– Это мой муж, лётчик Илья Копьёв, – тихо произнесла Светлана.
Баба Шура, не отрывая взгляда от фотографий, боком вышла в дверь. Было слышно, как она почти галопом помчалась куда-то.
В следующие несколько дней к ним домой, казалось, наведалась половина города. Сарафанное радио моментально разнесло, что здесь, рядом, живёт семья того самого лётчика-аса, трижды Героя Советского Союза, который уничтожил сто пятьдесят фашистских стервятников.
Люди приходили, чтобы увидеть те самые фотографии, приносили гостинцы. Один старичок принёс полную банку мёда и долго благодарил за что-то Свету. Даже директор завода и первый секретарь горкома партии приезжали. Предлагали Светлане переехать в большую квартиру, но она отказалась. Ей было неудобно от всего этого: словно она причастна к тем подвигам, что совершил её муж. Так и остались они в этой комнатке.
И вот сегодня что-то тревожно сдавило сердце. Она ещё раз погладила пальцами лицо Ильи на фото и решительно вернула рамку обратно на стену.
– Он жив! – сказала она вслух самой себе, и та тяжесть, что давила на неё, вдруг исчезла. – Он жив! – произнесла она, уже окончательно успокоившись.
Глава 20
За линией фронта
Наверное, загонная охота – это увлекательное мероприятие. Особенно если не вы в роли дичи. Мне вот не повезло, и пришлось играть эту самую роль. И немцы были близки к тому, чтобы я стал их трофеем. Уж не знаю, кого или что умыкнули у них партизаны, но злость интуристы решили выместить на мне. Сыграло роль в их заочной нелюбви к моей персоне и то, что я пилотировал самолёт с так ненавистной им расцветкой. А может, и бортовой номер со звёздами заметили.
В общем, обложили они меня плотно и грамотно, при этом наглухо перекрыв возможность переплыть Днепр. Появившийся бронекатер с нацистским флагом на корме явно намекал о нежелательности такого заплыва.
Самым паршивым являлось то, что на этом берегу было редколесье, так что особо не спрячешься. Зато местность подболоченная, а значит, немцам придётся прочёсывать её в поисках меня пешочком: техника здесь не пройдёт.
Отдалившись от берега примерно на полкилометра, решил произвести ревизию своих запасов. В планшетке у меня была карта, основательно размокшая без возможности высохнуть, и компас. В разгрузке – пистолет ТТ с двумя запасными магазинами, две гранаты Ф-1, перевязочный пакет, две упаковки с «рационом Д», нож НР-40 и бензиновая зажигалка в герметичном футляре. В общем, всё по нашему стандарту.
Нацепил компас на руку вместо разбитых часов, сверился с картой и ползком между кочек, уподобившись ужу, двинул на запад. Через полчаса таких упражнений пришлось экстренно зарываться в болотную жижу: немцы были буквально в десятке метров от меня, за редким кустарником. Судя по разговорам, лезть в самое болото они не собирались и ждали, когда пригонят местных полицаев. И вообще, русского лётчика живым никто не видел и, скорее всего, он утонул вместе со своим самолётом.
Хорошо хоть собак у них не было. Аккуратно, буквально по сантиметру, стараясь, чтобы не было ни малейшего всплеска, я отполз назад. Тэк-с, сменим направление. Судя по карте, севернее проходит железная дорога и находится мост через Днепр. Туда мне точно не надо, так как злых бундесов там как блох на бобике. Значит, мне дорога южнее. Надеюсь, все парни долетели до дома благополучно.
Остаток дня и всю ночь я проторчал в этом долбаном болоте. Пригнанные полицаи без особого энтузиазма, обходя совсем уж топкие места, прочесали местность. Пару раз мне пришлось нырять в болотину с головой, укрываясь от них. Надежда на то, что ночью они угомоняться, не оправдалась. Выставив посты из всё тех же полицаев, основная масса немцев укатила, а оставшиеся то и дело пускали в небо осветительные ракеты и изредка постреливали наугад. Зато я смог найти более-менее сухой участок и, сняв форму, выжать её насколько это было возможно. Продрог просто до костей.
