Все это свидетельствует о том, что еще при жизни Мао вокруг оценки «культурной революции» даже в самой пекинской верхушке шла острая борьба. Эта борьба продолжается и после смерти Мао Цзэ-дуна. Нарочитое подчеркивание новым пекинским руководством, большинство членов которого поднялось на высшую ступень политической арены Китая на волне «культурной революции», «великого исторического значения» этой кампании, его призывы «защищать и приумножать завоевания культурной революции» лишний раз свидетельствуют об остроте этой проблемы. Это подтверждает также ставшее известным письмо руководства Гуанчжоуского военного округа и Гуандунского провинциального парткома КПК, а эти органы возглавляются членами Политбюро ЦК КПК — соответственно Сюй Ши-ю и Вэй Го-цином. В письме, направленном 1 февраля 1977 года в адрес ЦК КПК, говорится о том, что «продолжение прославления культурной революции» «совершенно неоправданно».

Однако пекинская верхушка как на всекитайских совещаниях в марте — мае 1977 года, так и на XI съезде КПК (август 1977 г.) с еще большей настойчивостью продолжает твердить о необходимости «приумножения завоеваний культурной революции».

О чем это говорит? Прежде всего о том, что нынешнее китайское руководство не только не готово к пересмотру маоистского антинародного курса, но, наоборот, всячески демонстрирует свою догматическую приверженность ему. На это у него есть большие личные резоны.

Мао Цзэ-дун и его адепты пытаются представить «культурную революцию» как «великое открытие», как некий «вклад» в развитие революционной теории.

«Культурная революция» — это политическая чистка, устранение нарастающей оппозиции антинародному курсу — неразрывно связана с тезисом маоизма о существовании антагонистических классов «буржуазии и пролетариата на протяжении всего периода вплоть до полной победы коммунизма». На этой ложной посылке и строится маоистская позиция «продолжения революции в условиях диктатуры пролетариата». «Культурная революция» — это, по Мао, самый эффективный метод ведения «классовой борьбы» и «продолжение революции». Поэтому не случайно на X съезде КПК (август 1973 г.) было оглашено следующее «указание» Мао Цзэдуна: «Полный беспорядок в Поднебесной ведет ко всеобщему порядку. Это повторяется через каждые семь-восемь лет. Всяческая нечисть сама вылезает наружу». На основании этого на съезде было объявлено, что кампании, подобные «культурной революции», будут повторяться еще «10 раз, 20 раз, 30 раз». С этим положением по сути солидаризировался и XI съезд КПК. Вот почему правильная оценка «первой» маоистской «культурной революции» имеет большое значение для борьбы с маоизмом и представляет интерес не только с точки зрения изучения истории развития Китая, но и для понимания политических процессов, развивающихся в Китае сегодня.

Книга «Тайфун» показывает реакционно-утопическую природу маоистской доктрины, доктрины глубоко антигуманистической, несмотря на беспрерывные разглагольствования Мао Цзэ-дуна и его последователей о «линии масс», «служении народу» и т. д.

«Культурная революция» — наглядное свидетельство того, как маоисты отравляют сознание масс ядом шовинизма, антисоветизма и культа личности Мао. Мао Цзэ-дун и его сторонники всегда исходили и исходят из принципа, что народ — «это чистый лист бумаги», на котором можно «писать красивые иероглифы и рисовать прекрасные картины». «Культурная революция» с ее бесчинствами — это и есть те «иероглифы», которые Мао решил написать в сознании сотен миллионов китайцев.

Одновременно судьба многих жертв и «героев» «культурной революции», о которых говорится в книге К. Босева, убедительно свидетельствует о бесперспективности, неизбежности банкротства маоизма, о том, что у этой шовинистической, разрушительной идеологии нет позитивной программы, а то, что выдается за оную, есть не что иное, как реакционная утопия. Отсюда своеобразный парадокс маоизма: те политические силы партии — группы и деятели, — которые так или иначе берут на вооружение маоистские принципы, «идеи Мао» и пытаются претворить их в жизнь, на собственной практике или убеждаются в полной несостоятельности маоизма и самим ходом политической борьбы превращаются в убежденных противников этой идеологии, или становятся рано или поздно жертвами собственного догматизма, если перед лицом очевидных фактов оказываются не в состоянии пересмотреть свои позиции и отказаться от маоизма.

