Вот что писали об этом сами хунвэйбины в своей газете: «Когда эти негодяи выбрались из посольства и приехали на аэродром, там их ожидала большая группа революционных бунтарей, которые набросились на них с криками: «Предатели», «Долой советский ревизионизм», «Расстрелять», «Поджарить в масле…» На вещах и чемоданах, которые они несли с собой, мы написали тушью и чернилами лозунги на китайском и русском языках: «Долой советский ревизионизм!», «Повесить!» и т. д. И мы с гордостью подписывались под этими лозунгами: «Китайские хунвэйбины»…»

Заметка заканчивалась словами: «На столичном аэродроме нашей великой родины мы одержали большую победу в борьбе против ревизионизма. Это великая победа идей Мао Цзэ-дуна. Это великая победа китайского народа, а также советского народа и революционных народов всего мира…»

Эта дикая вакханалия на пекинском аэродроме продолжалась три дня. Все это время работники советского посольства звонили в Министерство иностранных дел КНР и требовали обеспечить безопасность для отлетающих. Но ответ был неизменен: «Мы не можем гарантировать безопасность советских граждан».

«Мы не можем молчать, когда подвергаются оскорблениям и провокациям советский народ, его правительство и Коммунистическая партия Советского Союза…» — заявила в те дни Долорес Ибаррури. И действительно, с гневным протестом выступили коммунистические и рабочие партии мира, советский народ. Радовались только враги Советского Союза. Так, Макс Френкель заявил по телевидению США: «Мы должны поблагодарить председателя Мао Цзэ-дуна за то, что он разрушил этот гигантский китайско-советский монолит, который нам не предвещал ничего хорошего». А политический наблюдатель газеты «Вашингтон пост» Крафт откровенно выразил мнение «официальных лиц Вашингтона»: «Мао служит американским интересам» — и объяснил, что «его усилия по гальванизации китайских масс вовлекают Китай в большей степени в конфликт с Россией, чем с Соединенными Штатами…» И не только поэтому. Американские официальные лица «думают о том, как культивировать маоизм в качестве средства давления на Москву». Сенатор Джексон заявил: «Мы не должны делать ничего, что могло бы сблизить русских и китайцев», «самое ценное, что мы имеем, — это раскол между Советским Союзом и красным Китаем». Эти заокеанские призывы перекликаются с заявлениями Штрауса, разносящимися по старому континенту: «Русско-китайские противоречия выгодны для Европы, а не вредны…»

И призывы услышаны. Уже в начале «большого тайфуна» руководитель Информационной службы США дает указание своим центрам за границей «использовать все возможности для укрепления позиций сторонников Мао», потому что в интересах США, чтобы «Мао и его группа остались у власти», и потому что «их деятельность» направлена против Коммунистической партии Советского Союза и других компартий. И еще: использовать все средства для «ослабления влияния ортодоксальных промосковских групп и даже содействовать их полной ликвидации».

Директива Центра приводится в исполнение…

Антисоветизм в полном разгаре: свыше 200 серьезных антисоветских провокаций, более 90 официальных протестов китайскому Министерству иностранных дел, более 2 тысяч нарушений на советско-китайской границе. И это только за 1967 год. В 1968 году — новое усиление антисоветской пропаганды.

В своем блокноте я записал: «Только в газете «Жэньминь жибао» в 1968 году было помещено свыше 600 антисоветских материалов…»

И далее:

«После провокации в порту Дальнем, во время которой был совершен налет пограничников и хунвэйбинов на теплоход «Свирск», арестованы капитан и его заместители и преданы «публичному суду», организована новая провокация против танкера «Комсомолец Украины», везущего материалы для сражающегося Вьетнама…»

«30.11.68 г.

…Уже несколько дней без предварительного уведомления мы не получаем провинциальных газет. В дальнейшем будем получать только две центральные газеты: «Жэньминь жибао» и «Гуанмин жибао». Нас лишили единственной возможности следить за жизнью этой страны. Закрыли единственное окно для наблюдения за тем, что происходит в провинциях. Сначала никаких контактов с населением, ограниченные поездки по стране, а теперь — никаких или почти никаких газет…»

«20.V.68 г.

