И, может быть, самым ярким проявлением этой «подготовки» явилась «тотальная милитаризация» экономики Китайской Народной Республики. Усилилась роль армии в развитии экономики страны, возросли расходы на развитие военной промышленности, содержание армии, производство оружия и строительство военных объектов. Изменилась структура внешней торговли. Началось форсированное развитие военной промышленности и военной науки…

В начале 1970 года агентство Синьхуа и официальная печать широко оповестили о запуске на околоземную орбиту первого китайского искусственного спутника Земли. Этот спутник весом 173 килограмма летал вокруг Земли и каждые 114 минут передавал в эфир мелодию «Алеет Восток». В связи с этим индийский еженедельник «Линк» писал: «На необъятной территории Китая, где живут 700 миллионов человек, немногим ясно, что представляет собой спутник и зачем Мао решил запустить его на орбиту». Возможно, большинство китайского населения и не знает этого, но, несомненно, хорошо знает Цян Сюэ-сен. Доктор Цян Сюэ-сен является американцем китайского происхождения, специалистом по вопросам ядерной физики, аэродинамики и ядерным двигателям. Доктор Цян вернулся в Китай в начале 1955 года, до этого он 20 лет прожил в США, окончил Массачусетский и Калифорнийский университеты, стал директором лаборатории в Калифорнийском технологическом институте, полковником военно-воздушных сил США, а также сотрудником Центрального разведывательного управления. Почти одновременно с Цяном из США и Европы возвращается целый ряд других специалистов.

В Китай стали приезжать живущие за границей «таинственные китайские миссионеры» с целью заключения «сверхсекретных» сделок. Вскоре среди них стали мелькать и имена иностранцев, главным образом из ФРГ: руководитель восточноевропейского отдела Министерства иностранных дел ФРГ Франк Крапф, который в роли «посредника» ведет весьма деликатные «дипломатические» переговоры с посланными в Швейцарию Цян Сюэ-сеном китайскими специалистами. Затем в Китай направляются западногерманские торговцы оружием и среди них известный Ханц Иохим Зайденхнур. Именно они убедили швейцарскую фирму «Гретлер» поставлять Китаю «современное оружие». В 1966 году в Китай приезжает западногерманский специалист по ядерной физике Бертолп Зелигер. За два года до этого среди бескрайних песков и песчаных дюн в пустыне Такла-Макан был произведен опытный взрыв первой китайской атомной бомбы. За ней последовали взрывы второй, третьей, четвертой, пятой… А в июне 1967 года, в разгар «большого тайфуна», в Китае было проведено испытание первой водородной бомбы. Ее создали в провинции Цинхай, в лабораториях, расположенных на труднодоступных склонах горы Алашань, где обитают только дикие орлы и «демоны в белых халатах». «Экспериментальные» взрывы атомных и водородной бомб следовали один за другим. В годы «большого тайфуна» был создан цветной документальный фильм о первых трех атомных взрывах… Он шел под названием «Великая победа Мао Цзэ-дуна». И атомные взрывы превозносились агентством Синьхуа так же, как «великая победа идей Мао Цзэ-дуна», как «достижение великой пролетарской культурной революции».

После каждого атомного или водородного взрыва по команде властей в Пекине начинались шумные многочасовые демонстрации под антисоветскими лозунгами. Не было сомнений, китайское руководство придавало «особое значение» быстрому развитию атомной и ракетной промышленности. По мнению дипломатов и политических наблюдателей, в Китае, кроме того, усиленно работали над системами баллистических ракет, способных нести ядерные заряды, готовились опытные запуски межконтинентальных ракет и не менее трех четвертей всех расходов на научные исследования были направлены на создание ракетно-ядерного потенциала, ибо в ракетно-ядерном потенциале, по заявлению «Хунци», «нашло концентрированное выражение стремительное развитие социалистической промышленности, науки и техники в Китае».

В то время как первый китайский спутник совершал обороты вокруг Земли, американские разведывательные спутники, по словам журнала «Линк», сообщали информацию «о строительстве в Китае огромных площадок для запусков ракет…».