Едва забрезжил рассвет, как над болотом начал подниматься густой туман, через час уже в паре метров нельзя было ничего разглядеть. Вот он, мой шанс. Уже почти не таясь, лишь пригнувшись, я двинулся в западном направлении, сверяясь по компасу. Того, что меня услышат, я не боялся: туман очень хорошо скрадывает звуки, но всё же старался лишний раз не шуметь.
Через полтора часа, когда туман начал рассеиваться, я совершенно неожиданно вышел на дорогу. На хорошую такую наезженную грунтовку, к счастью, в этот ранний час совершенно пустую. Хотя… Тарахтение мотоциклетного мотора было хоть и слабо, но слышно. Туман уже начал подниматься, и видимость была метров пятьдесят.
Я едва успел залечь с пистолетом на изготовку в неглубокой придорожной канавке, как из тумана показались два мотоциклиста с характерными, узнаваемыми металлическими горжетками на груди. Блин, вот что за невезуха. В фильмах, что я когда-то смотрел, немцы разъезжали на мотоциклах с колясками, с непременным пулемётом в них, а мне повстречались два бундес-байкера на одиночках. Ну да дарёному коню в зубы не смотрят. Какой-никакой, а транспорт. Всё же лучше ехать на колёсах, чем топать ножками.
Убеждаюсь, что следом за мотоциклистами никого нет, и, резко вскочив на колено, стреляю двойками вначале в одного, затем в другого фрица. Первый резко вильнул в сторону и, проломив редкий кустарник, проехал ещё несколько метров, прежде чем упасть. Второй свалился прямо посредине дороги.
Бросаюсь к тому, что лёг в кустах. Готов. Даже контроль не требуется. Аккуратная дырочка чуть выше переносицы ясно говорит о том, что клиент уже в стране вечной охоты. Надеюсь, в качестве дичи. А вот второй оказался живым, хоть это и ненадолго. Быстро освободил его от ремня с кобурой и подсумками, закинул бывший при нём карабин за спину и за руки потащил фрица в низинку, в которой уже находился его более везучий напарник. Уложил немца чуть в стороне и бегом вернулся на дорогу за мотоциклом. Потом, насколько смог, замёл все следы отломанными ветками.
Раненый немец начал приходить в себя и первое, что он попытался сделать, это подползти к своему убитому камраду с целью завладеть оружием. Хотя подползти у него явно не получалось: сложно это сделать с переломанными ногами и дыркой от пули в груди.
Увидев меня, немец замер. Я с самой доброжелательной улыбкой, на какую только был способен, вытащил нож из ножен и сделал шаг в его сторону. Почему-то наш гость из не очень-то солнечной Германии моё дружелюбие не оценил. И без того бледное его лицо побелело ещё больше, а в глазах застыл животный ужас. Ну ещё бы. Он сейчас видит перед собой злобного русского, изгвазданного болотной тиной по самую макушку, радостно улыбающегося в предвкушении разделки ножом тушки ещё живого германского цивилизатора, несущего варварам на востоке свет европейских ценностей.
– Найн, найн, – чуть слышно просипел фриц. Было заметно, что у него от страха отказывают голосовые связки. – Bitte! Tote nicht! Ich flehe dich an![97]
– У меня для тебя плохие новости, камрад.
Немец от удивления даже замер. Ну да, мне не раз говорили, что на немецком я говорю так, словно всю жизнь прожил в Берлине.
– Сегодня ты умрёшь. Но у тебя есть выбор, как умереть. Если ты отвечаешь на все мои вопросы, то я тебя зарежу не больно: чик – и ты уже на небесах. Но если ты решишь изображать из себя героя рейха, то я порежу тебя на ремни, а потом разрежу твой живот, и ты будешь долго и мучительно умирать, глядя на свои вывалившиеся кишки.
Стараясь не глядеть на только что зарезанного мной фрица, я подсчитывал трофеи. Не то чтобы мне было как-то не по себе. Нет, ничего такого я не испытывал. Просто неприятно было смотреть на его перерезанную шею и залитое кровью тело – чисто эстетически. Вот удивительное дело. Было такое, что довелось мне пару-тройку раз кур резать, так сердце кровью обливалось от жалости. Я потом есть не мог лапшу, сваренную из них. А тут перерезал человеку ножом горло, и хоть бы что-то в душе шелохнулось. Хотя человеку ли? Впрочем, он свой выбор сделал сам.