Только что узнал, что сегодня на одной из пекинских улиц хунвэйбины задержали двух корреспондентов ТАСС. Корреспондентский пункт ТАСС находится метрах в ста от нашего посольства в «дипломатическом гетто» «Вайцзяо далоу». Я побывал у них. Журналисты совершали очередную прогулку по городу. И вдруг их остановили хунвэйбины, толпа вокруг них нарастала, откуда-то появились наспех написанные лозунги. Раздались угрозы, над их головами угрожающе поднялись кулаки. Так продолжалось целых 7 часов…»

«Вайцзяо далоу» — это жилой комплекс из 10 зданий. Здесь живут дипломаты, иностранные корреспонденты, находятся гаражи, магазины, медицинские заведения. Этот комплекс окружен толстыми кирпичными стенами. Первое, что бросилось в глаза, когда я впервые пришел сюда, — полностью замазанные белой краской окна первого этажа здания, стоящего около входа в комплекс, а также большие нарисованные черным и красным углем карикатуры на советских людей и лозунги против Советского Союза. В этом помещении расположился корпункт советского телеграфного агентства. Здесь же жили и два корреспондента ТАСС — Борис и Гриша. Сколько сил и выдержки у этих людей! Оторванные от Родины, изолированные от своего посольства, без семей, они жили и работали здесь, словно затворники, под непрерывный вой хунвэйбинов. Но и в самые напряженные дни и ночи «красного августа» в квартире не гас свет, стучали пишущие машинки, работал телекс, звонили телефоны. Они знали: здесь теперь фронт. А они — на посту.

В 1968 году мы впервые услышали слово «социал-империализм». С того момента этот термин станет постоянным атрибутом антисоветской пропаганды в Китае. Замысел ясен: поставить знак равенства между Советским Союзом — первым социалистическим государством, страной Ленина, страной Великого Октября, и Соединенными Штатами Америки — знаменосцем современного империализма. Классовый подход и классовые критерии игнорируются. В сущности, новым был только термин… Ведь еще XI пленум ЦК Компартии Китая провозгласил, что Советский Союз «не имеет права входить в единый антиимпериалистический фронт». Мао Цзэ-дун открыто провозгласил начало «нового исторического периода борьбы против американского империализма и советского ревизионизма».

Наступление «нового исторического периода» ознаменовала кровавая провокация. Ночью вооруженный до зубов китайский военный отряд нарушил советско-китайскую границу на реке Уссури и вступил на остров Даманский. Ранним морозным утром он внезапно открыл огонь по советскому пограничному наряду. Белый снег обагрился кровью советских солдат и офицеров. Через две недели китайская сторона предприняла попытку совершить новую провокацию. Вне всякого сомнения, цель вооруженной провокации на Даманском — «подлить масла в огонь», разжечь и без того достигшую опасных пределов антисоветскую истерию… Еще не смолкли выстрелы на Даманском, а в Пекине начинаются новые антисоветские демонстрации, снова советское посольство в осаде, день, два, три, четыре… Круглосуточно, дни и ночи, улицы Пекина заполнены возбужденными толпами. Поток дико орущих людей непрерывно осаждает посольство Советского Союза и непрестанно скандирует лозунги: «Долой…», «Смерть…», «Кровь за кровь…»

Советское посольство в осаде, но именно в один из этих дней в нем должен был состояться обед, назначенный задолго до уссурийских событий, в честь отъезда французского посла Пай.

«4. Ш.69 г.

…Обед назначен на 13.00 часов. Я выезжаю без пятнадцати минут час. Друг де Голля, Пай, был первым послом Франции в Китайской Народной Республике. Он уже немолод, полноват, но с его лица не сходит улыбка. Пай долгие годы жил в Пекине, пользовался авторитетом и уважением среди дипломатического корпуса. На обед по приглашению А. Елизаветина должна была прибыть чуть ли не половина дипломатического корпуса. Можно было ожидать интересных бесед, обмена мнениями, информацией. Но не успели мы выехать из дипломатического квартала, где находилось болгарское посольство, как наш автомобиль, на котором развевался национальный флажок Народной Республики Болгарии, попал в бушующую толпу хунвэйбинов, которая медленно двигалась вниз по улице к советскому посольству. Увидев флажок социалистической страны, хунвэйбины плотной стеной со всех сторон окружили наш автомобиль. Они что-то кричали, грозили нам кулаками. Улица запружена до предела, улица ревет… Смотрю на толпу. Она очень разношерстная. Здесь и молодежь, и пожилые мужчины и женщины. Но кричат, скандируют лозунги, бесчинствуют в основном молодые люди. А пожилые идут молча. Я решил сделать еще одну попытку пробиться к советскому посольству. Однако ехать по прежнему пути, ведущему к центральному входу, было бессмысленно. Шофер дал газ, и машина устремилась к восточному въезду в советское посольство, где находится здание торгового представительства. У этого входа тоже толпа. Ничего, поезжай. Осторожно пробираемся среди людей… Пусть кричат, пусть угрожают кулаками… Хунвэйбины орали, барабанили по крыше и стеклам автомашины, но остановить нас так и не осмелились. Видно, дирижер не дал такого указания. Я опоздал на сорок минут, но обед еще не начался, потому что с таким же опозданием приехали и остальные приглашенные дипломаты.