В церкви стоял ни с чем не сравнимый запах ладана и восковых свечей, что горели перед иконами. Не успел я осмотреться, как к нам подошёл священник в рясе.

– Здравствуйте! – Он говорил абсолютно спокойно и даже как-то умиротворяюще, обращаясь ко мне. – Пойдёмте со мной. Вас ждут.

– Вы это мне? – Сказать, что я был удивлён, это ничего не сказать. Я здесь впервые, более того, я только что вошёл. Гришка тоже стоял с открытым ртом. – Вы уверены?

– Так велел Старец, а он не ошибается.

Мы спустились по ступенькам куда-то вниз, в подвал. Григорий остался ждать меня наверху. Перед массивной деревянной дверью мой провожатый остановился и рукой показал мне, чтобы я вошёл.

За дверью была абсолютная темнота. Я бы даже сказал, осязаемая на ощупь вязкая тьма.

Голос, что раздался из этой тьмы, был каким-то… отеческим.

– Знаешь ли ты, что означает твоё имя, Илья?

– Знаю, – ответил я, пытаясь хоть что-то разглядеть. – Оно имеет иудейские корни и означает «Мой Бог – Яхве».

Почему-то я нисколько не был удивлён тому, что этот самый Старец знает моё имя.

– Верно. Но есть и другое его значение – «крепость Господня». У нас же в православии твоё имя известно как имя Ильи-пророка, что на огненной колеснице по небу летит. Так же, как и ты. Не удивляйся, – невидимый Старец буквально угадал мои мысли, – мне многое ведомо. Я хоть и слеп, но вижу больше других людей. Вот и с тобой было мне видение, что должен ты сегодня в храм войти.

На тебе благословение Господа. Не каждому дано умереть и возродиться в другом теле. Не бойся, тайна эта ведома только тебе и мне и более никому. И так и впредь будет.

Вижу, терзает что-то душу твою, покоя не даёт, хоть ты это порой и не осознаёшь. Всё оттого, что появился ты в этом мире не просто так. Миссия на тебя возложена. Должен ты спасти души невинные, что страдают здесь, рядом. Слуги Сатаны устроили преддверье ада и терзают их, пьют кровь детей христианских. Спаси тех, кого сможешь, и обретёшь покой на душе. Подойди ко мне, воин.

Чиркнула спичка, и тьму подземелья разметало по углам. От колыхающегося огонька зажглась свеча, за ней ещё одна и стало вполне возможно различать обстановку и сидящего за почерневшим от старости столом седовласого Старца.

Я сделал три шага к нему. Старец довольно легко встал и поднял руку для крестного знамения. Я склонил голову.

– Благословляю тебя, воин Илья, на подвиг ратный. Во имя Отца, и Сына, и Святаго духа! Аминь! А теперь ступай и ничего не бойся. Господь поможет тебе!

Стоило лишь выйти из церкви, как Гришка пристал с расспросами:

– А что, правда Старец там был? А какой он? А правда, что он всё-всё о человеке сказать может?

– А ты сам-то что слышал про этого Старца? – спросил я.

– Да много чего, только не верю я в это. А вообще, старики говорили, что всегда в лихую годину откуда-то приходит этот самый Старец и людям помогает. Только мало кто его видел вживую. А что он сам кого-то к себе зовёт, так я об этом и вовсе не слышал. Никто не знает, сколько ему лет, но старики сказывают, что даже когда они сами ребятёнками были, Старец уже тогда таким был. Это, конечно, церковные сказки и поповская пропаганда, но уж больно дюже интересно на него посмотреть и обо всём разузнать.

А я шёл и думал. Куда подевались настоящие священники в том, моём будущем? Как я уже говорил, к религии я всегда относился нейтрально, но вот когда священнослужители, если их можно так называть, начали освящать казино, виллы, джипы и яхты новых русских, когда они полезли в школы и даже в детские сады – вот тогда шкала моего к ним отношения резко поползла вниз. Однажды случайно услышал разговор одного «братка» с другим. Он хвастался, что «забашлял» в церкви, и ему все грехи отпустили, и он теперь чист, аки младенец, и может опять начинать грешить, а потом ещё «забашляет», и всё будет «чики-пуки».

Почему на Руси-матушке обязательно должно наступить какое-нибудь лихолетье, чтобы появились вот такие вот Старцы, не дающие людям окончательно оскотиниться и погрязнуть во Тьме?

