Следующий месяц мы с Ритой занимались отстрелом окрестных немцев и полицаев. Уходили в рейд на пару дней, в течение которых устраивали охоту на полицаев, солдат и офицеров противника. Заодно пополняли запасы продовольствия.

В одном из рейдов мы расстреляли одиночную легковушку, в которой обнаружился очень интересный и полезный трофей. Если честно, то вначале я даже подумал, что это СВТ-40, но лишь на мгновение. Винтовка, найденная в машине, была одновременно и похожа, и непохожа на нашу «светку». Покрутив сей девайс в руках, обнаружил выбитое клеймо – G.43(W)[110]. К винтовке прилагались оптический прицел и четыре магазина на десять патронов каждый. Ну и сами патроны тоже имели место быть.

Владелец винтовки, теперь уже бывший и скоропостижно скончавшийся, оказался, судя по документам, инструктором Кёнигсбергской школы снайперов. Вот уж подарок так подарок.

Опробовать трофей удалось уже через несколько дней, и очень даже удачно. Мы сумели устроить самое настоящее крушение эшелона со снарядами. Ну и заодно (так уж получилось) разнесли в щепки ближайшую железнодорожную станцию со стоящими там составом с топливом, эшелоном с танками и ещё одним с живой силой. И на это нам потребовалось лишь несколько патронов. Я, откровенно говоря, слегка офигел, когда узнал о масштабах сотворённого нами.

В тот раз мы решили прогуляться до железной дороги. Взрывать нам её, понятное дело, было нечем, но пакость какую-нибудь сделать хотелось. Близко подойти тоже не получилось: по насыпи ходил патруль. Нет, перестрелять их было недолго, но не факт, что тут же не поднимется тревога, и тогда нам придётся уходить несолоно хлебавши. Так что решили подождать. И, как оказалось, не зря.

Примерно через двадцать минут после патруля проехала дрезина, а ещё через пятнадцать минут послышался шум идущего поезда. Полотно здесь шло под небольшим уклоном в сторону расположенной в пяти километрах станции, и поезда довольно прилично разгонялись.

Вскоре показался паровоз, весело тянущий за собой состав. В передней его части была оборудована площадка, на которой стояли, зорко вглядываясь вперёд, два немецких солдата в мотоциклетных очках. Машинист, высунув голову из окна, тоже что-то рассматривал впереди. Вот он обернулся в будку и что-то сказал. Почти сразу открылась дверь, и из неё выглянул ещё один, по-видимому, помощник машиниста, и тоже стал рассматривать то, на что ему указывал его товарищ.

Такой шанс я упускать не стал. Два выстрела – и вот один из машинистов исчез из окна, а тот, что стоял в дверях, безжизненно повис на ступеньках, зацепившись за что-то. Вот где пригодилось умение стрелять по движущимся мишеням. Рядом раздался выстрел, потом ещё и ещё один – это Рита подключилась к веселью. Надо сказать, мы с ней стали довольно хорошей снайперской парой.

Впередистоящих немцев словно сдуло. Я в это время перевёл прицел на тендер, в котором периодически мелькала голова кочегара. Он заметил, что с его коллегами что-то не так, и, вместо того чтобы спрятаться за стальным бортом, на мгновение высунулся. Где-то я слышал фразу, что любопытство не порок, но погубить может. Вот это и произошло с данным товарищем. Он, что называется, раскинул мозгами в прямом и переносном смысле.

Эшелон, громыхая, пронёсся дальше. Дождавшись, когда последний вагон проедет мимо, мы начали неспешно собираться и уже отошли на некоторое расстояние, когда со стороны станции сильно громыхнуло, да так, что аж земля вздрогнула под ногами, и в небо поднялся большой столб жирного чёрного дыма. Молча переглянувшись, мы лишь прибавил шаг.

А вот немцы обиделись, и обиделись всерьёз. Всю следующую неделю мы сидели в схроне, лишь изредка со всеми предосторожностями выбираясь наверх. Все окрестные леса прочёсывались частым гребнем. Казалось, что фрицы с полицаями заглянули под каждый куст, проверили каждую кочку и ямку. Наш район это не затронуло, но бережёного, как говорится, Бог бережёт. Тем более что над головой периодически кружил самолёт-разведчик.

