Сигнал дан. Инструкции ясны.

И началось огромное и мутное, как река в половодье, движение, которое некоторые пекинские корреспонденты сравнят с «великим переселением народов» и в котором примут участие двадцать, а возможно, и значительно больше миллионов хунвэйбинов. Это движение будет названо «движением по обмену революционным опытом», в действительности же это будет расправа с «облеченными властью» партийными органами на местах. И хроника этих «битв», запечатленная в хунвэйбиновских газетах и дацзыбао для поколений, станет одной из самых черных страниц в новейшей истории Китая. Видимо, этот «обмен революционным опытом» принял такой широкий и даже «опасный» размах, что сам Чжоу Энь-лай вынужден был уже в начале «движения» заявить, выступая перед студентами Харбинского механического института: «Вы не можете подменять органы диктатуры», «каждого арестованного вы должны передать властям». А 10 сентября было издано распоряжение об ограничении «переселения» из провинций в Пекин. Кроме того, из дацзыбао стали известны отдельные «приказы» хунвэйбиновских отрядов, касающиеся порядка проведения «обысков в домах партийных и революционных деятелей и офицеров действительной службы», «конфискации имущества», введения «чрезвычайного положения».

В конце октября на рабочем совещании в ЦК Мао Цэз-дун заявил: «Вы не ожидали культурной революции. Но революция вспыхнула, и она является фактом. Начало переворота — это моя заслуга. Вопрос о существовании ошибочной линии в конце концов встал на повестку дня. Если эту ошибочную линию исправить, все будет хорошо».

«Ошибочная линия»… Уже ни у кого не было сомнения в том, кто является проводников этой «ошибочной линии». Еще в августе, на XI пленуме ЦК КПК, Лю Шао-ци был подвергнут острой критике, его заставили выступить с самокритикой. Позднее, в июле 1967 года, ему пришлось написать еще два самокритичных объяснения: одно — для «бойцов нового полка борцов «1 августа»» при Пекинском промышленно-строительном институте и второе — «для большой бригады революционных бунтарей из Чжунаньхая».

Самокритика самокритикой, а «приговор» ему уже подписан. Лю Шао-ци устранен с политической арены.

Здесь уместно сказать несколько слов и о Лю. Обвинения в его адрес не сходили со страниц китайской печати в течение всего периода моего пребывания в Китае. Его называли не иначе как «самое высокопоставленное лицо в партии, идущее по капиталистическому пути».

В беседах и дискуссиях на приемах и встречах дипломаты и корреспонденты часто характеризовали Лю Шао-ци как «неколоритную» личность, выросшую в тени Мао Цзэ-дуна. Но и «в тени Мао» Лю был достаточно известен и достаточно авторитетен, поскольку еще с 1932 года являлся членом Политбюро, а позднее — членом Постоянного комитета Политбюро; он был заместителем председателя Военного совета ЦК, секретарем ЦК, заместителем председателя ЦК, а с первого дня образования КНР — заместителем председателя, а затем председателем Китайской Народной Республики. После его отстранения три года подряд день за днем и печать, и радио, и телевидение вели сосредоточенный, беспрерывный огонь по нему… Огонь фронтальный и огонь с флангов.

Газета «Хунвэйбин» еще в самом начале «большого тайфуна» классифицировала его «преступления» в 12 пунктах, однако сосредоточенный артиллерийский огонь по нему был открыт немного позднее Ци Бэнь-юем, который опубликовал в «Хунци» статью «Патриотизм и национальное предательство», написанную в манере уличных дацзыбао. Она заканчивалась восемью «почему?». И эти восемь «почему» содержали не «восемь» и не «двенадцать», а «пятьдесят» обвинений. Именно в этой статье Лю Шао-ци впервые был назван «самым высокопоставленным лицом в партии, идущим по капиталистическому пути», и с тех пор это выражение на языке официальной печати станет нарицательным.