Прошли мы с Григорием проулками-переулками да огородами и к месту расположения «Дружины». Серьёзно у них здесь всё. Высокий забор с колючей проволокой, вышки с пулемётами по углам, крепкие ворота с огневой точкой, сложенной из мешков с землёй, перед ними.

Домой вернулись уже под вечер. Рита с хозяйкой, которую, как я узнал от Гришки, звали баба Нина, о чём-то тихонько разговаривали, сидя за столом. Увидев меня, баба Нина что-то тихонько пробормотала себе под нос и, перекрестившись на висевшие в углу иконы, полезла к себе на печку.

А через два дня, которые мы просидели, не высовываясь на улицу, во избежание, так сказать, поздно вечером пришли гости. В дверь чуть слышно постучали, и почти сразу в хату вошёл здоровенный детина.

– Доброго вечору, хозяева! – поздоровался он и произнёс пароль, который мне сообщили в Жлобине: – Не дадите ли водицы испить? Только мне бы колодезной.

– И тебе не хворать, добрый человек! Пей на здоровье. Только в колодце водица с тиной, – назвал я отзыв.

Детина ощерился, что, по его мнению, видимо, должно было означать радушную улыбку.

– Ну и добрэ! Заходьте! – обернулся он наружу.

Тотчас в хату вошёл мужчина средних лет с шикарными будёновскими усами. Он выпрямился, и стало видно, что и ростом Боженька его не обидел.

– Здравствуйте, товарищ Копьёв! Я командир отряда Сидарчук!

Я вытаращил глаза от удивления. Гость это заметил.

– Вас узнал фотограф. Мы несколько раз получали газеты с Большой земли, и там была ваша фотография. Газеты мы передавали фотографу, чтобы расклеили по городу, а у него профессиональная память на лица. Поэтому к вам на встречу пришёл я, а не связной. Кроме того, переданная вами информация о госпитале подтвердилась.

– Каким образом?

– Две девочки смогли сбежать оттуда. Они перед осмотром врачей натёрли всё тело крапивой, и их поместили в отдельный карантинный блок. А там охрана была слабая, и им ночью удалось убежать. В лесу их встретил наш дозор. Они рассказали, что их перед осмотром проводили мимо комнат, в которых на столах лежали дети, а на полу стояли тазы с внутренними органами. Ещё они видели, как выносили трупы умерших детей. Много трупов. Мы этих девочек чуть в чувство смогли привести, и всё равно они ночами с криком просыпаются.

– Ясно! Значит, вы должны понимать важность предстоящей операции. Важность и опасность. Сколько у вас бойцов и есть ли связь с Большой землёй?

– Вы, товарищ майор, опасностью нас не пугайте. У нас каждый готов, если потребуется, жизнь отдать за Победу. В отряде шестьдесят семь бойцов. Связи нет. Теперь нет, – вздохнул гость. – Три недели назад после сеанса связи нарвались на немцев. Радистку убило, а рацию осколком мины посекло.

– Хреново! Очень хреново! А что соседние отряды? С ними связь есть?

– С другими отрядами связь через тайники, но это займёт много времени.

Мне очень хотелось выматериться, но я сдержался. Штурмовать гарнизон численностью под тысячу сотней бойцов – это чистой воды авантюра. Да и то сотня наберётся, если за старшиной пойдут те самые тридцать человек. А если не пойдут? Тогда и мы все здесь ляжем, и детей не спасём. А ведь немцы запросто могут остановить на станции какой-нибудь состав с перебрасываемой на фронт живой силой, и тогда к нам гарантированно придёт северный полярный лис песец.

С Силантием Михайловичем Сидарчуком, командиром отряда, договорились, что будем поддерживать связь и встретимся ещё раз уже перед самой операцией, чтобы всё уточнить и согласовать. На том и распрощались. Он пообещал всё же отправить связников к тайникам и сообщить в другие отряды о необходимости срочно встретиться.

В субботу, ближе к условленному со старшиной времени, отправились к рыночной площади – Рита, переодевшись в деревенскую одежду, в сопровождении Григория, и я, чуть пораньше, в форме немецкого майора.

Привлечь к себе внимание я не боялся. Наша авиация буквально вчера разбомбила жлобинский железнодорожный узел, и здесь, на самой станции Красный Берег и на подъездных путях скопилось несколько эшелонов с личным составом, техникой и различными грузами. На улицах немцев стало ещё больше, причём незнакомых друг с другом. Так что быть узнанным, вернее, не узнанным, я не боялся. Для полноты картины перед выходом прополоскал рот вонючей самогонкой и немного плеснул себе за воротник кителя, чтобы пахло сильнее.