Трагическая история многих видных деятелей КПК — Пэн Дэ-хуая, Лю Шао-ци, Чэнь Бо-да, Линь Бяо и, наконец, политическая смерть пресловутой «четверки» — наглядное тому свидетельство.

Тао Чжу — один из ярых в прошлом пропагандистов «идей Мао» — в ходе «культурной революции» пришел к следующему выводу: «Идеи председателя Мао о социализме — это социализм нищеты и агонии». Он назвал громогласные рассуждения об этих идеях «фонтаном… без воды». Другой, тоже бывший и по призванию, и по должности, пропагандист «идей Мао Цзэ-дуна» — Лу Дин-и, бывший кандидат в члены Политбюро ЦК КПК восьмого созыва, бывший заведующий отделом пропаганды ЦК КПК, ставший в 1966 году одной из первых жертв «культурной революции», говорил: «Идеи Мао Цзэ-дуна не являются тем деревом Будды, с которого можно слезть очищенным».

Однако уроки истории далеко не всем идут впрок. И сегодня в Пекине вновь и вновь продолжают твердить как раз те формулы и определения маоизма, которые уже многократно были опрокинуты практикой китайской революции, практикой строительства социализма в Китае. Их пагубность для КНР, для дела социализма продемонстрировали, в частности, катастрофический провал курса маоцзэдуновских «трех красных знамен» — «большого скачка», «народных коммун», «новой генеральной линии», а также «культурная революция».

Банкротство маоистских установок убедительно свидетельствует о правоте марксистской истины: есть только один научный пролетарский социализм, все концепции мелкобуржуазного военно-казарменного социализма не только реакционны, но и неосуществимы, а попытки претворить их в жизнь ведут к тяжелому кризису революционного движения, подрыву реальных социалистических завоеваний трудящихся и огромным, неоправданным жертвам в той стране, в той партии, где эти концепции берутся на вооружение.

М. Алтайский,

кандидат философских наук

«Тайфун» у тебя в руках, читатель.

Беспокойная профессия журналиста и дипломата забросила меня в далекую страну, в Китайскую Народную Республику. Я находился в ней в тот период, когда там свирепствовал «большой тайфун». Мои записки — о нем, о «большом тайфуне», названном «великой пролетарской культурной революцией». Я своими глазами видел и этот «тайфун» и опустошение после него.

Я не историк и пишу не исторический труд, хотя старался описывать события с исторической точностью. Знаю, что мои записки неполны. Я пишу лишь о событиях, происшедших в те годы, когда был там. И только о том, что видел. Мои «экскурсы» в историю лишь фон. И только для связи. Иногда в своих записках я использую «высказывания героев», документы и материалы прессы, но это, поверьте, не из любви к цитатам, а для большей объективности и убедительности. Ибо ничто так не убеждает, как подлинные письма и признания. Я стремился быть предельно точным и правдиво рассказать о том, что видел и пережил… Порой я не мог сдержать своих чувств, и это были не только чувства сострадания и гнева, но и боли. Боли за великую страну и великий народ, которые заслуживают иной судьбы и участи.

Красивый, незабываемый вид! Я сижу на берегу реки Жемчужной, у ее устья, где мутные от тины воды медленно вливаются в Южно-Китайское море. И там, где вечно встречаются и смешиваются грязные воды реки и черно-зеленые морские волны, рождается какое-то удивительное голубоватое сияние. Оно возникает и исчезает, утопая в море, чтобы через миг появиться вновь. Мы сидим на берегу со старым рыбаком, всю жизнь проплававшим матросом по морям и океанам, а сейчас выброшенным на этот пустынный берег. Это старый и немощный человек, прокопченный, прокаленный и почерневший от солнца и морских ветров.