Сейчас, когда я снова перелистываю хунвэйбиновскую и официальную печать, «номенклатурный» список и «восьми», и «двенадцати», и «пятидесяти» «преступлений», массу дацзыбао, воззваний, листовок, карикатур, у меня волосы встают дыбом и я спрашиваю себя: может ли один человек в течение одной жизни совершить столько «преступлений», столько «грехов» — и земных, и небесных? Он — «главарь группы черных заговорщиков — Пэн Чжэня, Ло Жуй-цина, Лу Дин-и и других», «создатель реакционной буржуазной линии в партии», «стремился сломить революционную твердость хунвэйбинов». Он не только не изучал произведений Мао, но и выступал против этого, усиленно противопоставлял себя председателю Мао и его идеям; «отрицал существование классов при социализме и борьбы внутри партии», «ряд лет действует против председателя», «осмеливается недооценивать руководящую роль председателя в Компартии Китая и ставит себя на место председателя», «является представителем советского ревизионизма», «хвалил советских ревизионистов и призывал нас учиться у них», «хвалил XX съезд КПСС». «Лю — это бомба, находящаяся в непосредственной близости от председателя»…

Это лишь некоторые из «обвинений», выдвинутых хунвэйбиновской печатью. В официальной прессе они носят иной характер. Поднимаются отдельные проблемы политической, экономической, идеологической, культурной жизни, пишутся длинные статьи, дается «анализ», выискиваются «ошибки», отклонения от тезисов председателя. Итак, роли распределены: хунвэйбиновская печать бьет в лоб, а официальная — в затылок. Но обе стреляют в одну цель, их действия направляются из одного центра.

«Из одного центра»…

В своем блокноте я отметил:

«30.IV.68 г.

Сегодня получил первый номер гонконгского журнала «Фар истерн экономик ревью». Касаясь обвинений в адрес Лю, журнал, в частности, отмечает: «В пропаганде, ведущейся против Лю, чувствуется наличие центра, дающего направление всем материалам, даже тем, которые публикуются в хунвэйбиновской печати. В соответствии с указаниями этого центра поднимаются определенные вопросы и обсуждаются отдельные события, но лишь в определенной степени»».

Важнее другое: чем Лю вызвал «гнев богов»? Мне кажется, этот вопрос выяснен недостаточно. А для того, чтобы он стал совершенно ясен, остановлюсь на маленькой детали — книге Лю «О самовоспитании коммуниста». Она предана анафеме, и против нее ведется такой же «сосредоточенный огонь», как и против ее автора. Почему?

Упомянутая книга — это маленький сборник лекций, прочитанных Лю Шао-ци в Институте марксизма-ленинизма в Яньани в 1939 году. Она ничем не блещет, эта книга-сборник, к тому же изданная тридцать с лишним лет назад, весьма схематична, чтобы быть «эпической», довольно примитивна и содержит немало неточностей, чтобы быть столь «опасной» и чтобы ее квалифицировать как «ревизионистскую платформу».

Но у нее один «грех»: некоторые из содержащихся в ней мыслей противоречат мыслям «великого кормчего». И не только это.

Лю пишет:

«Таких людей в Коммунистической партии Китая было немало. Ничего не понимая в марксизме-ленинизме, а лишь жонглируя марксистско-ленинской терминологией, они провозглашали себя «китайским Марксом» или «китайским Лениным». Более того, они без всякого угрызения совести хотели, чтобы члены нашей партии уважали их, как уважают Маркса и Энгельса, поддерживали их как «вождей», питали к ним верность и любовь. Они назначали себя «вождями» еще до того, как их выдвинут, добравшись до ответственных постов, распоряжались в партии, как в патриархальной семье, пытались читать нотации нашей партии, осуждали в ней всех и все, допуская произвол, наносили удары по членам партии, наказывали их, как хотели».

Еще цитировать едва ли нужно. Я хотел бы лишь подчеркнуть: провозглашали себя «китайским Марксом», «китайским Лениным». Но и этого мало. Пройдут годы, и Линь Бяо заявит: «Председатель Мао стоит намного выше Маркса, Энгельса, Ленина. Пока нет такого человека, которого можно было бы сравнить с Мао».

Намеки, содержащиеся в книге, довольно прозрачны, чтобы не вызвать гнев богов. В хунвэйбиновской печати в те дни появляются сообщения, что «Лю глубоко разочарован и хотел покончить с собой», что разъяренные хунвэйбины дни и ночи толпятся у красных толстых стен Чжунаньхая, требуя выдать им Лю…