животу, а потом поцеловал выпирающую тазовую косточку.

— Да какая кому разница? Мы уже не при дворе, всем все равно!

— Мне не все равно. — Он поднял голову.

Темные потные волосы упали назад, открывая его упрямый лоб и красивое лицо. Она обхватила его ладонями. Грудь сдавило плотным кольцом, Авалон стало тяжело дышать.

— Дамиан, йольская свадьба — это вёльвский обряд. Твой народ его не признает.

— Когда Симеону станет лучше, я попрошу его обвенчать нас, — упрямо сказал он.

Авалон молчала. Она вдруг поняла, зачем Дамиан уговаривает ее пожениться — он все еще цеплялся за свою веру, которая считала плотскую связь вне брака грехом, который необходимо вымолить и очистить. Ей стоило отказать ему, не дать ступить на эту скользкую дорожку потворства страху быть осужденным Князем, но он смотрел на нее с такой уязвимостью во взгляде, что она покорилась его желанию и кивнула.

Дамиан рывком поднялся и, наклонившись, жадно поцеловал ее, опалив пламенем своей страсти. Она думала, что сможет отвлечь его своими прикосновениями, и он забудет о сумасбродном решении, однако Дамиан спешно оторвался от нее и стал одеваться. Зашнуровав штаны, вернулся на кухню за рубахой, а Авалон замерла в темноте комнаты, не понимая, как ей относиться к тому, на что она только что согласилась. В голове снова всплыли предупреждающие слова Элеоноры.

Каждый из нас бывает кем-то предан. Будь осторожна, не торопись выполнять все прихоти мужчин. Они всегда просят больше, чем им следовало бы.

Нервно пожевав губу, Авалон обернулась на шорох. Увидела, как Дамиан натягивает рубаху, как лунный свет обрисовывает его по-звериному крепкие мышцы, и поняла, что пропала. Сколько бы он ни попросил, она даст ему это. Куда бы он ни позвал ее, она пойдет за ним, даже если это будет означать опасность. И даже, если в конце этого пути он предаст ее.

Выудив из сундука свои штаны и рубаху, она облачилась, собрала ошметки платья и бросила их в очаг. Потом начала заплетать волосы в косу, но Дамиан запустил пальцы в ее пряди и растрепал их.

— Не надо, — попросил он. — Мне нравится, когда ты носишь их распущенными. Для меня.

Он медленно повел пальцами по ее шее вниз, делая ожоги недавних прикосновений еще глубже. У Авалон опять перехватило дыхание, спирали в животе туго свернулись, подталкивая ее поддаться желанию, но Дамиан взял ее за руку и повел за собой к поляне, где проходил праздник.

Они быстро туда добрались и как будто ничего не пропустили: люди все так же танцевали, веселились у костров и громко переговаривались. Разве что детей заметно поубавилось. Миновав толпу по краю поляны, Дамиан выпустил ее руку и первым отправился к одинокой фигуре, сидящей у тлеющего костра. Авалон пошла следом. Варес то и дело опрокидывал в себя содержимое кружки и насвистывал под нос навязчивую мелодию. Разноцветные ленты в его бороде легко покачивались на ветру. Заметив их приближение, он быстро окинул их внимательным взглядом, демонстративно втянул носом воздух и ухмыльнулся.

— С кучерявой башки золотой мараведи.

Дамиан нахмурился и сложил руки на груди.

— Ничего не было.

Варес расхохотался и едва не пролил содержимое кружки.

— Баргаст, я, может, и родился ночью, но точно не сегодняшней. Но ты молодец, хвалю! Хоть один раз вскроешь свое волчье бешенство. Пью за тебя этот вкусный эль! — хмыкнул он и хлебнул еще глоток.

— Я хочу, чтобы ты стал свидетелем на нашей свадьбе.

Изо рта Вареса брызнула струя эля. Дамиан едва успел уклониться.

— Какого хера, Баргаст⁈

Подумав, что сейчас завяжется скандал, Авалон приблизилась к ним. Она изначально боялась этого решения, и сейчас ей совсем не хотелось, чтобы из-за нее поссорились друзья. Дамиан протянул руку и обхватил ее за талию. Она смущенно посмотрела на Вареса, который тут же сник и сконфуженно улыбнулся.

— Вот так так, — пробормотал он, глядя на Дамиана. — Храмовая кляча пришла к финишу первой.

— Сам ты храмовая кляча! — фыркнул он.

Варес криво ощерился, и они покатились со смеху, а у Авалон на душе стало совсем тепло. Потом капитан перевел взгляд на нее и, посерьезнев, спросил:

— Ты уверена? Я понимаю, что бархатная морда и то, что в штанах, отвлекает внимание, но на деле он тот еще говнюк. Я за него не ручаюсь. — Авалон рассмеялась, и Варес шутливо добавил: — Но, если прикажете, миледи, я втащу ему так, что мало не покажется. Вы под моей протекцией.

— С таким защитником я могу быть спокойна, — весело ответила она.

— Поднимай задницу, залатанный. — Дамиан протянул Варесу руку и, потянув его на себя, помог подняться.

Авалон заметила пот, выступивший на лбу капитана. Несмотря на волчье заживление, рана оказалась настолько серьезной, что он до сих пор страдал от боли. Поэтому Элеонору искала скорее она, а Дамиан, удерживая равновесие Вареса, плелся следом. И чем дольше она блуждала по поляне, тем страшнее ей становилось. Не слишком ли она спешит? Элеонора ведь предупреждала ее.