Через неделю всё успокоилось. Я решил сделать вылазку поближе к станции и разузнать, чего это мы там такого начудили. Мы шли по лесу параллельно заброшенной лесной дороге, когда впереди послышались голоса. Говорили на русском языке.

– Да мы уже час топаем по лесу, и всё без толку, – возмущался один, при этом довольно громко. – Знаешь, что с нами сделают, если обнаружат, что нас нет ни на посту, ни в патруле?

– Не обнаружат. Там Васька, если что, подтвердит, что мы где-то на маршруте. И старшина тоже что-нибудь придумает. А мы скажем, что заметили подозрительное движение в лесу и пошли проверить.

– Так тебе и поверят. Ещё и Ваське достанется.

– Ну, Серёг, давай ещё десять минут пройдём дальше и обратно повернём. Может, хоть в этот раз встретим кого.

– Да нет здесь твоих партизан. Здесь всё прочесали, так что если кто и был, так ушёл куда от греха подальше.

Я подал Рите знак рукой. Мы разошлись в разные стороны, чтобы взять тропу под прицел, и затаились. Из-за кустов вышли двое с винтовками, в чёрной немецкой форме[111], один в один напоминающей известную мне по фильмам форму войск СС. Шли они не таясь.

– И вообще, ты хоть подумал о том, что эти самые партизаны тебя первым делом расстреляют, да и меня с тобой заодно, – продолжал тот, которого звали Серёгой.

– А мне плевать! – резко остановившись, почти прокричал в лицо собеседнику второй. – Только пусть вначале выслушают, а потом делают со мной что хотят! Я лучше от своих пулю в лоб получу, чем так дальше жить! Ты же видел, что эти звери творят! Там, в деревне! Не знаю, как ты, а я уже не могу больше сдерживаться! Я как глаза закрою, так всё это как наяву вижу! Я же не сегодня-завтра могу просто не выдержать. И плевать мне и на старшину, и на всё остальное! Я же их убивать хочу! Всех до единого!

– Ты это брось! Старшина велел искать партизан и установить с ними связь. И без самодеятельности.

– А на хрена вы сдались партизанам, такие красивые? – проговорил я, прячась за густой листвой кустарника и оставаясь для них невидимым.

От моего голоса они оба аж подпрыгнули и заозирались по сторонам. Один из этих двоих скинул винтовку с плеча и перехватил поудобнее.

– Кто здесь?

Его товарищ усиленно крутил головой и чуть не подпрыгивал от возбуждения.

– Товарищи, не стреляйте! Мы свои! Нам до партизан надо!

– Вы винтовочки-то на землю положите и пять шагов назад. И без глупостей.

Я для убедительности передёрнул затвор, чтобы он погромче клацнул.

Оба любителя лесных прогулок послушно сложили оружие и попятились назад. Я вышел из-за кустов, невольно заставив их вздрогнуть. Ну да, стараниями Риты мы были в чистой, добротной немецкой форме.

– Так я повторюсь: на хрена вы нужны партизанам? Какой от вас прок, кроме расхода патронов на ваш расстрел?

– А вы кто? – чуть слышно спросил тот, которого звали Серёга.

– Дед Пихто! – усмехнулся я. – И бабка у меня тоже Пихто. И внучка Пихто. Пихты мы. Фамилиё у нас такое.

– А мы это, – захлёбываясь, начал тот, что был для меня пока что безымянным, – мы из «Русской дружины». То есть мы раньше были в Красной армии, потом попали в плен, а потом сюда. Нам к партизанам надо. У нас сведения есть.

Он, забывшись, сделал пару шагов вперёд и резко остановился, увидев направленный прямо ему в лоб ствол снайперской винтовки. Намёк он понял и попятился обратно на своё место.

– То есть вы воевали против немцев, потом попали в плен и пошли служить тем же немцам? – хищно прищурился я. – Я ничего не перепутал?

Тот, что Серёга, начал тихонько, по миллиметру, смещаться за спину своего спутника.

– Даже не пытайся! – как из-под земли выросла у них за спиной Рита с автоматом. – И не оборачивайся!