Я покидал Пекин в холодный декабрьский вечер. Пекинские ветры гнали песок и пыль, принесенные из далеких степей и пустынь, и поднимали в воздух землю, извлеченную на поверхность при строительстве бомбоубежищ. Пекин проводил «великий стратегический курс» «готовиться к…».

«Китай вынужден готовиться в дальний путь», — заявил позднее Чжоу Энь-лай группе швейцарских журналистов, которые «расшифровали» эти загадочные слова так: «Готовиться к войне».

«В дальний путь! К войне!»

Почему?

Выдвигая лозунг «Опасность с севера», китайское руководство надеялось сплотить разобщенный «тайфуном» китайский народ, отвлечь его внимание от тяжелых внутриполитических проблем, поднять его трудовую активность. И, дополнит газета «Правда», чтобы раздуть военный психоз и обосновать гонку ракетно-ядерного вооружения, компрометировать миролюбивую внешнюю политику стран социалистического содружества, чтобы оправдать свое сближение с силами империалистической реакции.

За несколько дней до моего отъезда из Пекина на прощальном коктейле посол Непала, дуайен дипломатического корпуса, вручил мне от имени дипломатического корпуса подарок — серебряный поднос с орнаментом искусных гонконгских мастеров. Но не этим дорог мне данный подарок. На подносе выгравированы автографы всех руководителей дипломатических миссий в Пекине, в том числе братских социалистических стран, тех, с кем мне пришлось работать в тот период, когда вокруг нас свирепствовал «большой тайфун». Сейчас все дипломаты приехали на пекинский вокзал. В наступивших декабрьских сумерках едва видны прощальные взмахи рук. Поезд медленно отходит от перрона, неторопливо рассекая ночную мглу. Пекин тонет в ночи, а я испытываю чувство боли. Это боль разлуки. Я расставался, и возможно навсегда, со страной, в которой жил в сложные и трудные для нее времена. Расставался с народом, который мне не удалось узнать поближе, но его судьба и участь мне не безразличны. Перед своим отъездом в Китай я не знал о нем ничего. Не больше знаю и теперь, когда покидаю его.

В Китай я попал в тот период, когда там бушевал «тайфун». Нас держали на расстоянии от происходивших в стране событий, от народа. Поэтому горько сознавать, что жил в стране месяцы, годы, но так и остался чужим и для нее, и для ее людей. И произошло это не по твоей вине.

Говорят, первые годы после освобождения китайцы часто употребляли слово «фаншэн». Это слово означало конец гнета, бесправия, оскорблений и унижений. Это слово часто произносили и рабочие, и крестьяне, и интеллигенты. Для рабочего слово «фаншэн» означало избавление от рабства и превращение в полноправного человека; для крестьянина — земельную реформу и землю; для интеллигента — освобождение от страха перед безработицей. Говорили также, что только человек, живший в глубоком мраке и вдруг увидевший лучи солнца, может полностью осознать смысл слова «фаншэн». Это было в первые годы. Но постепенно слово «фаншэн» стало употребляться все реже и реже. Потому что люди перестали оглядываться назад. Освобожденный народ пошел по великому пути строительства социализма. Путь к социализму не ровен и не гладок. Но рядом с Китайской Народной Республикой великий Советский Союз, который оказывал ей и помощь, и поддержку. И все ее друзья верили, что, только идя в ногу с великим социалистическим содружеством, Китай поднимется во весь свой могучий рост и обретет подлинное величие на пути к светлому социалистическому будущему.

В Пекине изменили социалистическому содружеству. Взяли другой курс. Пошли по другому пути…

Поезд мчит по маньчжурским степям. Глубокая декабрьская ночь постепенно растворяется в ранней утренней заре. В кошмарных снах этой ночи, последней ночи, проведенной на китайской земле, перед моими глазами промелькнуло, как кинолента, все увиденное, все пережитое. Полыхающее здание иностранного посольства, озлобленные толпы, ощетинившиеся улицы и площади, грохот репродукторов, сливающийся с охрипшими голосами скандирующих людей, разноцветные надписи, лозунги и портреты…