– Вось, таварыш камандзір, злавілі подлюгу! У хляве ў Міронаўны хаваўся, Ірад! Гэта Міцька высялкоўскі. Гэта ён немцам цётку Ганну выдаў, што яна Рытку ў сябе хавае[100].

Рита подошла вплотную к полицаю.

– Ну, что, Митенька, выслужиться перед своими хозяевами хотел? Ну и где они теперь, эти твои хозяева? Или ты мне всё мстишь за то, что когда-то по морде тебе дала? Так я могу и повторить. – Она повернулась ко мне. – Мы учились вместе в школе, а в сорок первом он меня на станции в форме видел.

– Я так понимаю, это для тебя приготовили? – показал я на свободную петлю на виселице. – Вот и давайте его туда. Получит то, что заслужил. Именем Союза Советских Социалистических Республик!

Полицай нервно заозирался по сторонам и начал упираться ногами, когда толпа потащила его к виселице.

– Людзі добрыя, прабачце! Не забівайце! Хрыстом Богам вас прашу! Таварыш камандзір, пашкадуйце! Я ўсё што ведаю пра немцаў раскажу![101] – завопил он, проглатывая слёзы и сопли. На штанах спереди у него расплылось мокрое пятно.

Вот только никто на его вопли, сопли и обоссанные штаны не обратил внимания. Его поставили на скамью и, споро накинув петлю на шею, вопросительно уставились на меня. Рита было дёрнулась, но я удержал её за руку. Вот не знаю почему, но не хотел я, чтобы она выступала в роли палача. Поэтому сам подошёл к стоящему с петлёй на шее и рыдающему полицаю и выбил у него из-под ног скамейку со словами:

– Отправляйся в ад, мразь, тебя там черти заждались!

– Таварыш камандзір! А нам тое што цяпер рабіць?[102] – обратился ко мне тот самый дед.

– Люди! Слушайте меня! – громко прокричал я. – Немцы скоро вернутся, поэтому собирайте всё самое необходимое и уходите! В лес, к родственникам – куда угодно! Те, кто к утру останутся здесь, умрут лютой смертью! Немцы убьют вас, ваших детей и сожгут ваши дома![103] Поэтому не медлите ни минуты!

– Людзі! Слухайце гэтага чалавека! – звонким голосом на белорусском прокричала Рита. – Я ведаю яго! Ён кажа праўду! Трэба крыху пачакаць! Хутка тут будуць нашы![104]

– Эх! Калі толькі яны тут будуць?[105] – чуть слышно вздохнул дед.

– Два-три месяца нужно потерпеть, не больше.

Я смотрел прямо ему в глаза. Не знаю, что он там увидел, но лишь одобрительно кивнул и стал покрикивать на баб, разгоняя их по домам собирать пожитки.

– Не пойдут они в лес, – произнесла Рита, глядя вслед уходящему деду. – Тут у каждого в соседних деревнях родня, так что к ним подадутся.

Оставив Риту заниматься сбором трофеев, я вернулся к оставленному мной мотоциклу. Сам по себе он мне уже был не нужен: я решил приватизировать мотоцикл с коляской, тем более что теперь я буду не один. Рита решила идти со мной.

Где партизаны, она точно не знала, но зато ей был известен один схрон. Такие несколько лет назад были тайно подготовлены для диверсионных групп и партизанских отрядов на случай войны. В схроны завозили оружие, боеприпасы, продовольствие и медикаменты. А перед самой войной кто-то решил, что всё это не нужно, и мероприятия свернули, оружие и всё прочее вывезли, а часть схронов просто уничтожили. Но не все. По словам Риты, им перед заброской в немецкий тыл на карте показали местоположение нескольких таких, на случай если будет нужда отсидеться. От нас это место было километрах в сорока по прямой. По дороге все семьдесят-восемьдесят получатся.

Когда я подъехал, несколько мужиков уже сняли тела повешенных односельчан и даже привезли откуда-то три гроба, в которые их и уложили. Рита стояла с мокрыми глазами, глядя на своих родственников. Если честно, то я поначалу несколько удивился её безразличному отношению к их гибели. Думал, она вообще не испытывает эмоций, но это оказалась лишь маска, чему я был даже рад.

