— Мне скучно, — прервала его размышления Тоня.

Ужин ещё не подали, поэтому девушка действительно скучала, поглядывая в окно.

— Что делать, Фауст? Таков вам положен предел, его ж никто не преступает. Вся тварь разумная скучает: иной от лени, тот от дел; кто верит, кто утратил веру; тот насладиться не успел, тот насладился через меру, и всяк зевает да живёт — и всех вас гроб, зевая, ждёт. Зевай и ты, — моментально отреагировал Роберт.

Что его заставило вспомнить знаменитую «Сцену из Фауста», Замойский не знал. Возможно, музыкой, то бишь обстановкой навеяло.

— Ха. Ха, — таким же скучным голосом, произнесла Тоня. — Пушкин. Ты бы ещё прочёл: зима, крестьянин, торжествуя и так далее. Даже Влад оригинальнее. Он девушек охмуряет, читая им, Есенина. Причём, паскудник, выдаёт за свои. И ладно бы, только местные в это верили. А то ведь и Светка с Леркой уши развешивают.

— А мне стихи понравились, — внезапно раздался над их ушами чей-то женский голос, говоривший с явным западносклавинским шипящим акцентом.

На один из свободных стульев, стоявших за их столом, приземлилась обладательница этого голоса — такая же рыжая, как и Тоня, зеленоглазая, с острым носиком и бледным, веснушчатым лицом. Что же до фигуры, то тут Антонине оставалось только позеленеть от злости, ибо на фоне статной красавицы с высокой грудью, и гибким станом она просто потерялась.

— Вы не против? — также пришёптывая, спросила девушка.

Тоня только и хотела сказать, что сначала надо спрашивать, а лишь потом задницу пристраивать. Но было поздно. Роберт уже рассыпался в комплиментах, говоря, что она ничуть их не потеснит, и даже дёрнулся заказать и ей ужин, но девушка остановила порыв, сообщив, что тоже ждёт, когда подадут её блюдо, и скучает.

— Элигия Целеская, можно просто Эля, — представилась она. — Странствующий маг.

Странствующие маги, они же барды, были достаточно редкой специализацией в магической науке. Основные их навыки соответствовали магам-теоретикам, кроме телекинетики, чем они и пользовались, не сидя на одном месте, в отличие от коллег. Скитались по миру, собирали крупицы знания, то здесь, то там. Говорят, что они изобретали новые заклинания, но редко. Странная это была специализация, и как уже было сказано, очень редкой. К примеру, из Киммерийского университета, за все годы его существования, вышло всего четыре мага такой профессии. По одному в столетие.

Но ещё более удивительным было встретить барда вот так запросто, в ресторане гостиницы приморского города. Пусть и древнего, с насыщенной магической историей, да и доктор Фортунус, опять же… Но барды предпочитали пирамиды Тамерии, или аналогичные строения в Терранове. Опять же Лебанонская пустыня таила в своих песках немало загадок.

— Отцам-инквизиторам будешь рассказывать, что ты бард, — лениво ей сообщила Тоня, которой девушка не понравилась сразу, а ещё выбесило то, как Роберт перед ней стелиться. — А я вижу, что ты чернокнижница, как и я.

— Тише, — зашипела на неё Элигия, причём с её акцентом получилось, что вроде «тиш-ш-ш-ш-ш-ше». — С ума сошла орать во весь голос, о нашей специализации? Сейчас не времена доктора Фортунуса, в тюрьму никто не потащит, но из города выставят, мяу сказать не успеешь. Не любят нас мещане.

— Почему? — удивился Роберт, кстати, он так и не понял, как Антонина определила коллегу.

— А характер у нас поганенький, — с улыбкой сообщила Целеская. — И скрытные мы. Вот как я, например. Нет бы, подойти к вам, и честно сказать, так и так, я маг… известной вам специализации, и знаю, что вы ученики шелта. Вы меня заинтересовали тем, что раньше духи стихий никогда не обучали магов, ну, моей специализации. Вот мне и стало интересно, что вы делайте в Вексельмюнде. Уж не ищете ли портал?

— Какой портал? — спина Роберта покрылась холодным потом, да и Тоня, заинтересовавшись, пододвинулась ближе.