– Товарищ майор, я провожу? – кивнула она на гробы. – Оружие и боеприпасы я собрала, с провизией обещали помочь.

– Конечно проводи. Всё должно быть по-людски. А я пока посмотрю, чем мы богаты.

– Товарищ командир, а с этим что делать? – показал один из мужиков на висевшего полицая. – Может, тоже похоронить?

– Пусть висит. – Я едва сдержался, чтобы не плюнуть. – Такой погани вообще не место в нашей земле.

Пока Рита занималась похоронами, я провёл ревизию собранного оружия. Так, пулемёт однозначно берём. Также берём по автомату и по карабину, плюс пистолет у каждого. Остальное оружие и по десятку патронов на ствол надо отдать местным. Им же отдам оба затрофеенных у полицаев автомата ППШ. Только отсыплю себе немного патронов для ТТ. А деревенским всё в хозяйстве сгодится, в том числе и автоматы.

Тем временем вернулась Рита с красными глазами, видно было, что только что плакала. Старательно отворачиваясь в сторону, она быстро осмотрела убитых немцев и, что-то мысленно прикинув, начала сноровисто раздевать одного из них. Сняла сапоги и, прикинув их к своей ноге, отбросила в сторону. Большие. Подходящий размер, впрочем, нашёлся быстро, и она скрылась в ближайшем сарае. Спустя несколько минут оттуда вышел бравый немецкий зольдат, одетый по всей форме, с автоматом на груди. Я аж в первое мгновение чуть не выстрелил, настолько это было неожиданно.

Рита, заметив это, рассмеялась.

– Я такая страшная, товарищ майор?

– Предупреждать надо, – буркнул я, перевешивая на мотоцикл с коляской пристяжные брезентовые сумки.

– Вам бы тоже переодеться. Я тут присмотрела форму. И не сильно запачкалась, и размер ваш.

Через час мы наконец-то тронулись в путь. Рита с большим трудом втиснулась в коляску, благо была девушкой, можно сказать, миниатюрной. Загрузились мы капитально: и в коляске, и в багажнике, а также в пристяжных сумках были патроны, хлеб, крупы, солёное и копчёное сало. Сзади на запасное колесо я привязал две чудом уцелевшие канистры с бензином. Кроме того, Рита загрузила котелок, чайник, ложки, кружки, металлические тарелки. Сейчас-то ладно, мы на колёсах. А вот как мы всё это попрём потом на себе, когда придётся бросить мотоцикл, это большой вопрос. Ну да до этого ещё дожить надо.

Уже отъезжая от деревни, я увидел, что некоторые местные, послушавшись меня, тоже двинулись в сторону соседней деревни, обвешавшись поклажей. Более чем уверен, что многие останутся, понадеявшись на авось. Но как бы их ни было жаль, я не могу гнать их из домов пинками. Они сами выбрали свою судьбу.

До схрона мы добирались почти трое суток. Я обнаглел настолько, что втискивался в колонны, обгонял, подрезал – в общем, беспределил на дороге, пользуясь мигалками, в смысле заветной фельджандармской горжеткой.

Было видно, что Рита, едущая в коляске за пулемётом, едва сдерживается, чтобы не полоснуть очередью на расплав ствола по ненавистным солдатам в мундирах цвета фельдграу. М-да, девушку в ней сейчас не узнал бы даже обладающий самым развитым воображением. Каска, надвинутая на самые глаза, пропылённая форма, лицо, также покрытое толстым слоем пыли. Она ещё и чехол натянула по самую шею, скрывая от посторонних глаз, так скажем, некоторые, пусть и не сильно, но всё же заметные подробности анатомии.

Под вечер первого дня мы нашли удобный съезд с дороги и, дождавшись, когда не будет машин, свернули на него. Заночевали прямо под открытым небом в перелеске, наскоро перекусив хлебом с колбасой и запив это водой из ручья.

К вечеру следующего дня наконец-то добрались до лесного массива, где должен был находиться схрон. Удалось улучить момент и сориентироваться по карте. Получалось, что дальше наш путь лежал через лес. К счастью, удалось обнаружить едва заметную, заросшую порослью даже не дорогу, а широкую петляющую тропу. Отъехали по ней от дороги метров тридцать и вернулись, чтобы поднять примятые траву и кустарник.