— Тот самый, который искал предок, пан Чешковский, известный, как доктор Фортунус, — сказала Элигия Целеская, и её зелёные глаза сверкнули огнём. — Между нашим миром, и тем, откуда прибыла Алурия.

С пани Целеской, которая училась в пригороде Агис-Петросполя, кстати говоря, Роберт и Тоня засиделись до полуночи, так интересно она им рассказывала про тёмные дела её предка.

— Собственно говоря, тот визит, когда его прихватили светлые маги и отцы-инквизиторы был вторым, если не считать того, что в первый раз он до города не дошёл.

— Это как так? — заинтересовался Роберт.

— Так дело было в начале Полувековой войны, — разъяснила Элигия. — Тогда он был не таким сильным магом, и услышав о том, что в районе Вексельмюнде находится портал между двумя мирами, припёрся вместе с наёмниками Миллерштайна, которые осаждали Вексельмюнде. Ходили упорные слухи, что командующий обороной генерал Фаульпельц, по прозвищу «Пирожок», точно знает, где проход между мирами и получает из соседнего мира помощь. То ли магией, то ли продовольствием. Это было интересно не только Чешковскому, но и фон Миллерштайну. Уж неизвестно зачем такому кондовому вояке был нужен портал, но факт остаётся фактом. Он послал группу разведчиков. Они выкрали Фаульпельца, умудрившись утащить его из дома, где генерал квартировал со штабом. Помогал им доктор Фортунус, понятное дело, иначе бы их повязали в городе, и дело с концом. И притащить бы его в лагерь и начать допрашивать, так нет! Поставили недалеко от стен и давай пытать: чего задумал, как с помощью портала хотел оборонять город и где он сам?

— И что Фаульпельц? — заинтересованно спросил Роберт. — Сумел сохранить тайну?

Целеская и фыркнула, и пояснила.

— Он только и успел сказать странную фразу: планы любят тишину, как ему пушечным ядром снесло голову. И аккурат только одному ему, больше никого не задело. Какой-то умник успел сделать один выстрел со стены из пушки. Первый и последний раз. Пан Чешковский, так разозлился, что шарахнул молнией. И пушка расплавилась, и часть стены обвалилась.

— По твоим глазам вижу, что это не всё, — ехидно заметила Тоня.

— Естественно. Фортунус ему голову обратно приставил, а он даже тогда был сильным чернокнижником, понимавшим в некромантии побольше иных целителей, только толку-то? Так и стоял Фаульпельц, глазами хлопал и загадочно улыбался. Голову-то хоть и прирастили, а мозгов в ней не осталось. Вытекли. Миллерштайн посмотрел на эту пантомиму, тоже осерчал и приказал сжечь на костре.

— Кого? — не понял Роберт. — Фортунуса-Чешковского или зомби Фаульпельца?

— Обоих, — ехидно отозвалась Целеская. — Вот только если Фаульпельцу было уже всё равно, то Чешковский сильно обиделся. Костёр он затушил не только с помощью магии, но и естественных соков, а потом телепортировался.

— Моровую язву на его наёмников напустил? — поинтересовалась Тоня — она бы на месте Чешковского так и сделала.

— Нет. Хуже. Донос императору накропал. Мол, так и так, амбиции у вашего генералиссимуса зашкаливают, видит себя не кем иным, как новым императором. А дальше понятно. Недоброжелателей у Миллерштайна было побольше, чем врагов на поле боя. Отправили в отставку, отдыхать в родовое поместье. Только недолго он в отставке прожил. Одного из его командиров подкупили, и тот зарубил Миллерштайна в его же поместье. Напоследок, говорят, генералиссимус проклял Чешковского, чтобы и он принял смерть от рук своих последователей. За точность не поручусь, но Фортунуса, во-первых, добили здесь, в Вексельмюнде, а во-вторых, именно его ученики. Отцы-инквизиторы тогда в стороне стояли, смотрели, как маги друг друга глушат, и довольно улыбались.

— Мда. Печальная история, — вздохнул Роберт.

— Поучительная, — пожала плечами Антонина. — Стараешься, воюешь ради всех императоров и королей, а в награду тебя алебардой по темечку приласкают.

— Всё так, — улыбнулась ей Элигия, и Тоня почувствовала, как неприязнь к этой рыжей начинает спадать.

— Так зачем ты в Вексельмюнде? — уточнил Роберт. — Если здесь недолюбливают магов твоей профессии?